Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 22

Игорь начал нести муть. Отвернувшись от него, стреляю в лоб, оставляя бордовую дырку. Один вечер – три трупа, пришедших за мной. Отползаю в сторону от мертвого охранника, головой в колени упираюсь, все ещё держа в руках свой пистолет. Звон в ушах, настолько оглушительный, что я в прямом смысле заорал во всё горло. Надеюсь, соседи не вызвали полицию на шум у меня в квартире. Их мне точно сейчас не хватало. На коленях подползаю к кровати, где на подушке валяется телефон с шестью пропущенными звонками от матери. Не до нее мне сейчас, пусть обижается на меня, сколько влезет. В контактах нахожу администратора Валерия, секунду думаю над цифрами, стоит ли набирать, но всё-таки жму на сенсорную клавишу.

– Администратор, слушаю, – женский тонкий голосок приветствует меня. Анжелика. Ещё одна стервозная сука, которая проходу мне не давала первое время, все пыталась прыгнуть на мой член, потаскуха.

– Зови Валерия, разговор есть, – отвечаю грубо, не давая ей повода разговориться, любит она затуманивает разум слабым мужикам своими ядовитыми речами. Анжелика томно вздыхает, узнавая мой голос, словно кончила от одного только звука.

– Ах, Бес, – даже представляю себе, как эта дрянь сейчас улыбается, и накручивает на пальцы свои локоны. Будто абсолютно невинная девушка, как многие считают в начале своей "карьеры". – Мы заждались тебя, дорогой, – жалобно издает мурлыкаюший звук, от которого противно становится и горько во рту.

– Ты, блядь, собираешься Валерия звать!? Или тебе тоже выбить мозги, как Игорьку? – девушка мгновенно замолкает, понимая всю мою серьезность намерений.

– Одну минуту, – слышу, что отходит и спустя пару секунд трубку берёт администратор.

– Что?

– Оформляй заказ, Валерий, – грубо говорю.

– Имя, – тон официальный. Наверное, ещё не понимает, о чем речь идёт.

– Мне нужны чистильщики, пусть отмоют квартиру и уберут три трупа, – в трубке тишина после моих слов. – Не говори, что тебе не известно, – со скептицизмом произношу Валерию.

– На тебя заказа не было, – шуршит бумагами, проверяя акты. – Анжелика, – зовёт девушку, отстраняясь от телефона, но я все слышу. – Ты принимала заказ на Бесова? – она отвечает "нет". Я глубоко вдыхаю и выдыхаю, пытаюсь разобраться, что, чёрт возьми, вообще происходит. – Бесов? – Валерий обращается ко мне.

– Да, я здесь, – сил совсем нет, но я держусь.

– Со стороны клуба на тебя не было актов, я проверил, будь уверен, иначе ты был бы предупрежден. Это правило. – Валерий возмущен, что ситуация прошла мимо его носа.



– Мне, блядь, все равно, администратор, – я встаю и параллельно собираю свой рюкзак с вещами. – Пришли зачистку, и, пожалуйста, пришли мне код.

– Будет сделано, – слышу нотки радости в голосе администратора. В телефоне раздается щелчок оповещения смс-ки. – Добро пожаловать в строй. – Оперативно сработал Валерий. Отключаюсь. Ещё раз осмотрел комнату, решая, куда мне ехать теперь. Вариантов немного. К друзьям – нет, это риск. В первую очередь представлю их. К матери – тем более. Остаётся только свой собственный дом. С тяжестью на душе я отправляюсь на своем байке обратно домой – возвращаюсь туда, где все когда-то изменилось в одночасье, лишившись всего самого дорогого.

Глава 8

Маргарита.

Все самое интересное начинается со слов "я люблю тебя". А потом все заканчивается в тот момент, когда истинные лица показывают свою сущность. Быть любимой, словно окрылённой, ощущение самое прекрасное. И я его испытала, но обожглась так, что теперь это чувство мне кажется ядовитым яблоком Евы для Адама. Испытать его ещё раз? Думаю, что нет. Это наказание для двух противоположностей, потому что обязательно будут разбиты сердца. Вырваны из грудной клетки, раздавлены, раздвоены. Что же все-таки такое любовь? Самое настоящее истязание. И хорошо, если это чувство взаимное. А, если нет? Что тогда делать этому сердцу, что не нашло отклика в любимом человеке. Который нагло обманул, искалечил, а потом ушёл. Словно его никогда не было рядом. А в памяти, будто нарочно черный ящик по бесконечному кругу воспроизводит моменты, казалось бы, которые ещё тогда должны были насторожить. Но вот и сущность любви – она ослепляет. Закрывает глаза, не давая разглядеть настоящее. Образы реальности смываются, на их место приходят наши домыслы. Мысли покоя не дают, съедают изнутри. Со всей силы чиркаю на хосте линии – жирные, тонкие, прямые или извилистые. Это не важно. Хаос, поселившийся во мне, здорово помогает выплеснуть всю суть на бумагу или тряпичный холст, используя краски на жировой основе. Это самое дорогое искусство, приносящее желанное удовлетворение души. Словно так я живу и дышу. Благодаря этому выплеску я стою крепко на ногах, с ясной головой. Без намёка на то, чтобы уйти вместе с ними.

В мою рабочую комнату входит отец. Самый известный художник-пейзажист современности. Он объездил почти весь земной шар в поисках лучшего образа для своего холста. И нашёл. Бескрайние пустынные дали арабских эмиратов. Сколько картин посвятил, и каждая несёт в себе таинство создания мироздания. Папа говорит, что, наконец, нашел то, что так долго искал для мамы. Спокойствие и покой, с ноткой будоражащих чувства бурей. Словно так она с нами. Даёт знать, что видит и слышит, переживает за нас. И скучает. Отец подходит ближе, скрестил руки на груди, подперев одной свой подбородок, задумался, всматриваясь в мои каракули.

– В этом определённо что-то есть, – вдумчиво смотрит на холст, выискивает из этих чёрт что-то похожее на образ. Я тихо посмеиваюсь над ним, потому что папа всегда такой: слишком добрый ко мне, бережно хранит мои внутренние чувства, старается шутить и веселить, только бы его прекрасная девочка не грустила, не думала о плохом. Или, например, о том дне.

– Да брось, пап, – отмахиваюсь от него и случайно кисточкой трясу в руке, совершенно позабыв о ней. Краска мелкими каплями покрывает отцовский светло серый пиджак, оставляя фиолетовые пятна. Спохватились оба, скорее влажными салфетками стирать маслянистые разводы, но тщетно, лишь больше размазали. Хохочем. Папа снимает свою испорченную вещь, отбрасывает на стоящий рядом кожаный черный диван. Когда-то эта студия была его. В далёкой молодости он здесь практически жил, а теперь это мой дом – моё убежище, состоящее из комнаты, кухни и вот этого потрясающего кабинета, где я могу позволить себе воплощать и выплескивать на бумагу эмоции и чувства, создавая картины – портреты, или работаю с отцовскими пейзажами, довершая композиции. Я пока не определилась, куда хочу направить себя. В школе искусств, где мне приходится доучиваться, чтобы получить степень художника, госпожа Леока Франсовна обучает нас тонкостям портретного запечатления. Учит распознавать скрытые эмоции человека, ведь бывают люди, способные их утаивать глубоко в себе за своими масками. К этому числу можно отнести почти каждого из нас. Учит понимать смысл и передавать на холст настоящее, чтобы не было фальши. Чтобы случайный прохожий, или заядлый критик не смели сказать "не верю". Красками можно передать все что угодно, главное, не замаскировать то, что на яву, а с большей глубиной передать истину. Нравится мне эта женщина, возможно, даже благодаря ей, я смогла понять многие вещи, со стороны посмотреть, по иному оценить. Особенно, когда эти картины всюду развешаны по моей студии и напоминают самые значимые для меня моменты, отрезки жизни. В мою студию лишь двум людям разрешено входить, папе и верной подруге Веронике, с которой мы как сёстры, порой даже так и представляемся чужим людям. Потому что этого мы так хотим, а не за нас решают.

– Не волнуйся, – папа подходит ко мне и целует в макушку. – Что ты пытаешься передать сейчас, используя фиолетовый цвет?

– Мысли, – тихо и коротко отвечаю, а сама убираю кисточку в баночку с жидкостью, специальным раствором, чтобы масло не засохло на ней.

– Хороший цветовой выбор, – хвалит, затем берёт карандаш и прорисовывает некоторые детали, соединяя мои чёрточки, и вот, вырисовываются глаза, смотрящие на нас обоих. Папа отошёл чуть поодаль, снова внимательно рассматривает получившийся образ чего-то. И я понимаю, что сама ненароком вырисовывала того мужчину, с которым столкнулась в кафешке. Максим. Чувствую, как к щекам приливает кровь, потому что вспоминаю и нашу вторую встречу – поцелуй. Хочу прикоснуться к свои губам, будто вновь ощутить на себе губы мужчины, мягкие, тёплые и со вкусом ментоловых сигарет. Но воздерживаюсь, чтобы папа ничего не заметил, лишние расспросы мне не нужны. Его глаза – чёрные и бездонные врезались мне в память и вот уже неделю спокойно спать не дают. Преследуют, словно хотят узнать все тайны мира. И душа моя тянется к нему, желает поделиться, но мое сердце замирает и не хочет биться, вновь ощутить чувство любви. Я боюсь. Боюсь снова оказаться за бортом. Весь мой блокнот изрисован его лицом, потому что запомнила каждую чёрточку, каждую морщинку и даже родинку на скуле, спрятанной под порослью бороды. Черные глаза таят в себе боль, их выражение настолько впитало это ощущение, что теперь является единым целым, словно одно не может существовать без другого. Слегка хмурые густые брови, низко опущенные полосками, дополняли всю глубину его переживания. И, кажется, в то мгновение, я была готова сказать, что в чем-то его понимаю. Но в тот момент, когда Максим стал помогать собирать мои наброски, что я выронила из рук, когда мы встретились взглядом, будто что-то щёлкнуло между нами, солнечные лучи, упавшие на его лицо подчеркнули роговицы глаз, и настолько чернее чёрного цвета я не видела никогда. Увидев Максима в том кафе во второй раз, сердце ходуном в пляс пошло, отдаваясь грохотом у самого горла. Потому что каждый день высматривала его, как ненормальная. А увидев, разволновалась, будто девчонка малолетняя при виде красивого парня, волнующего мои внутренние чувства, давно уснувшие, а теперь будто очнулись от зимней спячки и требуют максимального разряда. Старалась смотреть куда угодно, но только не в их сторону, а глаза сами, то и дело поглядывали, запоминали каждое его движение. Подошедший мужчина, сидевший за одним столиком с Максимом, показался мне знакомым, долго вспоминала кто он, но так и не вспомнила. А его фраза, въевшаяся в сознание, будто толчком дала в грудину, и я вылетела пулей из кафе. "От любви ещё никто не умирал, Вишенка". Вишенка – ненавижу это прозвище, потому что с ним связаны не самые лучшие воспоминания. А его фраза, что от любви не умирают, вообще задела за живое, этот мужчина, как ножом по сердцу прошёлся, зная на какие точки надавить, чтобы человека лишить рассудка, и пуститься галопом бежать, лишь бы покинуть место.