Принцесса Америки

Отличие заключалось в том, что Джефф – мальчик, а Сэм – девочка, и когда они вели себя совершенно одинаково, люди оценивали это по-разному.

Если папарацци ловили Джеффа на шопинге, то он «тратил деньги по особому случаю», в то время как Саманту клеймили избалованной транжирой.

Если появлялись фотографии, как явно пьяный Джефф, спотыкаясь, идет из бара, говорили, мол, принц «выпускает пар». Саманту звали дикой тусовщицей.

Если Джефф давал отпор папарацци, он просто «проявлял твердость и защищал свою личную жизнь». Саманта была безжалостной стервой.

Хотела бы она посмотреть, что сказала бы пресса, если бы Беатрис позволила себе что-то возмутительное, но, разумеется, Беатрис никогда не переступала черту.

Да, Джефф в таком положении дел был не виноват. И все же… Сэм хотелось все изменить. Впрочем, это было не в ее власти.

– Не понимаю, что такого? – слабо запротестовала она. – Мы никому не навредили. Почему вы не дадите мне просто в кои-то веки насладиться жизнью?

– Саманта, ни у кого язык не повернулся бы утверждать, будто ты не наслаждаешься жизнью, – рявкнула Аделаида.

Сэм постаралась не показать виду, как ее ранили слова матери.

Королева тяжело вздохнула.

– Пожалуйста, ты не могла бы хотя бы попытаться достойно себя вести? У твоей сестры важный вечер.

Что-то в ее тоне заставило Саманту насторожиться.

– О чем ты?

Королева лишь поджала губы. Что бы ни происходило, Саманте она не доверяла. Как обычно.

Сэм наполовину пожелала перенестись назад, в тот момент в Таиланде, когда она повернулась к Джеффу и с вызовом подняла бровь, мол, давай сбежим. Или даже раньше, до того, как Аделаида стала смотреть на нее с таким явным разочарованием. Сэм вспомнила, как мама улыбалась ей, когда она приходила домой с рассказами, как прошел день в школе. Аделаида держала Сэм на коленях и заплетала ей французские косы, нежно расчесывая пряди.

Но какой толк? Никто не заботился, что на самом деле думает младшая принцесса; от нее требовалось просто заткнуться и не отвлекать внимание СМИ от идеальной Беатрис. Стоять на заднем плане. Быть видной, но неслышной.

Упрямо вскинув голову, Саманта пошла через зал. Что ж, теперь все могли обсудить ее платье, что переливалось, как дискотечный шар. Сэм смотрела гордо и с вызовом.

Она была почти у дальних дверей, когда увидела свою старшую сестру в строгом коктейльном платье, вероятно, ее первом наряде на вечер: обычно Беатрис несколько раз переодевалась за время бала. Она беседовала с какой-то сухопарой седой женщиной. Сэм не сразу поняла, что они говорят не по-английски.

Она поспешила мимо и остановилась у бара, в сторонке, чтобы никто не видел.

Куда же запропастилась Нина? Сэм достала телефон и набрала сообщение: «Пошла за выпивкой, подтягивайся». Затем подалась вперед и поймала взгляд бармена.

– Можно мне пива?

Он вопросительно уставился на Саманту. Оба знали, что во дворце на такие приемы пиво не подают. Слишком непритязательно, что бы это ни означало.

– Пожалуйста, – прибавила Сэм с самой милой улыбкой, которую только смогла изобразить. – Неужели у вас даже одной бутылки не найдется?

Бармен помялся, прикидывая риск, затем нырнул под стойку и секунду спустя появился с парой запотевших бутылок пива.

– Я вам его не давал. – Он подмигнул и отошел подальше от улики.

– О, отлично, я как раз искал, – раздался голос слева, и одна из бутылок пропала.

– Эй, это мое! – Сэм резко обернулась.

Парень, стоящий рядом с ней, откинулся на стойку, в его шокирующе голубых глазах отражался свет. Он выглядел на пару лет старше, примерно того же возраста, что и Беатрис, с непослушными светлыми волосами и точеными чертами лица. Если бы не ямочки на щеках, его идеальность была бы почти пугающей.

Кто же он такой? В отличие от большинства дворян, которые, по опыту Сэм, были довольно рыхлыми, парень обладал мускулистым телом спортсмена.

– Тише, бандитка. Не стоит надираться за двоих так рано.

– Ты сейчас назвал меня бандиткой? – переспросила Сэм, не зная, оскорбляться или восхищаться.

– Предпочитаешь «Ваше Высочество»? – Он насмешливо отвесил Сэм поклон. – Я, кстати, Теодор Итон. Друзья зовут меня Тедди.

Значит, он все же высокородный. Даже очень, на самом деле. Сэм понравилось, что он представился уменьшительным именем, когда по факту, как наследник герцогства, являлся лордом Теодором Итоном.

Итоны считались одной из самых выдающихся семей в Новой Англии со времен «Мэйфлауэра». Кто-то сказал бы, что они даже более американцы, чем Вашингтоны, которые, в конце концов, на протяжении большей части последних двух столетий мешали кровь с иностранными королями. Отцом Тедди был нынешний герцог Бостонский: один из тринадцати герцогов, награжденных Георгом I на самом первом Балу королевы. Эти семьи иногда называли старой гвардией, потому что герцогств больше не создавали. Конгресс ввел запрет на эту практику еще в тысяча восемьсот семидесятом году.

– Мы только что встретились и уже стали друзьями? Ты очень самонадеянный, Тедди, – поддразнила Сэм. – Кстати, в честь кого Тедди? В честь плюшевого мишки?

– Именно. Младшая сестра меня так звала, вот и прилипло. – Тедди беспомощно-весело развел руки. – А что, я не похож на медвежонка, который был у тебя в детстве?

– У меня не было плюшевого мишки. Только детское одеяло, которое я очень креативно назвала Одеялком, – ответила Сэм. – Вернее, раньше у меня было Одеялко. Теперь у меня только его половина.

– А вторая половина где?

– У Джеффа. – Да что на нее нашло, что она ему свою жизнь выкладывает? Наверное, все дело в обезоруживающей улыбке Тедди. – Одеялко нам подарил дедушка перед смертью. Нам обоим.

– Одно одеяло на двоих?

Сэм лениво повернула бутылку пива на мраморной стойке бара.

– Я думаю, он хотел, чтобы мы научились делиться. Не сработало, конечно. Когда папа поймал нас во время битвы за Одеялко, то взял ножницы и аккуратно разрезал ткань посередине. Теперь у каждого из нас есть своя половина.

Тедди посмотрел на нее – действительно посмотрел, эти сине-голубые глаза задержались на лице принцессы на секунду дольше, чем позволяли приличия. Сэм отчаянно пыталась понять, о чем он думает. Что он думает о ней.

– Похоже, иметь близнеца – то еще счастье. Хорошо, что мои братья и сестры все младше, – заключил Тедди.

Сэм пожала загорелым плечом. Ей хотя бы не пришлось сражаться с Беатрис – тогда король просто отдал бы Одеялко старшей дочери, даже не задумываясь.

– И я рад, что у моей сестры был медвежонок, а не одеяло, – продолжил Тедди. «Опять эти чертовы ямочки». – Иначе как бы меня тогда звали?

– О, даже не знаю. Одеялко Итон, как по мне, очень даже неплохо. По крайней мере, запоминается. – Сэм попыталась спрятать улыбку, но улыбка победила. – Итак, Тедди-который-в-честь-мишки, ты так же боишься сегодняшней церемонии, как и я?

– А должен?

– Ты явно никогда не был на Балу королевы. Отцу и Беатрис придется даровать титул каждому кандидату отдельно, в алфавитном порядке. Словно худший выпускной в мире, только выпускникам вручают не диплом, а патент о дворянстве.

– Судя по всему, я ошибся, когда сказал, что еще слишком рано надираться.

– Выпьем же за это. – Сэм стукнулась с ним бутылками, не заботясь, что чокаться пивом – плохая примета, или это только во Франции? – и сделала глоток. Все прочее пространство залы будто оказалось по ту сторону искривленного мутного стекла. Словно на вечер пришли только они двое.

– Хочу спросить. – Голос Тедди был теплым и слегка хриплым. – Почему ты прячешься здесь, у бара, а не фланируешь по залу, как прочие члены твоей семьи?

– Поверь, прочие члены моей семьи прекрасно справляются сами. Прямо сейчас моя сестра беседует с немецким послом по-немецки, – сообщила Сэм и закатила глаза.

– Ого, – медленно протянул Тедди. – Это так…

– Невыносимо?

– Я хотел сказать – впечатляюще, – ответил он, и Сэм покраснела. Но ведь правда, часто создавалось впечатление, будто Беатрис ведет себя так, чтобы остальные на ее фоне казались форменными бездельниками.