Сны Лилит

– Я хочу тебе рассказать одну историю, – говорит она, – если интересно.

Самое интересное в Лизе – это, конечно, её возраст. Но историю я тоже готов выслушать. Может быть, она мне подскажет что-нибудь, как прервать моё затянувшееся литературное молчание?

– Я лунатик, – заявляет она.

– Как?

– Самый настоящий лунатик.

– Ходишь во сне?

– Да!

– Ну ладно.

– Правда.

– И не просыпаешься?

– Нет.

– А как ты узнала, что ты ходишь?

– Два дня назад был один очень странный случай.

– Какой?

Лиза облизывает губы. Нам жарко. Прежде я любил лето и не любил зиму, а теперь, кажется, лето мне тоже становится не по нраву. Я многое разлюбил за последние годы. Подозреваю, что изменчивая любовь и нелюбовь к разным временам года – всего лишь свидетельство каких-то разрушительных перемен внутри меня. И бесплодие, наверное, тоже где-то в этой череде неочевидных закономерностей.

– Только никому не говори.

– Что ты!

С каждым годом лето – будто всё жарче. И вокруг только и разговоров об этом. Большинство находит, что да, климат меняется, я и сам не припомню, когда так потел и страдал. Мне тоже с возрастом начинает казаться, что я ещё не заставал ни такого жаркого лета, ни такой холодной зимы, ни такой одинокой осени.

– Я лунатик, – снова говорит Лиза. У неё легкий пушок на верхней губе. Наверное, с годами он потемнеет. Во что она вообще превратится, когда доживёт до моих лет? Будут ли у неё дети?

Мы доходим до конца аллеи, разворачиваемся и идём в обратную сторону. Кажется, я нашёл в ней недостаток. Теперь всё время буду думать про этот пушок, когда станем целоваться. И в трусах у неё жесткие юные волосы. Но это даже хорошо. Вот у моей жены там нет никаких волос, и я не особо от этого в восторге. Меня возбуждает в женщинах животное начало. До известного предела, конечно. Правда, этот предел я устанавливаю себе сам.

– Мне приснился сон, будто я очень хочу в туалет и никак не могу найти место. Ни присесть, ни юбку задрать.

– Какой интересный сон, – говорю я.

– Погоди, дело не в этом. Сон внезапно меняется. И я оказываюсь в ванне с какой-то девушкой.

– Какой интересный сон, – повторяю я.

– Она ложится на дно ванны, а я сажусь над ней и начинаю ссать прямо на неё. Так приятно ещё стало во сне. Я чуть не кончила. А потом получается так, что это ванная в нашей с мамой квартире. И я просто выхожу, иду к себе в комнату и ложусь спать.

– А девушка?

– Ну, она куда-то делась. Наверное. Не знаю. Не в этом же дело.

– В чём дело?

– В лунатизме. В общем, я проснулась рано. В пять утра, может. Солнце уже светило, как сумасшедшее. И я встала. Пошла в коридор, а там шкаф – дверцы настежь, половина вещей на полу. И посреди них моя сумка. Открытая. Полная моей мочи.

– Ого, – говорю я.

– Ого-го! И по полу тоже растеклось. Сумка вся раскисла. Это я сделала. Встала во сне, дошла до шкафа, вытащила оттуда сумку и нассала в неё. А потом опять легла.

– Напиши песню об этом, – я пытаюсь иронизировать. На самом деле я возбудился. Я тут же представил, как всё это происходит – всё, что было в её сне.

– Прикалываешься? При чём тут песня? Это же страшно. А вдруг я так с ума схожу? Если я вот так ночью встану и убью кого-нибудь?

– Кажется, был такой фильм…

– Я теперь всё время об этом думаю.

– Я теперь тоже.

– Нашёл о чём думать.

– А зачем ты мне такое рассказала?

– Потому что я боюсь.

А я думаю, чтобы произвести на меня впечатление. Но вслух этого, конечно же, не говорю. Пусть не знает, что я её раскусил. Я же в два раза старше, в десять раз опытнее, мне это не трудно. Мне и промолчать лишний раз не сложно. Мне бы, наоборот, собраться со словами, найти их.

– Если это было один раз, то ещё ничего не значит, – успокаиваю я, – может, ты просто так взрослеешь.

– Я и так взрослая, – говорит Лиза.

Какая она вульгарная, думаю я про себя. Молодая, хочет казаться раскованной и опытной. Вот взяла и запросто рассказала, как обмочилась во сне. Моя жена никогда мне ничего такого не рассказывала. Интересно, она мне изменяет? И если изменяет, то в разговорах с другим мужчиной она употребляет такое слово, как «ссать»?

– Конечно, мы оба взрослые.

– А почему ты развёлся?

– Жена полюбила другого.

– Ты её до сих пор любишь?

– Нет.

– Хочешь вернуть?

– Нет.

Меня злят эти вопросы. Дурацкие. Девчачьи. Я уже не в том возрасте, чтобы отвечать на такие вещи всерьёз. Я уже всерьёз ни в чём не уверен. Откуда я знаю, какую жизнь хотел бы прожить, и с кем? Сначала я хотел вернуть первую жену. Потом я хотел вернуть сына. Да кто мне его вернёт? Что упало, то пропало. У мужчин нет никаких прав на детей. Если у тебя отберут ребёнка или просто встанут между ним и тобой, тебе не поможет ни любовь, ни жертва.

– У тебя парень есть? – вдруг спрашиваю я, перехватывая инициативу.

– А я не знаю, – ухмыляется Лиза.

– Как это?

– Вот так. Пока не знаю.

Ах, вот оно что. Это намёк. Мол, сложится у нас что-то серьёзное или нет. Ох уж эти двусмысленные слова, приподнимающие тайну, как юбку. Впрочем, тут и тайны-то никакой нет. Для меня эта девчонка вся как на ладони. Со всеми её надуманными причудами. Для меня пока тайна, что у неё в трусах. Я бы там разобрался подробнее, в другой раз.

– А говоришь, взрослая, – разочарованно тяну я, – вот подрастёшь и всё узнаешь про парней.

– Думаешь, я девочка? Боишься?

Я снова её целую. Я уже это делал, знаю. Мужчины и женщины только воображают, что они совершают что-то особенное в любви и в постели. А на самом деле всякий раз одно и то же. Все на один лад. Женщина одна, лица разные.

Когда-то я думал, что никогда не избавлюсь от привычки постоянно влюбляться. Но всё проходит, прошло и это. Вот, надо же: такая возможность, чтобы влюбиться сейчас, – и не могу! Не хочу. Скучно. Лень. Даже не верится, что когда-то я мог навязчиво целыми днями думать об одной и той же девушке. Мысленно с ней разговаривать. Мечтать о ней. Словно моё бедное сердце взяло и отказалось от функций, которые ему больше не нужны. Без возможности всё восстановить. Но я-то, конечно, приспособился жить и с таким сердцем. Просто иногда боюсь, что мой творческий кризис как раз из-за этого. Из-за этой пустоты, которую я ничем не хочу заполнить.

– Хочешь прийти к нам на репетицию? – спрашивает Лиза.

– Хочу, – вру я. Меня её репетиция мало интересует. И вообще, не хотелось бы видеться с ней при свидетелях. Она начнёт со мной обниматься. Все всё поймут. Решат, что мы встречаемся. А это уже измена, скандал. Я, откровенно говоря, боюсь таких скандалов. И репутации неверного мужа тоже боюсь. Я привык думать о себе совершенно иначе. В своих сексуальных фантазиях я всегда представляю собственную жену даже тогда, когда с ней трахаюсь. Верный муж, так это называется? Пожалуй, да.

– У тебя наверняка появятся какие-то идеи, – размечталась она. – Ты нас послушаешь и что-нибудь подскажешь. Ты же писатель? Ещё и старый к тому же.

– Не называй меня старым.

– Был бы не старым, всё было бы по-другому.

– Как?

– А я не знаю.

И всё же интересно, изменяет ли мне Люся? Наверное, нет. Точно нет. Я уверен, что не изменяет. Но совсем не понимаю, почему. Что такое её верность мне? Страх? Лень? Благодарность? Или нерешительность?

– Ты странная, – говорю я.

– Угу, – кивает она. Я ей польстил. Это лучший комплимент, то самое, что она от меня хочет слышать. Она воображает себя особенной, ищет этому подтверждения в других людях, как в живых зеркалах. Но я кручусь ужом, не хочу, чтобы она в меня смотрелась. Лучше бы сам на неё попялился.

– Ты странная, но красивая, – добавляю я.

– Не такая уж и красивая, – неубедительно сомневается она, – в детстве вообще была страшненькой. У меня ещё и один зуб кривой.

И пушок растёт над верхней губой.

– В детстве все девочки так себе.