Страница 14 из 41
Ярослав подолгу бродил по улицам. Разбитые витрины магазинов, вместо швейцаров — часовые с винтовками у подъездов… Кругом длинные очереди женщин за хлебом. То и дело по мостовым деловито, быстрым шагом проходят вооруженные отряды красноармейцев, рабочих.
Как-то, в один из первых дней пребывания в Москве, Гашек явился в Московский военный комиссариат, чтобы встать на учет. В кабинете комиссара находился еще один человек в папахе и потемневшей от порохового дыма шинели. Видно командир, хотя и очень молодой. Тот тоже обратил внимание на Гашека. «Странно, — подумал он, — вроде бы и военный, а выглядит необычно. Шинель носит небрежно, движения какие-то медлительные… Да и взгляд уж очень задумчив».
Когда Гашек закончил разговор, командир подошел и представился:
— Бирюков, Сергей, председатель хозяйственной комиссии Моссовета. Будем знакомы.
— Ярослав Гашек, чешский писатель, друг революционной России.
Они крепко пожали друг другу руки.
Вышли вместе.
— Я слышал, — начал Бирюков, — вы только что из Киева. Как там дела сейчас? Я ведь тоже недавно с Украины, месяца полтора назад. С гайдуками рассчитывались. Может, слыхали, отряд Знаменского?
Долго бродили по улицам Москвы, рассказывая каждый о себе, своих наблюдениях. Уже через час, как часто это бывало в революционные годы, они считали себя закадычными друзьями, перешли на «ты».
Гашек рассказал о жизни в Киеве, о работе в «Чехословане», в полковом комитете, о своих расхождениях с легионерами. Видно было, что не очень-то легко ему говорить об этом.
— Знаешь что, Ярослав, пошли-ка ко мне домой, там и договорим, что не успели, — сказал Сергей.
И они энергично зашагали к дому Бирюкова. Молча. Не хотел больше Сергей причинять боль новому другу. Только изредка обменивались малозначащими замечаниями.
Дома Гашек выкупался, привел себя в порядок. И как-то немного оживился. Во время обеда, чаепития рассказывал веселые истории. Но нет-нет да и коснется своего прошлого. И вдруг неожиданно:
— Знаешь, Сергей, добирался я сюда из Киева, и в вагоне услышал, как оборванный мальчишка пел:
Веришь, как по сердцу ножом. Очень горько за мальчишку сдало. И о себе подумалось. Много я в своей жизни блуждал, а счастья так и не встретил.
Может, здесь, наконец, в революционной Москве, найду его, — с грустью закончил Гашек.
— Вот что, Ярослав, — широко улыбаясь, сказал Бирюков, — давай-ка ложись спать, выспись хорошенько, отдохни как следует, а потом уж и займешься поисками счастья. Идет?
— Идет, — ответил Гашек и улыбнулся в знак благодарности.
— А вечером сходим в театр, у меня есть постоянный пропуск на два лица во все театры. В Моссовете дали.
— Идет, — Гашек улыбнулся. Вскоре он крепка заснул.
Вечером они были в Большом театре. Слушали оперу «Дубровский», сидели в бывшей царской ложе.
— Люблю я театр. Очень люблю! — признался Гашек Сергею, когда они разговаривали во время антракта. — Вот уж кажется война, не до театра, а все равна люди идут туда, ищут ответы на свои вопросы. Я в Киеве много раз писал в «Чехословане» о спектаклях. Правда, все о драматических. А два раза даже о музыке — о концерте и об оперетте «Княжна Пепичка».
Не раз потом два друга ходили в Большой театр, Малый, наслаждались искусством Шаляпина, Неждановой, Собинова, Обуховой, Южина-Сумбатова и многих других замечательных представителей русского театрального искусства, вставших на сторону Советской власти.
Сложное было тогда время. Повсюду велись горячие споры, дискуссии о Брестском мире, о будущем развитии революции. «Левые коммунисты», эсеры, меньшевики сеяли панику, пытались породить в народе сомнения в необходимости немедленного мира. «Советская власть погибнет, — кричали они на всех перекрестках, — если прекратим „революционную“ войну с Германией. Иного пути нет».
И если прежде Гашек, наверное бы, согласился с этими доводами, то теперь… Теперь иное дело. Его окружали друзья-большевики. Частенько вечерами собирались старые коммунисты Андрей Знаменский, Роберт Пельше, Ян Пече у Сергея Бирюкова, обсуждали острые проблемы, разъясняли Гашеку позиции большевиков о мире. Но, пожалуй, особенно для него убедительными были статьи, речи В. И. Ленина, которые печатались тогда в газетах. На многие вопросы, волновавшие и беспокоившие его, он находил там ответы.
— Эх, вот послушать бы Ленина, — не раз говорил Гашек.
— В Питер ехать надо, — улыбаясь, отвечал Бирюков. Впрочем, ему тоже хотелось, но как сделаешь это…
Однажды, а если точнее, 12 марта, молниеносно по всей Москве разлетелась радостная весть: «Ленин приехал!» Восторгам не было предела. Как и всегда, Ярослав и Сергей оказались вместе, первым делом развернули свежий номер газеты. На этот раз — «Известия».
С огромным интересом читали и перечитывали они статью Ленина «Главная задача наших дней».
— Посмотри, сколько бодрости, уверенности в нашей полной победе, — говорил возбужденный Сергей.
— И убедительно, все понятно, — отвечал Ярослав.
Неожиданно оба умолкли. А затем, посмотрев друг на друга, понимающе улыбнулись.
— Пойдем? — одновременно спрашивая и утверждая, сказал Сергей.
— Попробуем, — ответил Ярослав.
Они быстро собрались и вышли на улицу. Шли молча, каждый думал о своем, а скорее всего, об одном и том же.
…Из Моссовета Бирюков вышел сияющий.
— Сегодня днем Ленин будет выступать на заседании Моссовета. И мы с тобой оба в составе военной делегации.
Огромный зал Политехнического музея бушевал. Депутаты, гости, среди которых преимущественно были рабочие, крестьяне, военные — все в едином порыве встали и горячо аплодировали. Отовсюду неслись возгласы: «Да здравствует Ленин!», «Да здравствует мир!».
Когда, наконец, стало тихо, Владимир Ильич начал говорить. Твердо, спокойно звучал его голос. Уверенность В. И. Ленина сразу передавалась слушателям, захватывала их. Чутко прислушивались они к каждому слову вождя.
Все необычным было для Гашека. Уж столько, кажется, ораторов перевидел, и в Чехии, и в России, сам владел этим искусством, а вот такого впервые слушал. Не кричит, как другие, не провозглашает, а разговаривает спокойно, но каждое слово в душу западает. И все больше о трудностях говорит, что делать надо, а не то, что уже сделано.
— Мы никому не изменяем, мы никого не предаем, мы не отказываем в помощи своим собратьям, — говорил В. И. Ленин. — Но мы должны будем принять неслыханно тяжелый мир, мы должны будем принять ужасные условия, мы должны будем принять отступление, чтобы выиграть время…
Слова Ильича глубоко западали в сердце. Закроет на минуту Гашек глаза, и кажется, будто два человека говорят. Один вопрос задает, а другой тут же толково и понятно разъясняет.
— Как ни бесчинствуют теперь международные империалисты, видя наше поражение, — продолжал Ленин, — а внутри их стран зреют их враги и союзники для нас.
«До чего же верно, — подумал Гашек, — точно мысли мои угадывает». Он повернул голову к рядом сидевшему Сергею. Оба молча переглянулись и, точно боясь нарушить тишину, стоявшую в зале, осторожно повернули головы к сцене.
— …Растет возмущение против империалистов, растет число союзников в нашей работе и они придут к нам на помощь.
«Придут, обязательно придут, — хотелось крикнуть Гашеку, — уже много пришло, а будет еще больше. Нельзя быть в стороне от такой борьбы!»
— При этих условиях мы сумеем удержаться, пока союзный пролетариат придет к нам на помощь, а вместе с ним мы победим всех империалистов и всех капиталистов.
Буря аплодисментов всколыхнула тишину зала. Кажется, вот-вот стены рухнут, не выдержат грома рукоплесканий, возгласов одобрения. И вместе со всеми горячо, восторженно аплодировал Гашек, тот самый Гашек, который всего каких-нибудь несколько месяцев назад был так далек от понимания большевистских идей и планов.