Кальмар. Книга первая

— Это что за херня, — вырвалось у меня.

— Почему херня доктор, — ошарашено ответил Гагик. — Это армянского разлива, отвечаю, — Гагик вытаращил на меня глаза.

— Да не эта херня, — постучал я ногтём по бутылке. — А что я там вижу, вот эта херня.

— Доктор, так что я совсем плохо выгляжу? Вы же говорили, что со мной теперь будет всё хорошо, а оказывается, совсем херня, — запричитал Гагик.

— Вы, это, Маркарян, не переживайте так, у вас со здоровьем всё хорошо, никакой такой херни у вас нет, а вот херня вот она тут образовалась, — совсем запутался я, внимательно рассматривая через бутылку кости своей руки.

Маркарян как-то бочком, задумчиво направился к двери, вышел и тихонечко закрыл её. Чудит что-то доктор.

Я же глядел через бутылку на свою руку и любовался косточками скелета. Что это значило, я решительно не понимал. Так через бутылку шамана я в игре видел внутренности человека, но здесь не игра, а я вполне отчётливо вижу. Херня точно.

Чтобы лучше видеть через бутылку, я начал экспериментировать. Во-первых, очистил её от мешающих смотреть этикеток. Потом вылил коньяк в пластиковую бутылку, а в бутылку из-под коньяка налил воду. Результата не было. Через воду видно не было. Опять налил коньяк. Опять стали видны внутренности руки. А если водку? Покопавшись в заначках, я нашёл бутылку водки и перелил её в бутылку Маркаряна. Видно стало несколько хуже. А если смотреть через водочную бутылку? Через водочную видно значительно хуже, но видно. А если туда добавить коньячка. Ага, резкость значительно увеличивается. Значит, в водке много воды и она ухудшает параметры прибора. Так я экспериментировал, переливая напитки из бутылки в бутылку, и отмахивался от коллег, забегавших ко мне и с интересом пялившихся на мои манипуляции.

Надо сделать прибор поосновательнее, чем маленькая бутылка, осенило меня. Я быстро пошёл в лабораторию и выпросил у них пятилитровую бутылку из под дистиллированной воды. Сказал, что для опытов надо. Лаборантки несколько удивились, но надо, так надо, доктору виднее.

Недалеко от клиники располагались различные торговые точки, в том числе и специализированные. Наскоро переодевшись, я чуть ли не бегом, направился в одно из этих заведений.

— Что покрепче есть, — спросил я у скучающей продавщицы.

— Вот бренди покрепче, — оживилась продавщица. — Вам сколько?

— Пять.

— Бутылок?

— Литров! — ответил я, а продавщица резко ускорилась.

Пришлось брать восемь бутылок по 0,7. Магазин сегодня план перевыполнил.

— Горе случилось какое, или празднуете что? — поинтересовалась довольная продавщица, отсчитывая сдачу с наличных.

— Не, с горя празднуем, — невпопад ответил я, беря два пластиковых пакета с бренчащим содержимым. Не объяснять же ей, что это чисто для научных целей.

В клинике все, кто попадался мне на пути, с любопытством поглядывали на мои звенящие покупки. А многие так с завистью. Палево, конечно.

Мой кабинет я приспособил под лабораторию. Считай, создал центр научной мысли всей клиники. Окинув взглядом батарею бутылок, я приступил к научным изысканиям, путём откупоривания бутылок и аккуратненько переливая содержимое в пятилитровку. Туда же отправился и коньяк армянского разлива. Запах в кабинете стоял специфический, но наука требует жертв. Зато результат превзошёл все мои ожидания. Прибор, получившийся в результате реализации передовой научной мысли, был выше всяких похвал. Фактически он заменял рентгеновский аппарат и томограф, но по цене, естественно, был несопоставим. Я рассматривал мельчайшие детали своей руки. Это был грандиозный прорыв в диагностике.

Это открытие надо было срочно представить своему научному руководителю, а именно шефу. Сказано — сделано.

Сеславинского я перехватил, когда он выходил из своего директорского кабинета.

— Витя, — я схватил шефа и горячо зашептал. — Пошли чего покажу. Я такое изобрёл. Закачаешься, — и потащил, упирающегося шефа к себе.

— Вот, впечатлись — широким жестом, радостно показал я шефу свои научные достижения, когда втолкнул Витю в кабинет.

На столе, в центре композиции, гордо стояла пятилитровая ёмкость, а рядом разместились порожние бутылки из под бренди, коньяка и водки. Я стоял, радостно потирая руки, а Витя впечатлялся, глядя на всё это.

— А там что? — кашлянув, спросил Витя, показывая пальцем на большую ёмкость.

— Там бренди и армянский коньяк, — начал выдавать технические характеристики прибора я. — Водку не лил, слабовата она будет, вот спиртику бы медицинского, может распорядишься чтоб выдали, чисто для научных целей.

— Спиртику? — внимательно посмотрел на меня Сеславинский. — И долго изобретал вот это? — он зачем-то понюхал бутылку из-под бренди.

— Почти месяц. Думал. Корпел, — отчитался я шефу. — И вот, наконец, получилось. Переворот в науке, однозначно.

— Месяц, значит, — задумался шеф. — Что-то у тебя раньше тяги к такой вот науке не замечалось. И вот, ни с того, ни с сего, торкнуло. Колись, что случилось? Когда к…. науке…пристрастился?

— Да ничего не случилось, — поморщился я от недогадливости шефа. — Главное результат.

— Вот смотри сюда. Что видишь? — спросил я шефа, приложив ладонь к задней стороне аппарата.

— Ну, лапу твою вижу. И чего на неё любоваться?

— Так, ты что, внутри лапы ничего не видишь? — ошарашено спросил я, — Косточки, сосуды, связки. Ничего не видишь? Я вот через этот аппарат, как на рентгене всё вижу, и даже лучше. Представляешь перспективы диагностики?

— Ага, уже представил! Представил, как ты подносишь к пациенту свой гениальный аппарат, рассказываешь, что у него болит, а потом, на другой день, нас успешно так лишают лицензии. Ага, представил. Знаешь что, давай-ка проветри помещение, пока народ не впечатлился как я, аппарат свой спрячь подальше и вот эту тару выбрось на помойку, если она тебе не очень дорога как память о научной деятельности. А потом…. зайди-ка потом ко мне, предметно поговорим, — Распорядился шеф и вышел в коридор, где уже толпилось с десяток любопытных сотрудников.

Шеф разогнал сотрудников по своим рабочим местам, а я начал собирать бутылки в мусорные пакеты и открывать окно для проветривания. Эксперимент явно не удался. Ретрограды нас не понимают. Это всегда в науке так. Как что-то новое и перспективное, так сразу спрячь и неотсвечивай. Ну ничего, я докажу этим ретроградам в лице шефа, всю степень его морального падения. Прибор мой ему, видишь ли не нравится. Может бренди ему не угодил? Всё-таки надо спиртику выпросить, думал я, пряча в шкаф до лучших времён большую ёмкость.

Надо серьёзно подумать, решил я. Думай голова, думай, а я тебе конфетку сладкую дам и витаминку. Машинально положив в карман витаминки, я пошёл по коридорам клиники, практически никого и ничего не замечая. Задумавшись, я чуть было не налетел на нашу пациентку из весёлой палаты ╧13 Воронову, которая стояла возле своей палаты, подпирая дверной косяк. Ираида Алексеевна как коршун внимательно высматривала, что творится в клинике. А тут я, чуть не налетаю на неё.

— Здрась, — буркнула Ираида.

— Ага, Воронова, здравствуйте, — ответил я и поинтересовался. — Колитесь, Ираида Алексеевна, как здоровье ваше, что нового в мире? Процедуры посещаете, не забываете?

— И не буду я колоться….я лучше сто грамм, — хмуро буркнула Воронова.

— Ага, тогда вот колёсико примите, — протянул я Вороновой витаминку. — И процедуры не забывайте, я проверю.

Воронова, что-то нечленораздельное произнесла и внезапно скрылась в своей палате, только её и видели. Я почти сразу забыл про неё, про витаминку, какие-то важные мысли всё крутились у меня в голове, и ускользали.

Потом, до позднего вечера, я посещал своих пациентов и сходил в нашу столовую перекусить на сон грядущий. Коллеги, что попадались мне по пути, почему-то загадочно мне улыбались, а некоторые даже подмигивали. Чего это с ними?

Придя в свою комнатку, я полюбовался в окно на Луну и завалился спать. Часа через два я проснулся, чтобы выпить минералки, захотелось что-то. Затем, уже лёжа в кровати, я начал вспоминать о жизни в Кальмаре. Улыбнулся от некоторых моментов. Ещё подумалось: вот как они там? С тем и заснул.