Пламя моей души

— Вряд ли. Не бывает так, чтобы людям снились одинаковые сны. Скорей всего, вы уже были знакомы раньше. Постой, — встрепенулась я, замерев с ножом. — Ты сказала, что там был мой брат? Во сне.

— Да. Я встретила Тсуну-куна в кондитерской. Он там был с девочкой по имени Хару, а потом малыш предложил всем вместе поесть пирожных у вас дома.

— И что было потом? — с замиранием спросила я.

— Ну, это все-таки был сон, — улыбнулась Киоко, ссыпав на сковороду порезанные овощи. — Мы сидели за столом с мальчиком, которого Тсуна-кун звал Ламбо, как и маленького Ламбо-куна. Нас угостила пельменем И-пин, а потом мы с Хару-тян оказались голыми и пошли в кондитерскую за добавкой пирожных. Странный сон, правда? — засмеялась она.

— То есть — голыми? — сглотнув, уточнила я. — Прямо по улице?

— Ага. Но с нами был Тсуна-кун, и он набросил на нас одеяла.

Я выдохнула.

— Что с тобой, Кира-чан? — обернулась Киоко. — Ты слишком бледная. Плохо себя чувствуешь?

— Киоко… пожалуйста, я очень тебя прошу, не ходи ко мне домой больше никогда.

— Что? — на ее лице отразилось потрясение. — Кира-чан…

— Это не потому, что я как-то обижена на тебя. Знаю, как это прозвучало, но это ради твоей безопасности. У меня дома появилось много странных личностей, и я подозреваю, что все это было отнюдь не сном. Поэтому, ради твоей же безопасности, держись от моего дома, репетитора Тсуны, сестры Гокудеры или еще кого-то не знакомого ранее как можно дальше.

— Как «не сон»? — с весьма глуповатым выражением лица переспросила она.

Глаза девочки ничего не выражали, и я на всякий случай отодвинула нож, лежащий на столешнице, подальше.

— Странная шутка, Кира-чан, — неестественно засмеялась она. — Ты же знаешь, что я не понимаю шуток.

Я отложила лопатку в сторону и продолжила смотреть на нее, ожидая, когда она поверит в то, что я серьезна.

— Но как же… — медленно протянула она. — Мы ведь сьели с Хару-тян все, что было на прилавке, и никакого счета не пришло. Все было так странно, будто и не я вовсе это была. Я просто наблюдала.

— Увы, Киоко, для того, кто это сделал, не составит большого труда оплатить даже большой счет.

— Кира-чан, зачем нам добавили наркотики в пельмени? — возмущенно вскинулась она, но я заметила, как Киоко начало потряхивать, поэтому положила ей обе руки на плечи и усадила на стул.

А И-пин, вполне возможно, с секретом. Мало ли что она там на китайском щебечет, может, проклятья на нас насылает, а понимает ее один Реборн, который и делает вольный перевод. Она еще маленький ребенок, также возможно, что ее просто используют.

— Это были не наркотики, Киоко.

«Но вряд ли безопаснее их» — мысленно добавила.

— Видишь ли, репетитор Тсуны имеет очень специфические понятия о развлечениях и мало переживает на счет окружающих. Но все же у него есть честь, и следы он хорошо заметает. Тем не менее, я не могу допустить повторения подобных случаев, — твердо заверила я.

Киоко сидела внешне спокойно. Только уставилась в пол и, кажется, даже не моргала, а может, и не видела ничего перед собой вовсе.

— Кира-чан, когда мы с Хару-тян ходили в моем сне в кондитерскую, у нее на лбу горел желтый огонек. А когда братик дрался с Тсуной-куном на ринге, у него тоже был такой огонек. С братиком тоже произошло что-то нехорошее? — подняла она на меня обеспокоенный взгляд.

Обескураженная ее беспокойством за брата, которое было куда выше опасений за себя, я не сразу нашлась с ответом и потому не смогла связать слова, как следует.

— Рехей… У него есть Экстрим.

— Что это за Экстрим, Кира-чан?! — накинулась на меня девочка, резко подскочив на ноги и придвинувшись вплотную, засыпала торопливыми словами: — Расскажи мне всю правду, пожалуйста! Ты ведь знаешь все, Кира-чан! Что это за особое состояние, о котором ты говорила? Братик тоже куда-то идет, думая, что это сон?

— Успокойся, — вновь схватила я ее за плечи и заговорила медленно: — За Рехея не переживай, я присматриваю, чтобы с ним ничего не случилось, ты же знаешь. Я могу тебе все рассказать, но ты должна решить, хочешь ли ты это знать. Пойми, есть знания, владеть которыми может быть небезопасно. Я надеялась, что подобного не повторится.

— Так это тоже был не сон?! — прикрыла она удивленно открывшийся рот руками, и пояснила: — Когда я поломала вам стол и холодильник, а потом твоя мама… — Выражение ее лица стало испуганным и виноватым одновременно. — Прости, Кира-чан, я не хотела! Я думала, что это просто сон! Ведь я не могу даже вмятину оставить на дверце холодильника, не то что стену проломить! И ты меня как-то остановила.

— Не совсем я, но верно.

— Ламбо-сан хочет есть! — так не вовремя влетели на кухню два ребенка. — Конфет и винограда!

— Скоро уже все будет готово, — сказала я, бросив на них короткий взгляд.

Киоко все еще выглядела нехорошо.

— Кира, поиграй со мной! — вцепился в ногу теленок.

— Но если я буду играть с тобой, то Киоко придется готовить все одной, — ответила я. — Друзьям ведь надо помогать. Ты можешь помочь мне. Хочешь?

— Но это скучно! — надулся малыш.

— Почему ты так думаешь? На самом деле это очень весело. Я покажу. Только сходите помойте руки.

— Хорошо, — пискнула Ипин с сильным акцентом.

Следом за ней поплелся Ламбо. Когда дети покинули кухню, я вновь посмотрела на Киоко, плечи которой так и продолжала сжимать.

— Давай ты все это переваришь, хорошо обдумаешь, и после ужина, если захочешь, мы об этом поговорим, — сделала предложение.

Киоко просто кивнула, потом посмотрела на плиту и тут же бросилась за готовку, о которой забыла. Это хорошо помогло ей отвлечься.

— Как бы мясо не пригорело, — причитала она.

Я приготовила инструменты для детей и поддержала Киоко, убивающуюся по, возможно, немного подпорченной пище:

— Как бы плохо ни сварились макароны, их всегда можно исправить по-флотски. Если в еде есть мясо, то всем уже все равно.

— Откуда такие кулинарные советы, Кира-чан?

— Зарубежная кухня очень изобретательна, — усмехнулась в ответ.

Киоко поддержала мою идею для детей, устроив из готовки настоящее шоу с пафосными представлениями обычных продуктов и торжественными позами. О том разговоре я больше не заикнулась и после ужина села в гостиной за книгой. Дети носились во дворе. Киоко поднялась к себе. Во время готовки и ужина она держала на лице улыбку, но вряд ли она все просто выбросила из головы. Сейчас в своей комнате, которую она делит со мной, Киоко может побыть одна. А когда она будет готова, то спустится и задаст мне вопросы. Возможно, она решит, что чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Возможно, это будет правильней всего.

Мне кажется, факт того, что Реборн выстрелил в Киоко и Хару особыми пулями, позволяет сделать некоторые предположения. Например, раз Тсуна влюблен в Киоко, то вероятно, что он захочет стать ее парнем. Тогда предположение проверить ее пулей не лишено смысла, ведь под пулей человек исполняет самое искреннее в данный момент желание. Хару вроде бы испытывает какие-то чувства к Тсуне, потому что довольно часто ошивается неподалеку. Так что Реборн, возможно, проверил девочек одновременно на наличие пламени и на искренность побуждений. А то мало ли, шпион какой-то затесался возле охраняемой цели.

Я могла бы ничего не рассказывать Киоко. Вполне могла. Могла также оправдать себя, что просто не оказалась рядом, чтобы помочь. В конце концов, ничего действительно страшного не произошло. Реборн отменил действие пули, когда возникла угроза жизни Наны, Тсуна накинул на девочек одеяла, и никто не увидел позора… Но, черт, у меня зубы каждый раз скрипят, когда я думаю об этом. Меня просто выбешивает, что кто-то специально создает такие условия и подвергает опасности… сестру моего друга, вот! С Хару мы не так хорошо знакомы, но я также не желаю ей проходить через такое. Еще я не могу отделаться от мысли, что невмешательство — это половина вины.

Я отвлеклась на тихие звуки шагов. Киоко спускалась по лестнице. А я давно уже просто пялюсь на страницу книги. Молчу, хотя и очень хочется спросить, как она.