Страница 8 из 19
Ему довелось однажды встретиться с молодым Ломоносовым в роковой для того поворот в судьбе. Феофан спас этого ученика Спасских школ от репрессий, открыв ему путь в науку (об этом – позже). У них было немало общего в главном – отношении к познанию Мира и человека.
Одно замечание Феофана имеет прямое отношение к спорам о наиболее рациональном правлении в России. По его убеждению: «Русский народ таков есть от природы своей, что только самодержавным владетельством храним быть может». Подобное мнение можно услышать и от некоторых более или менее авторитетных историков, социологов, публицистов. Ссылаются на успехи нашей страны при царской власти, в эпоху правления Сталина и ее бесславное расчленение и упадок при «демократах».
На первый взгляд исторический опыт подтверждает мысль Феофана. Но следует иметь в виду, при каких обстоятельствах, в какую эпоху и с какой целью он это написал. Он опасался, что среди олигархов Верховного тайного совета рано или поздно начнутся распри, что грозит сильным ослаблением государственной власти, а то и распадом державы на отдельные вотчины.
В русском народе, состоявшем почти исключительно из крестьян, имевших в лучшем случае начальное образование, авторитет царя как самодержца милостью Божьей поддерживала Православная церковь. Такова была традиция Средневековья, а вовсе не природная особенность русских. Ограничение этой власти могло вызвать народные волнения. Возможно, и это имел в виду Феофан.
Смена формы правления – революционное деяние, чреватое обострением социальных противоречий, активной борьбой за власть разных групп и партий, междоусобицей. Это можно было видеть на примере английской революции. Но там ограничение королевской власти было оправдано появлением и укреплением нового третьего класса – торговцев, промышленников, банкиров (буржуазии). В Российской империи этот социальный слой был слаб. В стране вместо одного верховного правителя появилось бы несколько – только и всего. Стоит ли ради этого расшатывать вековые устои общества?
Суждение Феофана следует рассматривать в контексте данной эпохи с ее социально-экономическими и духовными особенностями. Ссылка на особенности национального характера неубедительна. Возможно, Феофан просто высказался в духе своего времени, чтобы быть понятым. Другое дело – географические особенности Российской империи. Огромная территория, в основном слабо освоенная, с местными особенностями природы и населения, местными владыками, множеством крупных и мелких хозяйств…
Чтобы весь этот пестрый и рыхлый конгломерат не распался на части, требуется единая воля самодержца. В особенности когда есть угроза со стороны соседних государств.
Вот и Ломоносов в своих одах прославлял – не по заказу, а по убеждению – великих русских самодержцев: Иоанна IV, Петра I, Екатерину II. Он прекрасно сознавал, как опасен для России разброд и раздор, местничество олигархов.
Детство помора
Общая обстановка в Европе и России времен Ломоносова безусловно сказалась на его судьбе. Но все-таки основы его ума и характера сформировались, как у любого из нас, в детстве.
Куростров, где находились владения его отца, автор конца ХIХ века А.И. Львович-Кострица описывал так: «Неприглядную и суровую картину представляет собою родина нашего великого ученого и поэта Михаила Васильевича Ломоносова…
Куростров не представляет собою ничего заманчивого для всякого поверхностного наблюдателя. Это довольно большой, но низменный остров, и в половодье он едва не затопляется разливом Двины; всюду разбросаны низенькие болотистые кочки и невысокие холмы, сверху донизу затянутые мхом; между ними лежат, словно погруженные в вечную дремоту, непросыхающие болотины с грязной водой; ни леса, ни рощи не видно на всем протяжении острова, только кое-где торчит жалкая, искривленная, точно больная береза, да по береговой окраине растет беспрерывный и чахлый ивняк, в какой-то грусти склонившийся над плавно движущимися водами реки».
Унылая картина! Немудрено, что еще отроком Михаил Ломоносов должен был только и мечтать, как бы поскорей вырваться отсюда…
Однако нигде в его трудах и письмах нет сетований на убогость родных мест. Упоминает необразованность отца и злость мачехи, вот и все. По всей вероятности, в его время Куростров был иным. Первое упоминание о нем содержится в грамоте 1397 года. Тогда его почти сплошь покрывали леса. Его освоение сопровождалось вырубкой лесов и осушением болот.
Более точную характеристику дал Г.П. Шторм: «Северная Двина была в то время глубокой и многоводной. По высоким ее берегам стояли нетронутые хвойные чащи, а низины кипели от буйного чернолесья. В том краю тогда еще не знали сыпучих песков, и морские суда свободно проходили по рукавам Двины до селения Вавчуги».
Есть и объяснение произошедшим изменениям. Во второй половине ХIХ века выдающимися естествоиспытателями В.В. Докучаевым и А.И. Воейковым было доказано, что обмеление многих российских рек, так же как сильные наводнения, вызваны вырубкой лесов в речных долинах.
При Ломоносове природа Курострова еще не оскудела. Местные жители были скотоводами, земледельцами, ремесленниками, рыбаками. В Архангельск прибывали торговые суда из Англии, Голландии; поморы общались с представителями разных племен и народов, посещая дальние края не только по Белому, но и по Студеному морю и на запад, и на восток; кругозор у них был обширный.
…Итак, 8 ноября (по старому стилю) 1711 года Елена Ивановна Ломоносова (урожденная Сивкова), жена холмогорского крестьянина Василия Дорофеевича, родила сына. Назвали его Михайлой.
Василий Дорофеевич, хотя грамотой не овладел, умом и смекалкой не был обделен. Сына он учил не книжным премудростям, а знаниям и навыкам, без которых не станешь настоящим помором.
Сведения о детстве Михайлы Ломоносова скудны. Автобиографию он не писал. Вспоминал о своих детских годах по случаю, скажем в письмах И.И. Шувалову.
По его словам, имел он «отца хотя по натуре доброго человека, однако в крайнем невежестве воспитанного». Это соответствует истине, если иметь в виду книжную ученость. Василию Дорофеевичу она была бесполезна. Скорее всего он был знаком с азами арифметики и грамотности. При его образе жизни и работе большего не требовалось. Его жена Елена Ивановна, дочь дьякона села Николаевские Матигоры, умела читать и писать. Она стала первой учительницей Михайлы (правда, об этом он не обмолвился).
Судя по всему, отец хотел, чтобы сын стал человеком образованным. Однако ему прежде всего требовался помощник по хозяйству и наследник – умелый хозяин. Не имея других детей, Василий Дорофеевич приобщал к своим делам сына.
В академической биографии М.В. Ломоносова сказано: его отец первым из местных жителей построил и по-европейски оснастил двухмачтовое судно грузоподъемностью более 5000 тысяч пудов, на котором ходил по Двине, Белому морю и по Северному океану. Кроме рыбного промысла, он по найму перевозил грузы казенные и частные в Пустозерск, Соловецкий монастырь, по берегам Лапландии, на реку Мезень.
Вряд ли такой человек был воспитан в «крайнем невежестве». Свое состояние нажил он нелегким трудом, выйдя из-под опеки дяди Луки только после тридцатилетнего возраста. Тогда и женился. У него был немалый земельный надел, но главный доход имел от рыболовства и перевозки товаров.
Мать умерла, когда Михайле было 9 лет. С этих пор его учителями стали дьячок приходской церкви Семен Сабельников и сосед Иван Шубной. Кстати сказать, сын его, Федот Шубин (1740–1805), в детстве был резчиком по моржовой кости и перламутру, стал известным скульптором; он состоял при Академии художеств и создал ряд выразительных портретов, в том числе М.В. Ломоносова.
Талантами поморы не были обделены. Их край, хотя и отдаленный от столицы и Москвы, постоянно вел с ними торговлю, поставляя, в частности, соль летом и рыбу зимой, а изделия ремесленников круглый год.
Михайло Ломоносов с детства был рослым и сильным. Когда ему исполнилось десять лет, отец стал брать его как помощника на рыбный промысел и на соляные варницы. Именно тогда юный помор впервые стал «вопрошать природу», пытаясь понять многое из того, что видел. Он был любознательным. Об этом свидетельствуют заметки в его научных работах.