Страница 30 из 35
Именно такой, холодной и неприступной она подошла к отцу, и улыбнулась, глядя в серые, как сталь его меча, глаза. Но он не взглянул на нее. Смотрел в зал, и лицо его выражало недоумение и неверие в то, что видел.
- Ты словно увидел свою фьюлью, - усмехнулась она, глядя как округляются его глаза, и резко развернулась.
- Боюсь, что так и есть, и боги призовут меня совсем скоро.
- О чем ты? - нахмурилась Инглин.
- Скажи дочь, ты видишь девушку с темными волосами и огромными глазами в лисьем плаще? Или мне следует готовиться к погребальному костру?
Инглин отыскала взглядом ту, о ком говорил отец.
- А, нет! Не спеши в Золотые Чертоги. Пируй сегодня здесь. Это фракийская вельва, что Хальвдан привез с собой. Ее называют Бертой Фракийкой, - и тут же встрепенулась. - Ты знаешь ее?
Но отец не ответил. Он спустился с возвышения и прошел сквозь толпу, словно его дрэкки, разрезая ее клином. И остановился в шаге от девушки, что дочь назвала Бертой Фракийкой. Поначалу он подумал, что это и правда боги послали ему предупреждение о скорой смерти в образе той, что годами занимала его мысли. Но теперь видел, что это не так. Девушка была из плоти и крови. Смеялась, подставляя горячему очагу озябшие пальцы. И куталась в меха, прячась от холода. Отвечала на шутки Рыжего Ульва и Бьерна Кормчего. Но завидев ярла, умолкла, прищурилась, словно старалась увидеть что-то не видимое другим.
- Так вот ты какой, ярл Олаф Удачливый, - улыбнулась она и заметила, как что-то мелькнуло на лице старика. Досада?
Берта жутко нервничала, отправляясь на Йольский пир в дом того, кто был ее дедом, и которого не видела ни разу. С одной стороны было страшно встречаться с ним. С другой - интересно, кто тот человек, которого Гесса, которую в Норэгр знали как Колдунью, прождала всю свою жизнь.
Годы пощадили его. Серебро в его бороде еще не стало молоком. А движения не были старческими. Хотя и Хельги Жрец двигался так, словно годы проходили мимо него. Его взгляд был остёр и, можно быть уверенным, что рука еще способна держать оружие. Но в глазах не было юношеского огня. Его заменила старческая мудрость.
- Скажи, что я не выжил из ума и ты не Гесса по прозвищу Колдунья, - сказал он хриплым от волнения голосом.
- Нет! - мотнула головой Берта. - Но я хорошо ее знала.
Теперь и ярл видел, как жестоко обманули его глаза. Берта Фракийка была и правда похожа на его Гессу, но гораздо выше, черты лица мягче, а сама казалась моложе той вельвы, что он знал.
- Поговаривают, что и в твои глаза посмотрела Фригг при рождении? - спросил Олаф, не в силах подобрать нужные слова.
Берта поморщилась, словно хлебнула кислого эля.
- И это все, что тебе интересно? - спросила Берта, не скрывая досады.- Да! Я тоже избрана богами, как и моя бабка. Хочешь, чтобы я рассказала о ней?
Олаф не знал, хочет ли. Он никогда не знал страха в бою, но сейчас боялся. Меньше всего ему хотелось знать о том, как сложилась судьба Гессы. Неведенье лучше правды, какой бы она ни была. Он часто представлял, как там вo Фракии Гесса Колдунья стала чьей-то женой. И ярость растекалась по его жилам. Или наоборот, что она осталась одна и несчастна. Но тогда и Олаф тосковал и запивал тоску элем. Даже жены и рабыни не смогли развеять воспоминание о жарких ночах, что подарила ему когда-то фракийская вельва. А время не стерло память о ее ласках и стонах.
- Позже ты расскажешь мне о ней, - сказал ярл Олаф. - А пока пора праздновать Йоль. Иначе инеистые великаны придут к нашим домам.
Берта кивнула. Не такой она видела эту встречу. Но и на другую не рассчитывала.
- Пора поджигать костры, ярл Олаф, - подошел к ним седой воин, имя которого Берта не знала.
Но и он не сводил глаз с лица вельвы. Словно не верил им. И Берта вздернула подбородок и улыбнулась ему, будто подтверждая его догадку.
- Ярл, тебе не стоит задерживать людей, - сказала она. - Мясо лучше есть горячим, а эль пить холодным, если не хочешь, чтобы гости твои роптали.
Олаф отвел глаза и направился мимо все так же улыбающейся девушки. И только когда почти все гости, накинув на себя звериные шкуры, чтобы защитится от темных злых духов, которые особенно злы в Йольскую ночь, покинули дом, улыбка ее померкла.
- Сегодня нельзя грустить, Берта. На рассвете родится молодое солнце. Не пускай в мысли темноту, что особенно сильна в эту ночь, - сказал Бьерн, обнимая ее за плечи, и Берта снова улыбнулась.
И правда, не стоит грустить о прошлом. К тому же ничего не изменить, так зачем ворошить раны, что давно остались только шрамами? К тому же не ее.
А потому Берта веселилась со всеми. Танцевала у костров под бой барабанов и песни лиры и тагельхарпы. Принимала благословение великих богов, что каплями крови жертвенного быка разлетались над толпой с руки Хельги Жреца.
И только когда во рту стало сухо, а тело разгорячилось так, что она то и дело порывалась снять лисий плащ, Берта покинула площадь, чтобы хоть немного промочить горло.
Бочка с водой нашлась не так далеко, и девушка зачерпнула воды, утоляя жажду.
- Знаешь ли ты, как опасна Йольская ночь, Берта, - спросил низкий чуть хриплый голос, который она узнала бы и на поле битвы. - В ней таятся темные альвы, что утаскивают молодых девиц. Потому и не отходят от костров далеко. Только колдуньи не боятся темноты этой ночи.
Берта повесила опустевший ковш обратно на бочку и развернулась лицом к говорившему. Он давно бросил шкуру с оскаленной головой волка, и только лицо его так же осталось перемазано сажей.
- Ты боишься за меня, Хальвдан? Или меня? Я уже не раз говорила, что не знаюсь с колдовством, - сказала Берта и попыталась обойти его, чтобы снова вернуться к гуляниям.
Но не получилось. Руки Хальвдана крепко обхватили ее стан и сама не заметив как Берта оказалась прижата к грубо обтесанной бревенчатой стене.
- Лучше бы ты зналась с колдовством. Проще было бы объяснить то, что твориться со мной, - прошептал Хальвдан у самых ее губ, и сердце Берты ответило на эти слова таким гулким стуком, что кровь прилила к щекам, а в голове зашумело.
- Тебя ждет жена, - сипло сказала она, чувствуя, что во рту снова пересохло, словно и не пила воды совсем недавно.
- Как я могу думать о ней, если все время ищу тебя взглядом?
- Что ты хочешь от меня? - устало спросила Берта.
Но вместо ответа его губы накрыли ее, и тело мимо воли откликнулось уже знакомым ей жаром, не меньшим, чем от Йольского костра. Берта не могла оттолкнуть его, слишком неравны были силы. Да и если говорить по правде, не хотела. Ее мысли разлетелись, как стая испуганных воробьев, и остались только чувства, что сжигали ее изнутри. Пожар, что горел в животе и не давал дышать. Скрипнула дверь за спиной, и они оба ввалились в клеть, где хранилось сено для скота.
Упал под ноги длинный плащ, сшитый из лисьих шкур. А за ним и рубашка из крашеного сукна, со строгой мужской вышивкой.
И когда ладонь покрытая мозолями накрыла девичью грудь, спрятанную под слоями ткани, клеть огласил стон, похожий на всхлип.
Хальвдан сам бы не мог сказать, зачем все это делает Но слишком долго он обманывал себя, уговаривая, что это наваждение пройдет Слишком сильно желал ее. Воспротивься она, и все равно не смог бы уже остановиться. Даже если бы пришлось заплатить за это своим посмертием. Он лихорадочно гладил ее тело. Горячее. Податливое. Теперь оно не было таким тощим, каким он запомнил его во Фракии. Оно не было по-женски нежным. Долгие тренировки с Бьерном сделали его таким, каким должно быть тело воительницы, а не жены и матери. Ее ноги, длинные и сильные, как ноги оленицы... его разум мутился, когда рука скользнула под подол длинного сарафана, поднялась выше...
Он не видел ее лица. Слишком темно было, но отдал бы многое, чтобы увидеть затуманенный взгляд огромных темных глаз. Зато слышал, как прерывалось ее дыхание и с всхлипами вырывалось из груди.
И когда руки ее обвились вокруг его тела, а маленькие ноготки прошлись вдоль спины, он уже не мог сдерживаться.