Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 50



Токсар кивнул, собираясь послать одного из солдат с таким приказом к сотникам, возглавлявшим сейчас ночной штурм города.

– И еще, – добавил адмирал, – пусть найдут мне кого-нибудь из главных людей этого городка, если еще не сбежали. Побеседовать хочу.

Спустившись вместе с оставшимися солдатами вниз, Ларин остановил командира одного из входивших в город отрядов и лично приказал ему проверить местные тюрьмы. Слабая надежда не давала ему покоя. А затем, забрав у того полсотни копейщиков и десяток лучников для личной охраны, переместился в сторону рынка, где занял один из лучших домов, не захваченных пожаром. Впрочем, повинуясь приказу адмирала, скифы вскоре потушили несколько домов. Однако полностью разгулявшуюся стихию обуздать не удалось, и часть города все же выгорела к утру.

Обосновавшись в двухэтажном каменном доме, Леха, глядя на пожар из окна, позволил себе немного отдохнуть в ожидании донесений и поимки «языка». Даже велел зажечь свечи и перекусил слегка вместе с Токсаром, благо в закромах нашлась провизия. Хозяин явно не рассчитывал расстаться со своим имуществом так неожиданно, и почти все здесь осталось в целости. Если не считать перевернутой и сломанной мебели, то разрушения при захвате этого дома были минимальными.

Не прошло и часа, как солдаты привели к нему связанного по всему телу бородатого мужика с рассеченной губой. Адмирал рассмотрел пленника при мерцающем пламени свечей. Тот был в коротком коричневом одеянии – верхнюю одежду с него явно сорвали – штанах и красных кожаных сапогах с острыми носами. На груди висела золотая цепь, а пальцы были унизаны перстнями. Одет пленник был на скифский манер. Кольчуги и оружия на нем не было, а одежда и обувь, хоть и выглядели изорванными, но были дорогими. Не говоря уже о перстнях. В общем, мужик был не бедный.

– Кто такой? – деловито осведомился Леха, сев на лавку, а пленника оставив стоять в окружении солдат.

– Мы захватили его в одном из домов верхнего города, – доложил командир конвоиров, – жег какие-то свитки и хотел спрятать золото, но не успел. Мы нашли много золота. Вот его часть.

Скифский воин бросил на стол рядом с адмиралом несколько упругих кожаных мешочков, которые при падении издали приятных слуху глухой металлический звон.

– Деньги говоришь, – повторил Леха и, развязав один из кошельков, высыпал его содержимое на поверхность стола. Присмотрелся к выщербленным монетам, явно давно ходившим по рукам. А увидев знакомые округлые буквы, поднял голову на хмурого пленника.

– Греческое золото, – констатировал Ларин и откинулся на спинке кресла. – Ну, рассказывай, как зовут, кому служишь? Хотя это и так ясно. – Леха чуть нагнулся, вперив взгляд в пленника. – Ты мне лучше скажи, где сейчас старейшина Иседон. Слышал про такого?

Пленник вздрогнул.

– Слышал, вижу, – удовлетворенно заметил Леха. – Ну и где он? Не сбежал еще? А то у меня к нему дело есть. Должок надо возвратить.

Пленник молчал отвернувшись. Даже сплюнул кровь, стекавшую из рассеченной губы.

– Я тут с тобой только время теряю, – уныло проговорил Леха, посмотрев за окно, где уже начинало светать, – может, железом тебя каленым приласкать или просто вздернуть? Толку-то все равно никакого. Токсар…

Едва широкоплечий воин с орлиным взглядом в блестящей при свечах «чешуе» сделал шаг в сторону пленника, тот потерял все свое мужество и рухнул на колени перед адмиралом.

– Не губи, – взмолился он. – Веран я, казначей Иседона. Он меня только вчера прислал сюда, чтобы тайно забрать в Урканак все золото, что греки привезли. Я только в город прибыл, а тут вы. Не успел… Забирай золото, только жизнь оставь.

– Заберем, не беспокойся, оно ведь у тебя в доме хранится, – произнес Ларин, переводя вопросительный взгляд на командира захвативших его солдат, и получил утвердительный кивок.

– Вот, значит, что греки тут делают, – удовлетворенно заметил адмирал, – а я-то думаю с чего это им ваш утлый городишко защищать. Они же за чужих кровь проливать не привыкли. А у вас тут, оказывается, дела не доделаны.

Леха встал и сделал несколько шагов к пленнику.

– И много привезли? – усмехнулся он, – да и за что, если не секрет. Торговля или что другое?

– Много, – признался Веран, – это греки мзду Иседону привезли за услуги… прошлые.

– За услуги, говоришь, прошлые, – пробормотал Леха, скривив губы в усмешке, – знаю я, что у вас тут за дела с греками. Палоксай-то хоть знает об этом?



Пленник замолчал, опустив глаза.

– Знает, – ответил за него Леха и добавил, – совсем вы тут под греками ссучились, гляжу. Людей своих уже против нас биться заставляете, а ведь тоже скифы.

Веран молчал, но тут Токсар, правильно поняв ситуацию, выхватил акинак и приставил его к горлу пленника.

– Греки только посредники, – нехотя признался Веран, – это золото к нам издалека пришло, чтобы мы против вас воевали.

– Издалека? – поднял брови Ларин: – Это кто же столько золота не пожалел, чтобы скифов друг на друга натравить? Чтобы Палоксай против Иллура пошел?

– Не знаю, – прохрипел Веран, когда на его шее выступила красная полоса, – я только казначей. Мне приказано было принять бочонки и перевезти незаметно в Урканак. Иседон сам с греками договаривался. А может, и Палоксай.

Леха сделал знак рукой, и Токсар опустил клинок. Адмирал отошел в дальний конец комнаты, размышляя о чем-то. И вдруг обернулся к Верану, все еще стоявшему на коленях в ожидании своей участи.

– Так ты сказал, что Иседон тебя только вчера прислал. Значит, он тебя с золотом в Урканаке еще ожидает?

– Да ведь армия Иллура уже почти разбила гетов. Скоро и нам конец придет, – проговорил Веран. – Бежать, наверное, собирается с этим золотом к грекам. У него на побережье корабль есть. И меня с собой взять должен… был.

– Бежать, – повторил Леха, усмехнувшись, – и царя своего бросить. Вот сволочь. Хотя оба хороши. Ну да ладно, ты поживи пока, а мы к Иседону наведаемся. Много там солдат?

– Вчера было всего три сотни, – почти радостно ответил казначей, услышав, что его не собираются казнить прямо сейчас, – вся конница ушла с Палоксаем. Здесь почти нет солдат.

– Отлично, – кивнул Ларин и, сделав знак охранникам увести пленного, направился к выходу в сопровождении Токсара.

Едва оказавшись на крыльце, адмирал прислушался. К рассвету шум в городе затих. Увидев адмирала, к нему подбежало сразу трое сотников, доложив о том, что сопротивление во всех районах города сломлено. Одним из сотников был Уркун.

– Отлично, – повторил адмирал, которого так и подмывало быстрее покинуть Тернул и отправиться во дворец Палоксая.

– Бери своих людей, – нехотя выслушав доклады, приказал он Уркуну, – и приведи остальных наших бойцов. Раздобудь здесь всех лошадей, что найдешь. Мы немедленно выступаем.

Но не успел Уркун дослушать приказание, как снаружи раздался до боли знакомый шум, в который вплеталось ржание коней. Повернув голову на скрип, Леха увидел, как в конце улицы, упиравшейся в главные ворота, солдаты поспешно закрывают их.

– Что это? – нервно спросил он Токсара, хотя предчувствие подсказывало ему, что к Иседону он уже опоздал.

Не дожидаясь ответа, Леха первым бросился на стены и, поднявшись по каменной лестнице, увидел ответ сам. Вокруг города в предрассветных сумерках, охватывая его широким кольцом, скакали сотни всадников. Одеты и вооружены они были как скифы. Но Леха уже с первого взгляда различал, кто из скифов воюет за Иллура, а кто против. Это были воины Палоксая, которых здесь даже на первый взгляд были тысячи. Унылым взглядом скифский адмирал проследил за тем, как конница противника отрезала его от дороги на Урканак, а затем и от побережья, окружив город.

– Твою мать, – выругался Ларин, стукнув кулаком по каменной кладке стены, словно хотел разрушить ее своим ударом, – теперь эта сволочь точно уйдет.

То, что он теперь сам находился в окружении и осаде, молодого адмирала волновало гораздо меньше, чем невозможность прямо сейчас скакать в Урканак, найти и убить предателя Иседона, подвергшего его таким унижениям. Он тупо, без ненависти, смотрел на всадников Палоксая, доспехи которых мелькали среди деревьев. Пока Леха находился в ступоре, окружение закончилось. Те, кто сунулся было к воротам, тут же были обстреляны, узнав таким образом, что Тернул в руках неприятеля. Послышались крики и ругань, которую Ларин воспринимал еще как во сне, продолжая думать о своем.