Страница 3 из 21
– Так это все обман? – спросил Симон голосом потерявшегося ребенка.
– Это обман, – кивнул Виктор. – Леди, которую вы схватили, – обычная женщина. Вам кажется, что вы схватили демона, но это лишь демон вашего воображения. Дьявол, которого вы боитесь, – это потаенная сторона вашего сознания. Пожалуйста, Симон, закройте глаза…
– Это все обман…
– Закройте глаза, Симон. Закройте и представьте, что шторм проходит, водная гладь успокаивается.
– Обман… – Мужчина закрыл глаза.
– Отпусти леди, Симон, пожалуйста.
– Обман… – Он опустил руку, сжимавшую плечо женщины, убрал нож от ее горла.
– Скорее! – тихо скомандовал полицейский пленнице. – Скорее ко мне!
– Обман…
Женщина, всхлипнув, бросилась к полицейскому, тот взял ее под локоть и отвел в сторону.
– Теперь, Симон, пожалуйста, – продолжал Виктор Косарек, обращаясь к мужчине, который все еще стоял с закрытыми глазами, – отдайте мне нож.
Симон открыл глаза, посмотрел на нож и повторил:
– Обман…
Затем он поднял голову, взгляд его стал жалобным, он умоляюще протянул руки к Виктору, но нож не выпустил.
– Все в порядке, – сказал Виктор, делая шаг навстречу. – Я помогу вам.
– Все обман! – внезапно рассердившись, крикнул Симон. – Великий обманщик снова обманул меня! – Он посмотрел в упор на Виктора и усмехнулся: – А я тебя не узнал. Как я мог тебя не узнать? Но я догадался, кто ты на самом деле. – Взгляд мужчины стал тяжелым и полным ненависти. – Теперь я знаю! Теперь я знаю, кто ты!
Все случилось слишком быстро. Симон бросился к Виктору, занося нож для удара. Виктор застыл. И в то же мгновение по залу ожидания эхом раскатились два звука: оглушительный грохот выстрела и крик Симона, падающего на молодого доктора:
– Дьявол!
Виктор Косарек пришел к выводу, что бюрократия въелась в плоть и кровь богемцев. В любой жизненной ситуации, что бы ни случилось, требовалось заполнить какую-нибудь форму или отчитаться перед должностным лицом.
Виктор позвонил своему новому работодателю из телефонной будки в полицейском участке на улице Бенедикта. Он рассказал профессору Романеку, что произошло на железнодорожной станции, и о том, что полицейские попросили его написать отчет, а затем еще один, из-за чего он пропустил свой поезд. Молодой доктор объяснил, что его багаж находится в камере хранения и что он постарается прибыть первым же утренним поездом. Потом он добавил, что, конечно же, искренне сожалеет о том, что пришлось задержаться.
– Мой дорогой друг, – ответил профессор Романек, – не стоит волноваться. Вы же спасли жизнь юной леди. Но что же случилось с несчастным героем этой трагедии?
– Спасибо за понимание… – Косарек сделал паузу, пережидая, пока мимо пройдут сурового вида стражи порядка. – Он в тяжелом состоянии, – продолжил он, как только полицейские удалились. – К сожалению, пока неясно, выживет он или нет. Пуля прошла через мускулатуру плеча, отклонилась от лопаточной кости и угодила в брюшную полость. Можно сказать, этому парню повезло – жизненно важные органы не задеты, но он потерял много крови. Время покажет. Я договорился, чтобы его поместили в приют Бохнице, как только он в достаточной мере поправится… если выживет, конечно.
– Это все очень печально. Но, надеюсь, это событие не омрачит ваши первые рабочие дни у нас.
– Вовсе нет, профессор. Я искренне рад, что буду работать с вами.
Профессор Ондрей Романек прославился своими новаторскими, зачастую спорными методиками, и Виктор Косарек действительно хотел у него работать.
– Сожалею, но не смогу встретить вас на вокзале, – бодрый голос Романека внезапно стал менее веселым. – Вас встретит господин Ганс Платнер. Вы с ним познакомились во время собеседования. Он отвечает у нас за отделение общей медицины. Ганс – прекрасный врач и хороший человек, но когда отстаивает свою точку зрения, бывает резким. Пожалуйста, не обращайте на это внимания. Я очень рассчитываю на нашу скорую встречу.
– Как и я, профессор.
Повесив трубку, Виктор Косарек осознал, что деваться ему некуда. Он съехал с квартиры, полагая, что без приключений доберется до новой работы. И что теперь?
Он не мог решить, следует ли ему звонить Филипу Старосте, приятелю и бывшему сокурснику по университету, чтобы попросить разрешения переночевать у него. Филип его подвел. И дело не только в багаже: Виктор хотел провести с ним последний вечер в Праге, но в последний момент друг отбил ему телеграмму, в которой сообщил, что не сможет увидеться с ним. Все это беспокоило Виктора. Мощный интеллект Филипа был столь же силен, как и страсти, кипевшие в нем. Его все более противоречивое поведение в последнее время наводило на вопросы, но Виктор отмахивался от них. «Самое лучшее, – подумал он, – попытаться найти отель рядом со станцией».
У будки стоял тщедушный, похожий на птицу старик и терпеливо ждал своей очереди позвонить. Виктор вышел, намереваясь у кого-нибудь спросить, где находится ближайшая гостиница. Вдруг захлопали двери, коридор заполнился людьми. В воздухе разлилась тревога. В глаза бросился видный мужчина: высокий и широкоплечий. Кто-то из полицейских обратился к нему: «Капитан Смолак». Виктор услышал, как на улице пронзительно взвизгнули шины на влажном булыжнике.
У выхода стоял пожилой грузный полицейский. У него были крупные челюсти, густая щетина и роскошные усы; мясистые, как у бульдога, щеки покоились на жестком стоячем воротнике. Удерживая фуражку под мышкой, он читал объявления на доске.
– Что происходит? – спросил его Косарек.
– Полицейские дела, – глухо сказал бульдог, не пускаясь в разъяснения.
К Виктору подошел старик, уже позвонивший кому-то.
– Я слышал… – сказал он заговорщицким шепотом, с жаром, с которым обычно приносят плохие новости. – Я слышал, что они говорили… Они нашли тело. Еще одно тело.
– Убийство? – спросил Косарек.
Старик мрачно кивнул.
– Тело женщины, все искромсанное. Кожаный Фартук снова в деле.
Его отец был мясником.
Возможно, именно поэтому первое, что пришло на ум Лукаша Смолака, как только он увидел место преступления, что это мясная лавка.
В такую минуту, и вспомнить отца… Впрочем, ничего странного. В детстве, когда страхи, боль и одиночество переполняли его, именно отец оказывался рядом, но не мать, которая отдалялась от него все больше. Чувства и эмоции, охватившие его в этот момент, не сильно отличались от тех, детских.
Лукаш Смолак унаследовал от отца крупную, мускулистую фигуру, добрый нрав и настолько глубокое спокойствие, что, казалось, упади небо, он бы не вздрогнул. В детстве он никогда не видел отца хмурым, ни единого злого слова не слышал. Однако был один случай, который потряс его. Даже не верилось, что это произошло на самом деле.
Лукашу тогда было лет девять или десять, после школы он отправился в лавку к отцу – мать попросила принести килограмм остравских колбасок к ужину. Лавка располагалась возле церкви, прямо посреди их деревни, в низком, побеленном здании. Лукаш вошел, но не застал отца на привычном месте за прилавком. Вдруг со двора позади лавки раздались странные громкие звуки. Он позвал отца, но тот не ответил. Лукаш тихонько прошел за прилавок и открыл дверь подсобки. В полумраке висели мясные туши. Отца здесь не было, и Лукаш отважился пойти дальше. Звуки между тем превратились в истошный, пронзительный визг.
Приоткрыв дверь во двор, Лукаш сощурился – солнце било в глаза. Отец стоял спиной к нему, удерживая коленями поросенка, – он-то и визжал так истошно. И тут тяжелый молоток опустился на голову животного. Визг смолк. Отец отбросил молоток, вынул из кармана фартука длинный нож и быстро, одним движением перерезал поросенку горло. Поток крови, пульсируя, хлынул на каменные плиты, которыми был замощен двор, устремляясь в канализацию. С каждым толчком пульсация становилась все слабее и слабее.
И тут отец увидел Лукаша. Он подошел к нему, положил руки на плечи, развернул так, чтобы Лукаш не видел поросенка, и, повесив по пути окровавленный кожаный фартук на дверь кладовой, увел обратно в лавку. Там он сел и терпеливо стал рассказывать рыдающему Лукашу об ужасной необходимости насилия в жизни.