Страница 15 из 15
— Потому что мы недостаточно близки, чтобы делать такие подарки!
— «Недостаточно близки»? — переспрашивает с каким-то незнакомым, опасным смешком. — А с тем джаройем — достаточно? Ты не против, чтобы он привязал тебя к себе и пользовался? Просто возьми кольцо. Неупрямься. Это ведь не брачный браслет, оно ни к чему не обязывает.
Почуяв неладное, прячу руки за спину и серьёзно смотрю ему в глаза:
— Что такое тиали? Почему Драхар назвал меня так?
Молчит, однако неуловимая угроза сменяется весьма коварной и несколько нервной ухмылкой. Это явно имеет какое-то отношение к нашему разговору!
— Только не говори, что расскажешь мне через месяц! Что, кстати говоря, за дата такая таинственная? Почему твоя мама сказала, что тебя могут изгнать? За что?
— Отвечу, если наденешь кольцо и пообещаешь никогда его не снимать.
— Нет!
Сиир ещё немного прожигает меня пристальным взглядом, а затем философски пожимает плечами:
— Ну, нет, так нет, — и неуверенно протягивает руку. Куда только всё раздражение делось? Впрочем, я тоже больше не сержусь.
Горячая ладонь надёжно обхватывает мою прохладную ладошку, и мы всё-таки отправляемся на прогулку. Аллеон не без гордости демонстрирует свою коллекцию прихотливо-пёстрых деревьев, собранных за годы путешествий по разным отражениям: зелёные, лиловые, жёлтые, алые, фиолетовые и даже нежно-голубые кроны всевозможных форм вызывают неудержимое желание подойти и потрогать, чтобы убедиться, что все они настоящие. Не утерпев, я так и делаю. Пытаюсь, по крайней мере. При моём приближении дерево, похожее на голубую яблоню, неожиданно разворачивает маленькие листочки, которые, оказывается, на самом деле вовсе не бирюзовые, а блестяще-золотые и широкие.
— Что это?
Наверное, выражением лица у меня сейчас восторженно-глупое, но Аллеону это льстит. Соседние деревья тем временем тоже распускаются, образуя короткий, но потрясающе прекрасный тоннель.
— Золотые Байриийские яблони. Единственное место, где они растут — королевский сад. Там целая аллея! Представляешь, какая красота?
— Хотела бы я их увидеть… Подожди! Если это яблони, на них ещё и яблоки появляются, да?
— Появляются. Зимой, правда. Если меня снова отправят в Бариийю, буду рад твоей компании, — и совсем по-мальчишески смеётся: — Хорошо бы попасть туда в конце года: украдём у Его Величества ещё парочку яблок…
Улыбаюсь, пытаясь представить его воровато пробирающимся в чужой сад с мешком на плече, но ничего не получается.
А впереди, меж золотой листвы, уже виднеется пруд и воздушно-невесомая скамейка, и усыпанные белыми цветами кусты, и уголок какой-то статуи. Всё это так невозможно-красиво, что перехватывает дыхание, но Аллеон, привлекая внимание, вдруг целует кончики моих пальцев.
Никогда не привыкну к такому!
— Пожалуйста, не снимай, — просит тихо, но твёрдо, глядя прямо в глаза. — Что бы ты ни решила, не снимай.
О чём это он?
В ответ на мой вопросительный, шальной от творящегося вокруг волшебства взгляд, мужчина снова касается ладони губами, и только тут я замечаю поблескивающее на моём указательном пальце кольцо. Надел всё-таки! И ждёт теперь, даже не двигается. Собственная невнимательность хоть и обескураживает, но желания возмущённо стянуть подарок нет. Наоборот, мне очень хочется хоть что-нибудь оставить на память! Хочется, чтобы было какое-то подтверждение, что мне не приснилось, что Аллеон — действительно существует, что эти завораживающие тёмно-зелёные глаза, улыбки и пронзительно-нежные прикосновения — не плод моего воображения. Я не могу позволить себе забыть его, потерять между неотличимыми друг от друга учёбными буднями, привычно-торопливыми набегами на магазин и мелкими бытовыми проблемами.
— Спасибо. Я буду очень его беречь.
С облегчением выдохнув, выпрямляется. На меня снова накатывает уверенность, что он всё знает. Это больше не подозрение. Аллеон точно знает, что я не та, за кого пытаюсь себя выдавать, и что через два дня всё закончится. Поэтому и настоял на кольце. Как много я готова отдать за возможность всего на минутку заглянуть в его мысли! Почему он молчит? Почему так охотно подыгрывает? На что рассчитывает?
Ничего больше не говоря, возвращаемся к прогулке, а когда петляющая по саду дорожка сворачивает обратно к дому, поднимаемся в кабинет и до самого обеда разбираем бумаги. Разумеется, основная работа достаётся ему, но после сортировки сообщений на важные и заурядные, а также отсеивания дублирующихся, в тоску эта кипа документов уже не вгоняет.
Однако самое угрожающее письмо, как оказалось, притаилось вовсе в ящике с корреспонденцией, а там, где я меньше всего ожидала — в моей комнате. Озадаченная происхождением белеющей на диване записки, осторожно разворачиваю небрежно согнутый листок. Внутри всего два слова, но их достаточно, чтобы пол, качнувшись, ушёл из-под ног: «Убирайся, фальшивка!» Не верю, что этот злой, острый почерк принадлежит Аллеону! Кому ещё известно, что я — не Вайол?
Утро следующего дня начинается весьма бодряще — с яростного шипения на Гарари, невозмутимо вломившегося ко мне в ванну. К несчастью, я уже успела снять сорочку, но ещё не опустилась в воду, поэтому появление на пороге деловито настроенного аилея становится настоящим шоком.
— Убью! — взвизгиваю, хватая первое попавшееся полотенце и прижимая его к груди.
Вместо того чтобы отвернуться, этот извращенец вдруг опускается на колени:
— Как пожелаете, госпожа.
Проклиная опоясывающие комнату зеркала и отчаянно краснея оттого, что полотенце прикрывает меня только спереди, а спину и всё остальное ему прекрасно видно, рычу:
— Немедленно отвернись! И встань! Что ты тут делаешь вообще?!
Парень удивлённо приподнимает тёмные брови, но послушно поднимается и поворачивается, демонстрируя затылок.
— Я пришёл помочь Вам, госпожа, — объясняет укоризненно.
— Не нужно! Я же ещё вчера сказала, что не хочу!
— Что случилось?! — доносится из комнаты слегка запыхавшийся голос Аллеона, и я недоверчиво замираю. Он ведь этого не сделает? Ведь нет? Это же неприлично, а он всё-таки… Но в следующий миг сиир с грохотом распахивает злополучную дверь, окидывает меня быстрым придирчивым взглядом и набрасывается на Гарари, одной рукой оторвав того от пола и прижав к стене: — Что ты натворил?!
Жар ещё сильнее приливает к лицу. Онемев от возмущения, пытаюсь подобрать слова, чтобы выставить мужчин из ванной, и тут, наконец, замечаю, что Аллеон вот-вот обернётся и окончательно придушит свою и без того побелевшую жертву. Стыд немедленно сменяется страхом.
— Отпусти его!
Куда там! У него совершенно невменяемые, чёрные глаза, а тело под одеждой частично покрыто панцирем и подрагивает, чудом удерживаясь на грани. Ещё хоть секунда промедления — и Гарари сломают шею, комната будет в руинах, а я благополучно отправлюсь в обморок.
Судорожно сглотнув, подбегаю к сииру и обнимаю его свободной рукой. Прижимаюсь к дрожащей от напряжения спине, молясь, чтобы он всё-таки справился со своей зубастой частью.
— Отпусти, Аллеон. Он ничего плохого не сделал.
— Я слышал, как ты обещала его убить!
— Так не всерьёз ведь! Не всерьёз! Отпусти, задушишь же парня.
Шумно выдохнув, он разжимает стальную хватку на шее Гарари и тут же до хруста обхватывает меня, едва не ломая рёбра о свою покрытую бронёй грудь.
— Больно!
— Прости!
Благодарно глотнув воздуха, не сразу замечаю, что мы уже сидим, причём я — верхом на коленях Аллеона, кое-как пристроившегося на бортике ванны. Из-за крепко зажмуренных глаз и прикушенной губы кажется, что ему больно, и я настороженно выжидаю. Руки нервно скользят по моей обнажённой спине от шеи до самой поясницы, чуть царапая и рассылая стайки будоражащих мурашек. После пережитого мне ещё немного страшно, но пальцы, не спрашивая, уже надёжно зарылись в светлые волосы, массируя кожу и перебирая пряди. Забытое полотенце невнятным комком сползло куда-то к животу, однако наши объятия такие тесные, что это уже не важно: всё равно каждый изгиб и выпуклость чувствуются, хоть ничего и не видно.
Конец ознакомительного фрагмента.