Страница 10 из 24
Внизу страницы была ссылка о том, что сведения об отъезде гетмана в Збараж, о котором Олекса Дружченко в самчиковой рукописи даже не упоминал, были взяты из личного ежедневного журнала создателя Казацкой страны, как Украину в XVII веке называли в Европе. Журнал исчез со всем личным архивом Богдана Великого, но попавший из него в Меджибожскую хронику отрывок был переписан одним из копиистов канцелярии войска Запорожского, бывшим родом из крепости у двух Бугов и составившим первые заметки об ее истории, которые хранились в Хмельницком архиве.
Максим поблагодарил коллег из научного отдела и вышел на крепостной двор, где было совсем темно. Было уже пять часов вечера, и целый день в Меджибоже пролетел как одна секунда. На выезде из местечка на трассу Винница-Тернополь была небольшая гостиница, в которой историк собирался переночевать, чтобы утром отправиться в Хмельницкий и в архиве прочитать заметки копииста, после чего успеть доехать до Тернополя и заночевать в Збараже. О золотом обозе Богдана Хмельницкого Максим старался не думать, чтобы не сорваться в Збараж в ночь. С утра он спокойно пойдет по его следам, как за двести пятьдесят лет до этого сделал Олекса Дружченко, и ничто, кроме землетрясения, не сможет его остановить.
Максим заселился в номер, немного пришел в себя, спустился в небольшое кафе и с аппетитом поел первый раз за день, с удовольствием покуштував отличное крученое сало с чесноком и горчицей. В номере он включил телевизор, нашел местный Хмельницкий канал и стал ждать восьмичасовые новости, чтобы узнать, как Западная Украина прожила один из последних дней этой долгой зимы.
Новости начались, и хорошенькая дикторша на певучем шевченковском языке сразу же заговорила об удивительном происшествии, случившемся этой ночью, и где – в Збараже! Находившиеся в замке, в котором, оказывается, была устроена средневековая корчма, три депутата Самой Верхней Рады внезапно сошли с ума, и, кажется, совсем не от занадто большого количества выпитой горилки с перцем. Никаких других подробностей не сообщалось, только на экране телевизора возник небольшой ресторанный зал в старинном интерьере с огромным камином от пола до потолка, недалеко от которого расположился пышно накрытый стол с двумя опрокинутыми стульями, а третий, с резной спинкой, стоял прямо на столе, ножками в тарелках с недоеденной едой.
Максим досмотрел сюжет до конца и хмыкнул – тоже мне новость, не вмэр Данила, так болячка вдавыла. Слава богу, что этим ребятам-депутатам было вообще с чего сходить. В Самой Верхней Раде у многих с мозгами были проблемы, вернее, они были заняты одним-единственным делом – день и ночь считать гривны, которым по черт знает какой причине не было у них ни конца ни края. Максим давно привык к тому, что любую, даже никакую новость, которая подходила для эфира из рейтинговых соображений, многие телевизионщики высасывали из пальца и раздували до немыслимых пределов, искажая ее до полного неузнавания в борьбе за аудиторию. Наверняка кому-то понадобилось опорочить какую-то партию в Раде и отнять у нее голоса избирателей, для чего и была придумана невероятная пьянка в национальном достоянии.
Странно, что эта история произошла именно в Збараже, в который он собирался добраться завтра. Максим позвонил в отель «Гетман» при замке, принадлежащий тернопольскому музею. Свободные места в маленькой, но очень красивой гостинице под старину были, Максим заказал номер с видом на въездную башню и подъемный мост, заметив, что администраторша говорила очень напряженным голосом. В ответ на вопрос историка, что на самом деле произошло с депутатами в средневековом ресторане, она скороговоркой выпалила на западно-украинском говоре какую-то фразу, в которой Максим разобрал только слова «купа дурных» и «нэма кебетив».
От Меджибожа до Хмельницкого, в котором великий гетман не был ни разу, было всего тридцать километров, архив открывался в десять часов утра, последний автобус из города, до середины XX века называвшегося Проскуровым, на Тернополь отходил в семь часов вечера, и Максим решил лечь спать, почему-то попытавшись перед сном вспомнить все, что ему было известно о привидениях в замках, любивших сводить их обитателей с ума.
Московский историк не знал, что перед сном попал в самую точку, и совсем скоро ему придется проверить на собственном опыте, справедлива или нет очень популярная в украинских местечках пословица: «Нема розуму – вважай каліка».
Исторические источники всех стран во весь голос утверждали, что привидения обычно обитали в старинных замках, дворах и домах. Призрачные фигуры, среди которых самыми опасными называли белых дам и черных монахов, часто ночами попадались на глаза средневековым жителям в их готических жилищах.
Свидетельства очевидцев о встречах с жуткими призраками, которые сводили с ума одним своим видом, были похожи друг на друга. Многие десятки и сотни людей слышали в гулких коридорах и подземельях замков неизвестно откуда берущиеся звуки лошадиных копыт, звон колоколов, тоскливый вой, видели туманные мужские фигуры с отрубленными головами под мышкой, удивительных красавиц в старинных платьях, после жгучего поцелуя приказывавших своим визави выброситься из окна или со стены, молчаливых монахов, бормочущих жуткие заклинания над книгой, написанной самим Князем Тьмы. Те, кто не сходил с ума и не умирал от ужаса после встречи с привидениями, оставляли о них рассказы, которыми полны средневековые хроники и сборники легенд и преданий. При этом в рассказах всегда особо подчеркивалось, что физического насилия со стороны призраков не было, их жертвы умирали только от страха и потери равновесия на лестницах и башнях.
В средневековой Украине наиболее известными мистическими фигурами были знаменитые конотопские ведьмы, умевшие отводить глаза всем без разбору, молчаливые русалки, водившиеся не только в тихих омутах, но и во множестве лесных озер, и, конечно, вытащенный гением великого Гоголя из преисподней ужасный глава всей нечистой силы на берегах Днепра и Ворсклы – демон Вий, которого при появлении на земле всегда сопровождала толпа упырей, вурдалаков и бесов.
На этом месте своих воспоминаний Максим незаметно заснул, не использовав до конца весь рабочий день 28 февраля 2016 года, что случалось с ним крайне редко. Последнее, что пронеслось в его мозгу перед тем, как он выключился на ночь, были прилетевшие откуда-то слова, сказанные низким хриплым голосом: «Поднимите мне веки…».
В 10 часов утра случавшегося раз в четыре года 29 февраля московский историк Максим Дружченко, даже не предполагавший, какой странной чертовщиной для него закончится этот последний зимний день, уже был в Государственном архиве Хмельницкой области. Оформив разрешение на поиск, он попросил сотрудницу читального зала подсказать, где могут храниться документы Меджибожа начала XVIII века. У крепости в ГАХО был свой архивный фонд, но рукописи копииста Максим в нем не обнаружил. Она нашлась в фондах личных коллекций, и Максим, довольный до невозможности, тут же заказал ее и еще девять разрешенных на одного исследователя дел в течение дня и стал просматривать справочники административно-территориального деления Подольской губернии, в которую до 1917 года входили Меджибож и Проскуров. Заказанные им дела принесли на удивление быстро, и Максим тут же углубился в чтение, не забывая расписываться в начале каждого тома на особом месте.
Рукопись копииста из канцелярии войска Запорожского не была датирована, но сотрудники архива определяли ее написание 1711 годом, так как в ней на последней странице упоминался Прутский поход Петра Первого, в котором участвовали казацкие полки. Текст был тяжелым, с бесконечными завитушками и росчерками на половину листа, и Максим читал тридцать два листа записок несколько часов, до самого обеденного перерыва. Слава богу, он сделал это совсем не зря. Неведомый автор записок, не указавший на обложке своего имени, цитировал личный журнал гетмана только один раз. Максим начал его переписывать в свой блокнот и тут же споткнулся взглядом на хорошо знакомом ему слове. В октябре 1656 года Богдан Хмельницкий выехал из Меджибожа не только в Збараж, но и в Вишневец. Прочитав отрывок из рукописи до конца, Максим попытался сосредоточиться на дальнейшей работе, но у него ничего не вышло.