Страница 7 из 41
Разразилась гражданская война — и А. Кучкин в самых горячих точках. С его именем связана история славной 27-й стрелковой дивизии, с которой прошел путь от Волги до Енисея. 12 августа 1922 года «Правда» писала: «Кажется, ни одна из славных дивизий республики не имеет такого количества отличий, как 27-я Омская Краснознаменная дивизия. В своих рядах она имела таких организаторов и военкомов, как талантливый уфимский кузнец А. П. Кучкин…»
В это время пути Кучкина и Гашека все время шли рядом — Уфа, Белебей, снова Уфа, Златоуст, Челябинск, Омск, Иркутск…
— Почему же вы, Андрей Павлович, раньше, до того, как обнаружил документы, ничего не говорили о встречах с Гашеком?
— Не видел необходимости. Не очень уж они, встречи, значительны. У других — интереснее. Но раз так нужно…
«Раз нужно» — этому принципу всю жизнь следовал старый коммунист. Всегда был там, где нужно, и отдавал себя полностью, без остатка. Его избирали делегатом X и XI съездов партии, поручали ответственные посты, он работал в аппарате ЦК КПСС. Но ему все время казалось, что для лучшей работы не хватает знаний., Жажда постоянно учиться — тоже одно из характерных качеств Андрея Павловича. И хоть его считают «сильным, глубоким марксистом», он поступает в историко-партийный Институт Красной профессуры.
После окончания весь отдается изучению истории нашего государства. Автор многих фундаментальных трудов по проблемам истории КПСС и Советской власти, А. П. Кучкин заботливо воспитывал молодые кадры, подготовил несколько десятков кандидатов и докторов наук. Его перу принадлежат книги о героях гражданской войны, о боевом пути Пятой армии, документальные повести. Два ордена Ленина, медали украшали его грудь.
Последняя наша встреча была в конце 1969 года. Только что вышла его большая книга «От Волги до Енисея», третье издание «Истории КПСС», где он — один из авторов. Кажется, можно немного отдохнуть. А Андрей Павлович полон новых замыслов. Он — редактор IX тома двенадцатитомной «Истории СССР», член главной редакции шеститомной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза», работает над монографией «Борьба КПСС за единство международного коммунистического движения».
Слушал я видного советского историка, человека преклонных лет (ему тогда за 80 было), прошедшего по жизни столь многотрудный путь, и невольно вспоминал слова из песни: «Не стареют душой ветераны…»
Умер Андрей Павлович 30 марта 1973 года. Символично, что «Правда», в которой он более шестидесяти лет назад печатал свои корреспонденции, потом не раз писавшая о нем, опубликовала 1 апреля некролог, где подводился итог его замечательной жизни на благо людей. «Память об А. П. Кучкине, — говорилось в заключение, — его беззаветном служении делу партии навсегда останется у соратников и многочисленных учеников».
Приятно сознавать, что друзей Ярослава Гашека у нас великое множество. Каждый стремится чем-то помочь, внести свою лепту, пусть не такую уж емкую, в копилку знаний о чешском писателе, его жизни. Один, школьник И. Швецов, позвонит и сообщит, что видел в книжном магазине новое издание «Швейка», другой — привезет из далекого города газету, где сообщается о новом спектакле по произведению Гашека, третий назовет книголюба, у которого, кажется, что-то есть интересное, связанное с фронтовой печатью гражданской войны, четвертый, совсем юный ученик Казанской школы № 116 Ш. Тагиров подарит свои цветные иллюстрации к роману, свою «версию» облика Швейка, пятая, студентка университета Г. Щеколдина, просто, без обиняков, подарит маленькую, неказистую книжечку, на титульном листе которой обозначено: «М. Слободской. Новые похождения бравого солдата Швейка». А выпущена она Воениздатом в… 1943 году. Вверху на обложке рисунок солдата Швейка, под ним знаменитый девиз Великой Отечественной: «Смерть немецким оккупантам!» Герой Гашека воевал с фашистами.
А однажды на улице встретился сотрудник Государственного архива Татарской АССР:
— Посмотрели бы некоторые наши дела. Кажется, могут быть там и документы, связанные с Гашеком.
Признаться, отнесся к этому скептически. Ну, что может быть нового, когда так хорошо известна его деятельность в Бугульме и по воспоминаниям, и по произведениям самого писателя.
Прошло немало времени после этого разговора. Но мысленно я неоднократно возвращался к этому предложению. Оно не давало мне покоя. И вот, чтобы как-то освободиться от этого беспокойного состояния, я выписал рекомендованные папки и без всякого интереса стал просматривать.
Случайно обратил внимание на листок, исписанный корявым, безграмотным почерком, адресованный в «Бугульминский реоулецьой кыметет». Долго разбирал неграмотные каракули. Наконец, понял, что у «гражданина Микуленской волости Андрея Кеняева случилось несчастье». Оказывается, ездил в Казань, и по дороге пали лошади. Умоляет о помощи, многодетному семейству.
Интересно, помогли или нет?
Перевертываю страницу и… замираю. В буквальном смысле слова. Вижу давно знакомый, ставший даже чуть ли не родным почерк. Не верю глазам своим. Читаю, снова перечитываю. Да, это он, Гашек! На бланке коменданта города Бугульмы 3 декабря 1918 года он обращается в Чрезвычайную Комиссию: «Прошу оказать Киняеву всякое содействие».
Теперь уже интерес к папкам возрастает. Внимательно начинаю просматривать каждую страничку, каждый клочок бумаги. А их тут огромное множество. И удача снова приходит ко мне. Вот уж действительно, кто ищет, тот всегда найдет.
Вот срочное требование Гашека в городскую милицию мобилизовать 50 плотников для работ на линии Ютаза — Кандры, или его разрешение на конфискацию столов, ламп и канцелярских принадлежностей для революционного трибунала 5 армии…
И вдруг попадаются документы, подписанные помощником коменданта Гашеком, которые вызывают улыбку. Нет, в этих бумагах нет ничего смешного. Просто они вызвали воспоминания об одном произведении Гашека — «Крестный ход», чуть ли не каждая фраза которого полна издевки над служителями культа. В нем рассказывалось, как было устроено шествие по городу в знак протеста против приказа комендатуры, обязавшего монахинь чистить казармы. Многим казался этот факт вымыслом. Даже текст приказа, посланного в женский монастырь, вызывал сомнение. И вот теперь я держу в руках официальное предписание игуменье; «Предлагаю вам выслать немедленно 30 монашек для уборки помещений штаба Пятой Армии в Дом Волжско-Камского Банка по Советской ул». И подпись: Пом. коменданта Гашек.
Кстати, обнаружил любопытные ответы игуменьи на послания Гашека. В одном, например, написано: «Выслать для уборки некова сестер дома нет. Отправлено 10 фун. восковых свечек. Деньги неполучены». Да, не сильна в грамоте была настоятельница монастыря, зато хитрила, обманывала, лишь бы не помогать Красной Армии. Но настойчивость Гашека заставляла-таки выполнять все указания комендатуры.
Новые обнаруженные документы помогли еще глубже, разносторонне воссоздать обстановку того времени, ее характерные колоритные детали, иной раз наивные, смешные, но точно передающие дух той неповторимой эпохи.
Обстоятельства складывались так, что Гашек не мог заниматься журналистской работой, он целиком отдал себя повседневной борьбе с врагами. Правда, имеются некоторые публикации, в которых утверждаются, будто Гашек и в Бугульме сотрудничал в местной печати, даже был членом редколлегии газеты «Гражданская война», органа Политотдела Пятой армии Восточного фронта, в то время издававшейся здесь. К сожалению, никаких документов, подтверждающих эти сведения, пока не обнаружено. Скорее всего, это предположения, а не достоверность. Но кто знает, архивы такие коварные, столько хранят в себе открытий, порой самых неожиданных и парадоксальных.
Однажды ранним весенним утром раздался в квартире телефонный звонок.
— Здравствуйте, — проговорил незнакомый голос. — Квартира Антонова? Вы интересуетесь Гашеком. Так вот, в Бугульму, в музей один старичок принес фотографию. Там он с Гашеком снят.
— Кто говорит? Кто вы? — пытаюсь выяснить.