Любовь не продаётся

— Миша? Это ваш сын? — спросил я.

Нечего не понимал. Ведь Женя говорила, что Миша — это ее сын, разве нет?

— Да, — ответила женщина и кажется не придала моему вопросу должного внимания.

Связь давно уже разъединилась, а я все сидел с прижатым телефоном к уху, и думал о том с какой все-таки двуличной, и в то же время отчаянной девушкой столкнула меня судьба. Жаль, у меня нет времени разгадать всех ее тайн, завтра я должен быть уже в Москве, а там… Будь что будет. Лишь бы оклемалась. На крайний случай, мои дела не вечные, а после я собирался вернуться в Волгоград, чтобы решить вопрос с родительским домом.

В телефон Жени я внес свой номер и совершил с него дозвон на свой сотовый, сохраняя эти десять цифр в телефонную книгу. Не знаю зачем это делал, но был уверен, что позвоню.

Не помню, как добрался до больницы, как дошёл до регистратуры. В руках я держал Женин рюкзак. Мне сообщили, что девушка находится в реанимации, ее прооперировали и она ещё не пришла в себя. Прогнозы давали благоприятные. И на том спасибо. Все-таки вся жизнь у девушки еще впереди. Я оставил ее вещи у медсестры и со спокойной совестью, но с огромным камнем на сердце покинул стены больницы.

Я мечтал умыться, принять душ, позавтракать и лечь спать. Хотя бы на пару часов. Потому как не представлял, как поеду с такой головой в Москву. Такое чувство что по мне самосвал проехал и сравнял меня с землёй. А вместе со мной и все мои чувства. Я был эмоционально и морально опустошен, испит до дна и обессилен.

Захватывающее возвращение на малую родину. Ничего не скажешь.

12 глава. Евгения

Приоткрыв глаза, я сразу почувствовала, как ноет и болит верхняя часть тела. В голове будто оказалась легкая и воздушная вата, а глаза не могли толком ни на чем сфокусироваться. Наверно так беспомощно и разбито я ещё не чувствовала себя за всю свою жизнь. Перед глазами все вертелось и кружилось в хаотичном беспорядке. На мгновение я даже подумала об экстремальных аттракционах. Захотелось закричать и попросить, чтобы движение остановили, и я бы смогла сойти на землю. И когда уже собиралась открыть рот, то обессилено закрыла глаза и снова проваливалась в какую-то черную пропасть, из которой не могла выбраться самостоятельно. Из темноты меня то и дело вырывали неприятные запахи и голоса, но потом я снова летела в нескончаемую бездну. Мне хотелось поднять руки, за что-нибудь ухватиться, но все мои попытки заканчивались безуспешно. Словно я находилась в бреду и кроме боли ничего не могла больше чувствовать. Сильно жгло грудную клетку и левое плечо, а ещё иногда я ощущала на своем лбу слипшиеся мокрые пряди волос.

Не знаю сколько длилось это беспамятство, но когда я снова открыла глаза, то не увидела привычных ярких вспышек. А даже смогла рассмотреть свои руки и белую простынь, которой была укрыта чуть ли не по подбородок. Поняла, что все позади, и все те ужасные минуты, будто бы я была подвешена головой вниз, тоже закончились. Словно я вышла из глубокого сна. Ощущала себя разбитым блюдцем, и не могла оторвать голову от подушки.

Меня мучила жажда, горло саднило и мне хотелось обхватить его руками, сжать, чтобы не чувствовать этой неприятной сухости во рту. На глаза, как будто кто-то надавливал сверху — те так и норовились снова сомкнуться от накатывающего бессилия.

— Нет, все моя хорошая, спать больше не будем, — услышала я незнакомый голос и напряглась.

В сознание снова яркими вспышками ворвались одно за другим воспоминания. Артем, Эндар, пощечина, парковка, отморозки — те самые, что накануне едва не затащили меня и брата в свою машину, снова Артём, нож, блестящее лезвие которого как сейчас увидела перед глазами, затем боль и пустота. Огромный пробел.

Бессмысленно было спрашивать, где я. И так понятно что в больнице. Пошевелила пальцами рук и ног, и облегченно выдохнула, почувствовав отклик своих конечностей. Не хватало ещё в таком молодом возрасте остаться овощем и обузой для матери.

— Мама! — я сильно дернулась, ощущая боль в верхней левой части и зажмурила глаза.

Переждав, когда пульсация немного поутихла, снова попыталась приподняться.

— Мне нужно позвонить матери!

— Спокойно! Ты что делаешь? Рано тебе вставать. Полежи немого, позже встанешь. Ты столько крови потеряла, что и захочешь встать — не получится. В обморок сразу упадёшь. Нужно сначала восстановиться немного. А то подвиги вздумала совершать! — назидательным тоном говорила медсестра. — Приходила мама, не беспокойся. Сейчас понаблюдаем за тобой и переведем из реанимации в общую палату.

Ничего не оставалось, как послушно кивнуть. В одном я была согласна с женщиной в белом халате — достаточно уже насовершала подвигов. Как теперь выкручиваться только? Да ещё и экзамены на носу… О чем я только думала? Позвонила Артуру — охраннику клуба — и отошла бы в сторону. Нет же, полезла в самую гущу. Сама била Артема по лицу и сама же побежала его спасать. Не иначе, правду говорят — все бабы дуры. Другого определения и не подобрать. Но… отмотай время назад, я поступила бы так же. А еще я отчетливо помнила красное пятно на рубашке Артема… Значит и он пострадал тоже?

— Парень? — прохрипела я, снова вспомнив о жажде, и сглотнула ком.

— Что? — женщина вопросительно на меня посмотрела.

— Хочу пить, — сумбурно высказывалась я, переходя от одной темы к другой.

— Нет, потерпи немного, через часик я приду и принесу воды.

Час? Я едва не расплакалась, услышав о таком отрезке времени. Казалось, не сделай я глотка воды и иссохну в это же мгновение. Рассыплюсь в прах!

— А парень? Как я здесь оказалась? — совсем ничего не помнила после того как получила удар ножом.

Помнила лишь, что точно пришла не сама.

— Ну, наверно, он привез тебя, — женщина пожала плечами. — Я всего лишь медсестра. А принимали тебя в другом месте. Ты что же, не помнишь ничего?

— Без сознания была, — ответила я, пытаясь восстановить последовательность событий, перед тем как оказаться здесь.

Но все что помнила — это блестящее лезвие ножа, сильные руки Артема и его встревоженное лицо. И гамма неприятных и болевых ощущений, а еще запах крови. От него у меня сразу кружилась голова, и сжимался желудок. Даже от одного упоминания становилось не по себе.

— А мой рюкзак и телефон? — вспомнила я о личных вещах.

— Все на посту, но в реанимацию никаких вещей я тебе не принесу. Не переживай, мама приходила, с врачом они поговорили. Ты теперь лежи и отдыхай, — я снова почувствовала усталость. — Тебе наложили семь швов, рана оказалась не сильно глубокой, ни сухожилия, ничего не задето. Но операция сама понимаешь… Нужен покой.

Интересно сколько времени я находилась в беспамятстве?

Я шумно выдохнула. Нет, ничего не понимаю. Как такая нелепость могла со мной повториться? Ведь снаряд дважды не попадал в одну воронку. Наверное, мой случай исключение из правил, если те отморозки решили устроить моему спасителю акт возмездия в тот самый момент, когда и я оказалась поблизости.

Но героиней я себя не чувствовала, и даже более того, не понимала зачем в это ввязалась. На душе скребли кошки, острыми коготками они вонзались в кожу и медленно сползали вниз, проникая так глубоко, что боль казалась нестерпимой. Я ощущала всем своим естеством, что настал конец былой и размеренной жизни. Лежала в палате, обмотанная многочисленными проводами и точно находилась ни на грани жизни и смерти, а на пороге собственных открытий. Сейчас я явственно осознавала, что не хочу возвращаться в прежнюю жизнь, врать матери, танцевать в этом клубе. Скрываться и вести двойную жизнь, словно была агентом под прикрытием. И вопреки всем доводам разума я желала уехать из города. Лишь мысль о маленьком братишке причиняла мне душевную боль. Я только думала о дальней дороге и разлуке, а сердце уже рвалось в клочья.

Ближе к вечеру меня перевели в обычную палату. Одноместную, что весьма меня удивило. Я сразу подумала об Артеме и что это его рук дело. Мать точно не оплатила бы мне пребывание в таких хоромах. Не по средствам нам это было.