Страница 4 из 38
— Э, он же потому и зовется «Алдар» — Обманщик!
У него, может, и не одна борода, а сразу три! — завистливо сказал второй аксакал. — Ведь совсем еще мальчишка, а поймать его не могут! Знаете, что случилось с его бородой?
Однако эта история осталась неоконченной. Ржание коней заглушило все остальные звуки — видно, жигиты подвели своих скакунов к Большой юрте.
Потом послышались крики: «Хош! Прощайте!», «Да будет с вами благословение аллаха!», «Живым или мертвым!»
Ударили по тугой степной земле десятки копыт, даже войлочные бока юрты вздрогнули.
Аксакалы смиренно склонили головы — может, они молили аллаха об удаче, а может, просто не хотели, чтобы другие гости видели голодный блеск их глаз, устремленных на блюдо куырдака.
Вошел в юрту хмурый Аблай. Молча прошел на хозяйское место. Сказал, ни на кого не глядя:
— Лучшие жигиты наших аулов отправились в погоню за безбородым щенком!.. Прошло уже два дня! Осталось пять…
— Два дня, два дня, — заговорили гости.
— Пять осталось, пять… — забормотали аксакалы.
Аблай внимательно оглядел льстивые и тупые физиономии, окружающие его. Он понял, что сейчас все гости думают только о еде и та страшная опасность, которая им угрожает, если Алдар-Косе не будет пойман, им сейчас кажется незначительной, мелкой.
— Да, пять дней, — жестко повторил бай. И, не в силах отказать себе в удовольствии хоть немного испортить аппетит дорогим гостям, добавил: — Вы, о почтеннейшие, хорошо знаете, что нас всех ждет, если он не будет пойман! Угощайтесь!
И, криво усмехнувшись, протянул руку к блюду.
Глава вторая
ВОЛКИ В СТЕПИ
У птицы сила в крыльях,
у человека — в друзьях.
Если смотреть с горы на жайляу — летнее пастбище, — то кажется, что небо отражается в блестящей траве лугов: по небу плавно движутся облака, а по лугам — табуны и отары. Коням, верблюдам и овцам так же привольно на зеленых жайляу, как облакам в сине-голубых небесных просторах.
В небе ветер-пастух один справляется: перегоняет облака с места на место, не дает резвым разбегаться. На земле чабанам помогают пасти отары овчарки. Они быстры, как ветер, но злее. Им не страшны ни хитрый волк, ни могучий орел, ни коварная змея — только своим хозяевам подвластны они.
Чабан Сабыр и его племянник Казангап в предгорье пасли овец и верблюдов бая Шик-Бермеса. Небольшая летняя юрта их стояла прямо против выхода в долину, за которой начиналась степь.
Когда со стороны долины раздался злобный, захлебывающийся лай овчарок, Казангап сразу же вскочил на своего коня и, воинственно размахивая камчой, помчался к собакам.
Старый чабан Сабыр погладил усы, внимательно прислушался.
— Волк, — сказал он сам себе. — Так собаки лают только на волка. Вот чудо-то: волк среди бела дня! Чумной какой-то, видно… Надо достать мешок. Взять его живым… — И Сабыр вошел в юрту.
Когда он снова появился с мешком в руках, Казангап уже мчался обратно.
— Волк… волк! — кричал он, азартно молотя воздух камчой.
Осадив коня перед дядей, он скороговоркой выпалил:
— Волк упал в старый колодец, вылезти не может, собаки его облаивают; как он туда попал, ума не приложу!
— Держи! — бросил парнишке мешок Сабыр. Затем взял прислоненный к юрте соил — длинный шест с петлей на конце, которым отлавливают коней из табуна, — и, подойдя к своему коню, не спеша взобрался на седло.
Волк сидел на дне сухого колодца. Такие колодцы часто роют в степи казахи, когда перекочевывают с летних пастбищ на зимние и с зимних на летние. Вода из них быстро уходит, края зарастают ковылем, и получается что-то вроде ловушки или охотничьей ямы — из иной даже человеку и то выкарабкаться трудно.
Два лохматых, рослых, как жеребята, пса неистовствовали возле колодца. Волк беззвучно скалил зубы. В узкой яме он не мог присесть для прыжка и только скреб когтистыми лапами по песчаным стенкам.
Сабыр лег на край колодца и, держа соил обеими руками, опустил его вниз. Волк зарычал. Лучи солнца не доставали до дна, там царил полумрак, и глаза волка сверкали, как звезды.
Петля на конце соила начала свой танец перед самой мордой зверя. Волк лязгнул зубами раз, два — мимо! Он вытянул шею, чтобы уж наверняка перекусить дразнящую, пахнущую конским потом петлю, но Сабыр ловко накинул ее на шею волку и, несколько раз повернув соил, сильно затянул. Шест пополз вверх. Волк закачался в петле, захрипел.
— Как только его голова покажется над колодцем, — приказал Сабыр Казангапу, — перехвати шест! Я завяжу ему морду!
Казангап отогнал истошно лающих собак, а когда голова хищника, с вытаращенными от удушья глазами показалась над землей, взял шест из рук дяди.
Чтобы волк не мог раскрыть пасть, Сабыр двумя кожаными шнурками стянул ему челюсти.
Зверь оказался крупным, матерым.
— Ой, тяжело, ой, не удержу! — запричитал Казангап.
Сабыр снова взялся за соил, а Казангап связал шнурками волку лапы — отдельно передние, отдельно задние. Потом схватил мешок, растянул его.
Чабан опустил хищника в мешок, снял петлю с его шеи. Горловину мешка Казангап завязал ремнем — крепко, двойным узлом.
Овчарки кинулись было на мешок, но Сабыр соилом отогнал их:
— Пошли к отаре!
На ваш век волков хватит!
— Э, Казангап, — промолвил старик, — пожалуй, волк попал в колодец с перепугу…
Все утро здесь скакали жигиты: туда-сюда, туда-сюда.
— Они хотели поймать Алдар-Косе! — засмеялся Казангап.
— Видно, волк спал где-то поблизости, испугался коней, побежал и угодил в яму, — продолжал Сабыр.
Волк в мешке шевельнулся.
— Ожил, ночной жигит, — сказал Сабыр, ударив древком соила по мешку. — Когда будут с тебя шкуру спускать, вспомни, сколько овец да жеребят ты зарезал! Это твой волк, Казангап! Ты первым его увидел! Продашь шкуру — купишь себе новый чапан, а то совсем рваный носишь…
— У вас, дядя, чапан еще хуже, — дотронулся до старой одежды Сабыра Казангап. — Сначала вам нужно купить. А я потом!
— Жаксы! Хорошо! — улыбнулся Сабыр, погладил усы. — Ты — как твой покойный отец: он всегда уважал старших! Но только глупцы делят шкуру неубитого зверя!
Вместе с племянником Сабыр уложил мешок на испуганно захрапевшего коня.
— Чует волчий дух! — ласково-успокаивающе потрепав коня по боку, произнес Сабыр и вскочил в седло.
У юрты чабаны спешились, свалили мешок в тень, пустили коней пастись.
Сабыр вынул острый нож, попробовал ногтем лезвие.
Казангап сидел на корточках, внимательно смотрел за тем, как дядя готовится резать волка.
— Э-э, много волков в степи нынче, — словно сам с собой заговорил Сабыр. — Охо-хо, что-то будет…
— А почему жигиты ловят Алдар-Косе? — спросил Казангап. — Что он сделал? Может, за то, что он высмеял жадного муллу? Помните, дядя, как в юрте Алдар-Косе решил заночевать мулла вместе со своим ишаком? И как он потребовал еды для себя и для ишака? Алдар-Косе предложил им мяса и сена, ишак и мулла уехали голодными.
— Э-э, племянник, ты что-то путаешь! — усмехнулся Сабыр. — Не может быть, чтобы мулла отказался от мяса, а ишак — от сена.
— Отказались! Ведь Алдакен дал мулле сена, а ишаку — мяса! — И Казангап радостно засмеялся.
— Из-за такого пустяка не станут поднимать всю степь на ноги, племянничек! Э-э, наш Алдакен хитрец и весельчак! Откуда только у него это берется! Я знал отца Алдар-Косе — его убили баи, когда мальчишке было всего две-три зимы… Они с матерью остались без юрты и кочевали в степи от аула к аулу, как нищие… Алдакеном же его назвали потом, когда уже все стали удивляться необычайной смекалке малыша…