Двойная оплата

– Ты, сука, совсем охренел? – рычит мне вслед, набирая на телефоне номер. Резко выдираю из рук трубку за провод, и вещь отлетает в неизвестном направлении, потому что я не смотрю на неё.

– Значит, дело в процессе, говоришь? – сузив глаза, сквозь зубы проговариваю вопрос. Влад кивает головой в знак согласия, движение еле уловимое. – А как объяснишь, что нашел среди других дел, что нужно в базу данных внести, а? – уже ору на него, а Грозный с ошалевшими глазами уставился на меня, словно в шоке, но мотает отрицательно головой. Я намеренно не стал говорить, что мальчишка его заметил среди этой кипы, чтоб не подставлять под удар.

– Ты совсем с катушек слетел, Бесов? – Грозный уже пришел в себя, вытирая попутно салфеткой кровь из носа. Обессиленный, уселся на свой стул, который поставил на место. Делаю шаг вперёд, заинтересованный таким поведением. Смотрит на нетканую материю, затем опять на меня. – Крепкие удары, однако. Поднатаскался?

– Я тебе задал вопрос. Отвечай по-существу, – терпение во мне уже иссякает, третья нападка будет фатальной для кого-то из нас.

– Был дан приказ свыше, – так просто отвечает, словно его это не касается. Словно Женя ему никто, а Сашка тем более. – У меня не оставалось выбора, Бесов, – шмыгает носом, и я слышу, как сглатывает свою собственную кровь. Устремил свой взгляд на меня, совсем изнеможенный, но теперь подозрительный и готовый к очередной схватке. – Иначе, лишился бы своего места.

– Сука, ты, Грозный, – зло бросаюсь словами, ушам своим не веря, что Влад променял свою семью на место начальника, на ту грязь, что окружает нас обоих.

– Ты не понимаешь, – усмехается он. А я с удивлением глянул на него, словно спрашиваю, чего именно мне не понять, блядь, когда все видно и так. Дело закрыли, виновные на свободе – смеются, живут и дышат, наслаждаются, словно боги, когда хотят, тогда и совершают самосуд, прекрасно зная, что есть спасение от всего мира. – Уберут меня, уберут и тебя. Никто не станет терпеть твои сраные выходки. Блядь, – Влад берется за нос и резко вправляет кость на место, плоть выровнялась и снова кровить начала. Хрус отчётливо был слышен в кабинете, где я продолжаю стоять и слушать его бредни.

– Что ты несёшь? А впрочем, пошёл ты к чёрту, – разворачиваюсь и выхожу из его убежища, оставляя Влада в очень прекрасном состоянии, в след бросая: – Я сам займусь своим делом, и ты мне не помешаешь.

– Ты идиот, Бесов, если так считаешь, – с насмешкой в спину отвечает, и я замираю, метнул в него своим колким взглядом.

– Не нарывайся, – предупреждаю, сжимая руки в кулаки, вновь готовый дать этому придурку по роже, но нас прерывает вошедший босс. Капитан Варламов, а рядом с ним прокурор Ворошилов.

– Я не понял, это что за побоище? – он смотрит то на меня, то на Влада, охренев от увиденной картинки. У меня ссадины на костяшках пальцев, а лицо Влада отличный натюрморт, потрясающая пища для художника. Грозный соскочил со своего стула, готовый выслушать нагоняй, когда как мне абсолютно похрену на все это. Продолжаю идти мимо своего босса, лишь кивнул головой в знак приветствия, тот лишь сжал губы в полоску, но слова мне не сказал, когда я оставил эту четвёрку в лице Грозного, Вероники, что вжалась в свой стул от шока, прокурора, кстати, тестя, моему Ромке, и капитана Варламова – тот гром и молнии начал метать во Влада, стоило мне хлопнуть дверью. Сам разговор я не слышал, потому что не намерен подчиняться правилам и оставаться на рабочем месте, выполняя бессмысленные бумажные дела.

Надеваю свой шлем, завожу мотоцикл и срываюсь с места, выжимая из машины все силы и ту мощность, на которую способны цилиндры двигателя. Машины бросаются в рассыпную, завидев меня издалека, кто-то в след сигналит то клаксонами, то просто мигают фарами. Через пятнадцать минут вламываюсь к себе на квартиру, игнорирую своих соседей, которые вышли на звук моих матов, пока дверь открывал. Но стоило мне кинуть своим взглядом, как трусы попрятали свои испуганные головы обратно за дверь, запираясь на все замки, которые имелись в арсенале. Грудину сдавливает не на шутку, снимаю с себя рубашку, вместе с ней летит кобура, пропуск и ключи со шлемом. Быстрым шагом захожу в ванную, где до сих пор зеркало разбитое, покрытое паутинкой обломков. Всматриваюсь в изображение, избегая собственного взгляда, и вижу синяк под грудиной с правой стороны. Притрагиваюсь, сука, больно. Скорее всего ребро сломал, или на кости трещина. Блядь, ещё этого не хватало. Набираю в лёгкие воздуха, вдыхая глубоко, проверяю насколько все серьезно, но вроде не так все плачевно. Возвращаюсь в комнату, по пути набирая Степану "Джокеру", несколько гудков и слышу его голос. Как всегда подозрительно спокойный, хотя лишь это его видимость.

– А, бес спустился с небес, – шутит, хохотнув, приветствует меня.

– Нужна помощь, – коротко отвечаю Степану, перебивая его шуточки.

– В чем дело? – теперь Власов обретает серьёзность, готовый ко всему, стоит только свиснуть.

– Да, похоже, ребро себе сломал, ехать в больницу не хочу. Всюду ищейки марленовские.

– Ясно. Сейчас буду. Если боль нестерпимая, ляг в ванную с прохладной водой. Дышишь как? – обеспокоенно задаёт вопросы, а на заднем фоне слышу скрип двери из морга. Степан в своем царстве, где всегда тихо и спокойно. Бывало и такое, что он разговаривает со своими временными гостями. Поддерживает их, пока выполняет работу анатома, вскрывая животы и проводя свои подсчёты. Брр, как вспомню, когда однажды вошёл без стука, а у него в руках почки и он их на весы кладёт, с безумной улыбкой на меня уставился и шутками своими профессиональными подкладывал, смысл которых до сих пор остаётся для меня загадкой. Одно дело выстрелить, лишить жизни, нагло забирая эту ценность, другое, видеть человека изнутри. Безумие, как и я сам с каждым днём становлюсь безумнее, лишаясь рассудка. И вновь глаза Маргариты с нашим поцелуем всплывают во всей этой черноте. Словно глоток свежего воздуха, взялся из неоткуда, и зовет меня, манит пальцем, приглашая в свое царствие небесное.

Ложусь на кровать и закрываю глаза, тело расслабилось, и напряжённые мышцы ныть перестали, будто дух на время покинул плоть. Сам не понял, как заснул, совершенно без каких-либо снов с сотнями потухших глаз, только одно отчётливо разобрал, как молодая девушка в танце кружит, русые волосы развиваются лёгким шлейфом, и будто чувствую её личный аромат – вишня с корицей. Затем подхожу к ней и обнимаю сзади, губами провожу по её шее, обхватывая талию и прижимая к своей груди. Все в тумане и необычном дурмане. Девушка томно вздыхает, и плавно руками огибает за шею, притягивая меня к своей спине ещё ближе. Касаюсь её всюду, провожу ладонью по уже голому животу, груди и шеи. Мягкая, нежная и теплая. Разворачивается ко мне со своими шоколадными глазами, устремляя взор прям в мои черные бездонные глаза. Начинает целовать до беспамятства, буквально воздуха лишая, иссушая меня до дна. Высасывая все силы, отстраняясь от неё, и вижу уже другую в своих объятиях – Женьку с потухшим взглядом, обидчивым. Шарахаюсь от неё, ударяясь спиной о бетонную стену, попадая в коробку, в которой нет ни конца, ни начала – бездна. Бесконечная бездна. И я в ней лечу, полностью окутанный пламенем ада. Кожа испариной покрылась, будто в реальности все это происходило. Из сна вырывает трель дверного звонка, соскочил с кровати, совершенно позабыв о своей боли в груди, поднялся на ноги, дыхание сперло снова, но бодрым шагом иду и отпираю её, встречая Власова с персональным чемоданом на все случаи жизни.

Глава 7

Чтобы достучаться до небес, как минимум туда необходимо попасть. И вся суть становится яснее некуда. Передо мной стоит Власов со своей улыбочкой косой, щёлкает языком, уже сделав какие-то выводы.

– Проходи, – приглашаю его, и только сейчас понимаю, что друг увидел мой голый торс, где виднеется знатный синяк.

– Не говори мне, что ты упал, – Степан ухмыляется и располагается на кухне. Раскрывает чемоданчик, надевает резиновые перчатки, указывая кивком на стул. Прохожу мимо него, в голове туман, потому что все ещё преследует образ жены и девушки Вишенки. Поселились обе глубоко под кожей, в мозгах, скручивая меня и выворачивая наизнанку. Присаживаюсь на стул, опустился лбом на обе руки, в висках невероятная боль, гудит и душит меня, сжимает в крепкие тиски и не отпускает.