Жемчужное сердце

Рахмат, которого освободили и от оков и от пытки, лежал рядом с ним и спал сном праведника. Шанкар-Шарма была так довольна результатами пытки туранца, которой сама же его и подвергла, что даже приказала смазать израненное тело юноши целебными мазями, вероятней всего, добавив в состав сильнодействующий наркотик, сделавший сон молодого пленника длительным и спокойным.

Прислужник, легкой тенью возникший в темнице, снял заклятье, наложенное женщиной простым движением руки, в которой был зажат перстень Шанкар-Шармы. За его спиной маячили силуэты воинов с обнаженными саблями в руках.

Конан, едва лишь заслышав легкую возню за спиной, с настороженностью пантеры следил за посланником сквозь опущенные ресницы. Ему было прекрасно видно каждое движение вендийца, но ровное дыхание и безмятежный вид киммерийца могли обмануть кого угодно.

Старый Горчак, кряхтя, положил руку на смуглое плечо варвара, намереваясь разбудить пленника, но железные пальцы перехватили ее и сжали, точно клещи.

- Ах ты, пенек замшелый! – проурчал довольный Конан, вперив в посеревшее от боли лицо старика беспощадный взгляд синих глаз – Что же тебе от меня понадобилось, понос черного верблюда? Прирезать меня захотел, пердун старый?

Горчак, икнув от неожиданности, затряс жиденькой бородкой, округлив глаза от страха и громко испортив воздух, но варвар и сам уже приметил, что старик безоружен и смертельно напуган.

- Фу! – киммериец зажал нос и отшатнулся в сторону – Ну и горазд же ты бздеть, старче! Чего тебе надо? Эта потаскуха прислала?

Тот замотал головой, точно припадочный, заслыша, как непочтительно отзывается чужеземец о его госпоже, но, припомнив о шестерых стражниках с саблями наготове, слегка приободрился и сдавленным голосом прохрипел:

- Госпожа, госпожа желает тебя видеть, чужеземец. Немедленно!

- Да не трясись ты так, задница трухлявая, а то опять воздух испортишь и мне, придется тебя поучить хорошим манерам - киммериец довольно хмыкнул, радуясь хоть какому-то разнообразию.- Что ты пялишься на меня своими испуганными зенками? Я не питаюсь такой дохлятиной, как ты.

Отшвырнув в сторону тщедушное тело слуги, Конан потянулся и легко вскочил с каменного пола, разминая затекшие мускулы. Оковы на руках варвара звякнули, а тяжелая литая цепь с массивной железной гирей на конце потянулась следом за ним.

Озлобленный прислужник Шанкар-шармы поглядывал на могучего варвара недобрым взглядом прищуренных глаз.

« Прыгай, попрыгун, прыгай!- злорадствовал злопамятный старикашка – Ишь какой прыткий! Все равно к утру от тебя останется холодный труп, годный лишь на поживу крысам и гиенам!»

Конан вопросительно взглянул на старика, трясшего своей козлиной бородкой, и пнул ногой тяжелую железяку.

- Что стоишь, дедуля? Давай отцепляй от меня этот хлам, а иначе пусть ведьма сама шевелит ногами и несет свою задницу сюда!

Кряхтя от старости и шипя от злости, прислужник согнулся и, нехотя достав ключ, разомкнул оковы и снял цепь с ноги пленника.

Настороженные воины, бритоголовые и бородатые, повадками напоминающие скорей жрецов воинственной секты, чем настоящих солдат, следовали за киммерийцем и его провожатым по пятам.

Варвара нисколько не тревожил этот экскорт.

« Недотепы!- размышлял северянин, поражаясь недальновидности охранников – При желании половину из них можно передушить так же просто, как цыплят. Голыми руками».

Остановившись у незнакомых Конану дверей, прислужник поклонившись, отошел в сторону и, шмыгнув носом, распахнул их.

Сжавшись, точно от удара, старый Горчак на удивление быстро заковылял прочь от покоев своей госпожи.

Первое, что бросилось в глаза киммерийцу, так это огромное ложе, занявшее почти полкомнаты. Это была самая большая кровать, которую ему доводилось когда-нибудь видеть. Полдюжины мужчин, крупных, как сам северянин, вместе со своими подругами разместились бы на ней без труда, особо друг друга не стесняя. Два бронзовых светильника, изображавших мужчину и женщину, похотливо изогнутых в на редкость непристойной позе, освещали комнату, большая часть которой все равно находилась в полумраке.

Убранная черным шелком кровать манила к себе Конана и он, проклиная железные цацки на руках, плюхнулся прямо в постель.

Пышные занавеси, мягкие ковры, стены, задрапированные пестрым шелком – все это делало комнату жрицы похожей на альков офирской аристократки или изнеженной зингарской дамы, а бросив беглый взгляд на потолок, воин едва сдержал свое изумление.

Покрытый блестящим полированным серебром, потолок представлял собой зеркальную поверхность, отражавшую каждое движение киммерийца.

Женщина, уже несколько мгновений жадно пожиравшая варвара глазами голодного суккуба, словно тень скользнула на середину комнаты, словно дух, воплотившийся в царствующем повсюду полумраке. Длинное, облегающее платье, цвета сапфира, прекрасно оттеняло ее смуглую кожу, мягкую и упругую одновременно. Стройные ноги жрицы, обвитые тонкими золотыми цепочками, мелькнули перед восхищенным взором северянина в разрезе ее откровенного одеяния.

Тряхнув гривой блестящих темных волос, роскошных и умопомрачительно пахнущих травами, женщина присела рядом с киммерийцем, в волнении покусывая свои пунцовые губы.

Конан внезапно осознал, что больше не смотрит на жрицу с неприязнью, а с трудом может подавить свое желание протянуть руку и схватить, сжать в объятиях цветущее женское тело, сладкое и зовущее.

Шанкар-Шарма, словно читая его мысли, прикоснулась длинными пальцами с ярко-красными ногтями к железным цепям, сковывающим запястья северянина и, прошептав быстро и неразборчиво какое-то заклинание, начертала в воздухе, перед самым носом Конана, странный знак.

Киммериец отшатнулся в сторону, почуяв темную силу волшбы, но тут же обнаружил, что тяжелые браслеты из блестящего металла исчезли, превратились в горстку рыжеватой пыли у него под ногами.

Мягко улыбнувшись, женщина привстала с постели и отошла от варвара.

Неведомо откуда полилась нежная, протяжная музыка. Хищное выражение, которое было обычным для лица жрицы, пропало и она, приглашающее поманила рукой, позволяя ему разделить с ней ужин.

Варвар грязно выругался, негромко и сердито. Не мог он понять, что с ним происходит в этом неверном свете проклятых светильников. Он готов был поклясться в том, что когда дверь захлопнулась за старым вендийцем, комната казалась пустой и, не было в ней ничего, кроме светильников, освещавших помещение и огромной кровати, поразившей его до глубины души своими размерами. Теперь же, рядом с ложем стоял столик, сплошь уставленный изысканными яствами и запах шел такой, что у северянина, в последнее время испытывающего некоторое напряжение с едой, громко заурчал желудок.

Жрица грациозно присела на миниатюртый стульчик, так же не замеченный киммерийцем и принялась отщипывать крохотные кусочки от каждого блюда, словно демонстрируя киммерийцу свою доброжелательность, а самое главное, показывая, что еда не отравлена и вполне годна к употреблению.

Впрочем, северянина не надо было долго упрашивать. Его крепкие зубы впились в сочную мякоть хорошо прожаренного бараньего бока, с хрустом перемололи хрупкие птичьи косточки и безо всякой жалости поглотили целую гору тушеной в белом соусе рыбы, удивительно нежной и сочной.

Женщина все так же, мягко улыбаясь, подсовывала пленнику самые лакомые кусочки, не спуская с его лица больших, темных глаз, призывно блестевших и манивших северянина откровенным приглашением. Еще несколько мгновений назад, больше всего на свете северянину хотелось схватить вендийку за тонкую шею и, сломав ее одним легким движением руки, отомстить Черной жрице за все те пакости, которые она им устроила.

Перед глазами северянина промелькнуло искаженное агонией лицо матери маленькой Зиры, страшная морда демона-ракшаса, люди из болотного поселка, серые и похожие на тени жертвы черного лотоса, несчастная, юная княжна, сладострастно извивающаяся в танце невевесты….Однако, что-то удерживало могучего воина от решительных действий, от жестокого убийства женщины, виновной во множестве страшных преступлений.