Страница 86 из 91
– Что ж, я составлю список трещин и протечек и отправлю сюда команду в сопровождении констеблей, – сказал Билл. – Мы не можем рисковать… – он замолчал, уставившись на маленькую фигуру в платьице. Девочка двигалась в полутьме сортировочной комнаты пневмопочты. Загремели стальные ботинки, огромный металлический силуэт возник позади нее.
Большой Папочка и Маленькая Сестричка. Она весело скакала с огромным шприцем в одной руке и напевала песенку, слова которой они не могли толком расслышать. Что-то о «мистере Пузырьке» и «ангелах». Ее огромный компаньон тяжело ступал рядом.
Билл и Карлоский с неприятной смесью зачарованности и отвращения смотрели, как маленькая девочка присела на корточки рядом с неуклюже распластавшимся, лежавшим на животе трупом и вонзила иглу в его шею. Она что-то сделала со шприцем, счастливо щебеча самой себе, и он начал светиться от извлеченного АДАМа.
Билл подошел ближе к окну и наклонился, чтобы получше рассмотреть Маленькую Сестричку:
– Карлоский, это Маша?
Карлоский тяжело вздохнул:
– Да, может быть, может, нет. Для меня все Маленькие Сестрички похожи.
– Если это она, я обязан вернуть ее родителям, это мой долг!
– Мы пытались, Билл! Ты говорил со множеством людей – никто не поможет.
– Вот поэтому-то придется сделать все самому прямо сейчас…
– Пожалуйста, не спорь с Большим Папочкой, Билл… ох, здесь сплайсер!
Сплайсер-паук карабкался по потолку вниз головой прямо над Маленькой Сестричкой. В одной руке он держал кривое лезвие. Он болтал сам с собой, но оконное стекло приглушало звук.
Маленькая Сестричка встала, повернулась к Большому Папочке, и лезвие рассекло воздух рядом с ней как бумеранг. Оно пронеслось так близко от головы девочки, что срезало прядь волос, которая медленно упала на пол. Лезвие описало круг по комнате и вернулось к сплайсеру, он аккуратно поймал его за ручку, хохотнув при этом.
Защитник Маленькой Сестрички отреагировал немедленно. Большой Папочка ступил в пятно света, поднял клепальный молоток, направив его в сторону потолка, и выпустил долгую очередь из заклепок в сплайсера-паука. Расстояние между ним и целью оказалось столь небольшим, что заклепки буквально разорвали мутанта напополам. Верхняя и нижняя половина висели на потолке… раздельно, нижняя держалась ногами, верхняя – руками, из обеих частей хлестала кровь. Затем они тяжело грохнулись на пол.
Маленькая девочка счастливо захлопала.
– Ты видишь? – прошептал Карлоский. – Свяжешься с ней – закончишь, как он!
– Я должен попробовать, – ответил Билл. – Может, если ты его отвлечешь, я смогу схватить ее…
– Ох дерьмо, Билл, сукин ты сын, ублюдок! – сказал Карлоский и пробормотал еще какое-то проклятья по-русски. – Ты меня угробишь!
– Я верю в твой дар самосохранения, приятель. Давай, – Билл пошел к дверям сортировочной комнаты пневмопочты. Но он колебался, раздумывая, как бы Элейн хотела, чтобы он поступил. Она хотела бы, чтобы Машу спасли (если эта Маленькая Сестричка на самом деле Маша), но не хотела бы, чтобы он рисковал вот так. Но другого шанса, скорее всего, уже не представится.
Билл открыл дверь, отступил и присел у стены, махнув Карлоскому:
– Сделай это. А потом беги…
Карлоский выругался по-русски еще раз, но вскинул Томми-ган и выстрелил в Большого Папочку короткой очередью. Такая атака не смогла бы убить это, да Карлоский и не стал бы навлекать на себя гнев своего работодателя уничтожением дорогостоящего киборга. Зато это привлекло внимание Большого Папочки. Неуклюжий металлический голем повернулся и помчался к источнику угрозы как разгоняющийся грузовой состав. Карлоский уже рванул прочь, проклиная Билла набегу. Большой Папочка пролязгал мимо МакДонага, не заметив, как тот сидит на корточках у двери.
Билл прошмыгнул за спиной металлического стража в комнату и увидел, как маленькая девочка встает от очередного трупа, со шприца в ее руках капает кровь. Она посмотрела на него большими глазами, удивленно раскрыв рот.
Была ли это Маша? Он не был уверен.
– Мистер Пузырееееееек! – закричала она. – Здесь плохой человек ждет не дождется превратиться в ангелааааа!
– Маша, – сказал Билл, – это ты? – он приблизился к ней на шаг. – Послушай…. Я собираюсь забрать тебя, но не причиню вреда…
Тут кровь Билла похолодела – металлический топот раздался близко, прямо за спиной. Он повернулся как раз вовремя, чтобы получить удар поперек груди – Большой Папочка, вернувшись, чтобы защитить малышку, ударил оружием как дубинкой. Билл отлетел назад, упал, удар выбил из его легких весь воздух, комната закрутилась.
Задыхаясь, он потерял сознание на несколько мгновений. А когда вертевшиеся перед глазами пятна начали обретать форму и комната приняла свой обычный вид, Билл, чувствуя головокружение, осмотрелся и обнаружил, что сидит на полу, прислонившись к переборке. Большого Папочку и его маленькую подопечную нигде не было видно.
Билл поднялся, постанывая из-за боли в ударенной груди, и пошел, шатаясь, к двери. Там его встретил Карлоский:
– Ты в порядке, Билл?
– Да, рад видеть тебя живым. Думал, угробил тебя.
– Нет. Я обдурил стального ублюдка. Смотри!..
Он указал через открытое пространство депо в сторону противоположной стены, где девочка карабкалась в одно из этих похожих на замочную скважину, оформленных в стиле ар-деко отверстий, через которые Маленькие Сестрички проникали в скрытые проходы. Пробираясь по этим проходам, они доставляли собранный АДАМ в лаборатории Райана.
Маша или не Маша? Он никогда не узнает. Она просто исчезла в стене.
Большой Папочка терпеливо ждал возле этой огромной замочной скважины возвращения Маленькой Сестрички.
Билл покачал головой и отвернулся с болью, он хотел сейчас одного – пойти домой, к Элейн.
В очередной раз его решимость покинуть Восторг усилилась. Он должен вывезти семью обратно на поверхность. Обратно к небу, солнцу и свободе…
Медицинский павильон, «Эстетические идеалы доктора Штайнмана»
1959
– Райан и АДАМ, АДАМ и Райан… все эти годы исследований, но был ли я настоящим хирургом до того, как встретил их? Как мы звенели своими скальпелями и игрушечной моралью! Да, мы могли вырезать фурункул там, убрать лишнее здесь, но могли ли мы изменить что-то на самом деле? Нет! Но АДАМ дал нам средства для этого, и Райан освободил от фальшивой этики, которая тянула нас назад. Измените вашу внешность, измените ваш пол, измените вашу расу! Изменить это в вашей власти, ни в чьей больше!
На докторе Штайнмане были его покрытый кровью хирургический халат, шапка, руки скрывали резиновые перчатки. Он нажал на «паузу» на маленьком магнитофоне, что лежал на пышной груди светловолосой пациентки, и повез медицинскую кровать, под колесами которой тихо зашуршала вода, сочившаяся через пол операционной. Он напевал себе под нос песню «Если бы мне было все равно»52 группы «Inc Spots», заглушая стоны пациентки, которая была привязана к «каталке»:
– Был бы я уверен, что это точно любовь? Было бы все это правдой, если бы мне было все равно… на… тебя!
Он подтолкнул ее под ослепительный свет хирургической лампы и полез в карман за своим любимым скальпелем. Утомительно делать все без медсестры, но ему пришлось убить сестру Чавез, когда она начала возмущаться о его попытках угодить Афродите, начала угрожать сдать его констеблям. Конечно же, он убил ее только после того, как проделал несколько прекрасных экспериментов над ее кукольным лицом. Лицо Чавез все еще было у него, лежало где-то в холодильнике среди других лиц, что он срезал и законсервировал; рядом с лицами пациентов, которые отдали свои жизни во имя его идеального слияния науки и искусства. Ему действительно стоит постараться систематизировать эти консервированные лица.
Штайнман замер, чтобы полюбоваться, как в последний раз женщина корчится в своих путах. Она использовала какой-то второсортный плазмид, пытаясь взломать игровой автомат в «Форте Веселом», и его приятель, художник Сандер Коэн, владелец того казино, поймал ее. Становилось все сложнее находить пациентов-добровольцев. Он думал, что, может, к нему снова придет Диана МакКлинток. Он жаждал перекроить ее в совершенно иной манере, поддавшись своему эстетическому капризу, дать ей по-настоящему необыкновенное лицо. Можно достать плазмид «Телекинез» и использовать его, чтобы сформировать лицо Дианы изнутри, телекинетически обратить его в нечто прекрасное.
52
«If I Didn't Care»