Страница 43 из 72
— Лаура, это что, какой-то обет, или ритуал, или ты хочешь, чтоб так стало?
— Нет, нет и нет! — воскликнула она, — Просто я не знаю, как иначе!
— Я могу объяснить, — предложил он.
— Что ж, попробуй.
— Объясняю. В Брюсселе ты гуляешь по кафе, я служу Франции и Евросоюзу, а дальше звоню тебе и узнаю, в каком отеле ты хочешь проснуться завтра в хорошей компании.
— О, черт, Поль, я всего два дня, как в разводе. И получится, будто на второй круг.
— Ситуация понятна. Знаешь, Лаура, тут есть вариант: будем считать, что ты только что склеила меня, и мы договорились о свидании вечером.
— Психологический прием? — спросила она.
— Точно, — ответил он. Лаура подумала немного, и коротко кивнула в знак согласия.
21. Групповой портрет неадекватной европейской элиты
Утро и далее 18 мая. Бельгия. Брюссель
Офис европейского комитета по политической безопасности (ECPS) — это типичный гигантский вульгарный параллелепипед из металла, стекла и бетона. Гробница денег налогоплательщиков, как и весь правительственный офисный комплекс Евросоюза. В общем, больше нечего сказать про экстерьер этого здания. Что касается интерьера — он аналогичен типовому интерьеру современного банка. Цифровой мир уровнял все свои культовые конторы и всех своих старших служителей, сделав их стандартными вроде винтиков, отличающихся только длинами и диаметрами согласно таблице-сортаменту.
Из семи персон, расположившихся сейчас за столом в комнате совещаний, полковнику Штеллену были открыто и официально известны лишь двое: Карл Оденберг, генерал, новый шеф общеевропейской спецслужбы INTCEN, и Жозеф Эннингталл, евро-парламентарий, председатель ECPS. Остальных он тоже знал — но не в открытом официальном порядке. Штеллен был удивлен тем, что на совещание пригласили из всей опергруппы лишь его одного, хотя все трое были экстренно вызваны в брюссельский офис. Так что стажер-эксперт Жаки Рюэ и майор-комиссар Поль Тарен теряли время в рекреационном холле. Немедленно после формального обмена приветствиями и передачи председателю пакета (бумажной копии электронного отчета о ходе дознания) Штеллен отметил это:
— Прошу прощения, герр председатель но, на мой взгляд, для конструктивного обсуждения сложившейся ситуации целесообразно присутствие за столом всей опергруппы.
— Полковник, не вмешивайтесь в компетенцию комиссии, — строго сказал Эннингталл.
— Я не вмешиваюсь, герр председатель, однако в данном случае для дела важно, чтобы резоны комиссии были понятны мне.
— Штеллен, — окликнул Оденберг, — вам ведь ясно сказано: это не ваша компетенция.
— Генерал, я услышал, что мне сказано. Но я не услышал, в чем резоны комиссии, а это значит: я не имею информации, требуемой для постановки оперативных целей работы.
С языка спецслужб на человеческий, его реплика переводилась так: «Я отказываюсь работать в условиях, когда некомпетентные люди пытаются держать меня за болвана». За столом наступила тишина, затем один из членов комиссии спросил:
— Это что сейчас было, полковник?
— Я могу повторить, если вы не расслышали, — ответил Штеллен.
— Вот об этом я предупреждал полчаса назад! — подал голос другой член комиссии. Эту реплику Штеллен решил игнорировать, но Эннингталл тут же спросил его:
— Полковник, вы понимаете, о чем сейчас речь?
— Нет, председатель. Я не понимаю о чем сейчас речь.
— Покажите ему видео, — обратился Эннингталл к генералу Оденбергу. Тот помедлил с выполнением, похоже, надеясь, что председатель не будет настаивать. Но Эннингталл повторил приказ, и генерал включил настенный монитор…
Это была маленькая серия любительских клипов из природного парка под Реймсом, посвященная развлечениям юных свингеров-нудистов, когда к их компании на время примкнули Лаура и Поль. Упомянутые свингеры-нудисты, по обыкновению, сразу же залили это на свой видео-блог — как делали всегда. Ничего такого — обычные пляжные развлечения, только без купальников. Далее ИИ спецслужбы INTCEN выловил это из интернета по совпадению образа сотрудника (т. е. Поля Тарена) и сигнализировал. По мнению Штеллена, эти эпизоды вовсе не заслуживали внимания. Но Эннингталл и еще некоторые члены комиссии придерживались противоположного мнения.
— Полковник, — произнес Эннингталл, — я надеюсь, вам понятно, что присутствие у вас в опергруппе человек с таким моральным дефектом недопустимо?
— При всем уважении, председатель, мне непонятно, какой моральный дефект? Майор-комиссар Тарен грамотный и опытный сотрудник. Что касается этих клипов, то они не относятся к задачам его службы или к официальным требованиям служебной этики.
Тут член комиссии, ранее говоривший о неком предупреждении, заявил:
— Полковник, вы слишком формально относитесь к проблемам морали, в то время как моральные дефекты вызывают далеко идущие последствия в поведении. ИИ построил модель поведения вашего сотрудника Тарена и выдал неблагоприятную оценку. То же относится к другому сотруднику, стажеру Рюэ.
— С ней-то что не так? — удивился Штеллен. В ответ этот член комиссии прочел вслух с компьютерной распечатки:
— Она тайно поменяла социально-одобряемое сексуальное поведение на неодобряемое.
— Вы о чем? Сотрудники не обязаны сообщать кому-либо о своих сексуальных связях.
— Полковник, вы опять формально отнеслись к проблеме. Стажер Рюэ знала, что в базе данных отмечено ее сожительство с Дидье Лефевром. Тайно порвав с ним и перейдя к отношениям с Юханом Эбо, она намеренно создала неактуальность данных о себе. По существу, она осознанно обманывала компьютерный мониторинг поведения.
Штеллен, не отвечая вслух, взял авторучку, записал несколько фраз на листе бумаги, расписался, поставил дату, встал из-за стола, подошел к генералу Оденбергу, положил созданный экспромт перед ним и вытянулся по стойке смирно.
— Что это? — удивился тот.
— Это мой официальный рапорт, герр генерал. В сложившихся условиях я прошу снять опергруппу с ответственного задания, как не отвечающую служебным требованиям, и предлагаю заменить ее группой майора Виттига из РХБЗ Австрии, как наиболее полно соответствующей обстановке, которая с высокой вероятностью сложится далее.
— РХБЗ? — недоуменно переспросил Оденберг, — Но ведь дознание не их работа.
— Так точно, герр генерал! От них это не требуется. Дознание уже сейчас ведет ИИ. По причине некомпетентности ИИ в такой работе вероятной задачей опергруппы станет захоронение радиоактивных трупов. Сейчас группа майора Виттига четко решает эту задачу после событий на Шванзее, и сможет продолжить в других точках Евросоюза.
— Scheisse!.. — Буркнул Оденберг, а остальным за столом понадобилось около четверти минуты, чтобы осознать услышанное. Затем председатель, покраснев от гнева, ударил кулаком по лежащей перед ним стопке бумаг и прошипел:
— Полковник! Вы в своем уме? Вы что, хотите лишиться работы?
— А ваши дела так плохи, что мне уже пора хотеть? — невозмутимо спросил Штеллен.
— Убирайтесь! — рявкнул председатель. — И ваша опергруппа пусть убирается!
— Но, — спокойно добавил генерал, — не покидайте Брюссель до особого приказа.
— Слушаюсь, герр генерал, — ответил Штеллен, козырнул и покинул комнату.
Поведение полковника можно было считать просто реакцией на явное неуважение со стороны комиссии и неадекватность ее (комиссии) претензий к опергруппе. Но, зная Штеллена, трудно было предположить, будто он поддался эмоциям. Ему, как любому старшему офицеру спецслужбы, много раз в течение карьеры приходилось терпеть от начальства вещи даже хуже. Он бы опять стерпел, но ситуация изменилась. В обед он получил от Кристины SMS: «Я развожусь с тобой, давай сделаем это спокойно». Вот так, с предельной деловитостью и краткостью. Не то, что совсем внезапно (был ведь тот странный разговор перед отъездом), но… Но он надеялся (вопреки своему ситуативному опыту), что это случайный эпизод. Оказалось, не случайный. Впрочем (подумал Штеллен, закрыв за собой дверь комнаты совещаний) чем позже, лучше уж сейчас. Как в 90-м сонете Шекспира.