Страница 2 из 3
Хотя, конечно, люди со временем меняются. Меняются их привычки, предпочтения. Мой брат в юности – любитель посидеть с удочкой, со временем к занятию этому остыл. Терпения ему не хватало. Помню уже в зрелом возрасте проехали мы с ним через деревню Юж-Толешево на Большую Кокшагу возле деревни Орловка. Клева не было, лениво брала только мелкая красноперка. Посидев с полчаса, он свернул удочки и, сказав, что лучше пойдет машину помоет, исчез. А я перешел на другое место и начал ловить на червя. Поклевки были какие-то хилые. И рыба после них не хотела подсекаться. Я сидел на берегу и изредка матерился, не в состоянии понять, что такое происходит. Клюет все время и ни черта не ловится. Разгадка пришла, когда, после очередной подсечки, я вытащил зацепившегося на крючок здоровенного рака, сожравшего моего червя.
Позвал брата, который уже успел к этому времени сварить уху из красноперок. Мы пообедали, я достал из багажника “подъемник” и вывалил туда остатки пищи, рыбьи головы, картофельные очистки. И на длинной палке опустил это сооружение в воду. Минут через десять поднял. Там сидело три рака. И пошло дело. Витя заинтересовался. Я оставил ему эту самопальную рачевню, а сам с удочкой пошел вдоль берега рыбу искать. В одном месте нащупал некрупных подлещиков.
Когда вернулся, довольный Виктор протянул мне ведро почти полное раков. Я похвалил его, сказав, что он, наверное, не очень хороший рыболов, но зато отличный раколов. И этот титул я дарю ему навечно.
Раков мы сварили на берегу. Часть съели тут же, бросая скорлупу в воду на закуску другим ракам. Остальное увезли домой. Раков транспортировать лучше в вареном виде. Это скоропортящийся продукт и варить их надо только живыми.
Заканчивая этот короткий экскурс в прошлое, хочу сказать читателям, что люди, увлеченные рыбной ловлей – это особая разновидность Homo sapiens. Ее представители лучше других умеют общаться с Богом. Они научились этому, размышляя о сущности бытия у костра под ночным небом, изукрашенном золотом звезд. Не зная слов молитв, они умеют страстно молится сердцем, обращаясь к Всевышнему в момент вываживания крупной рыбины, произнося заветное заклинание: “Только бы не сошла, только бы не сошла…” Будьте уверены, Господь их слышит. И может быть, когда-нибудь, когда рыбы в водоемах станет еще меньше, чем сейчас, для того, чтобы дети его не остались без улова, Творец научит их ходить по воде.
Большая Кокшага – река, а не шняга
Мое знакомство с рекой Большая Кокшага началось, как ни странно, в городе Йошкар-Оле. В нашей четырехэтажной “сталинке” жил дяденька с запоминающейся фамилией – Деревянных. “Деревянный” был страстный рыболов. Мы с пацанами не единожды наблюдали, как он, собравшись на рыбалку, выходил из подъезда с потертым рюкзаком, удочками в брезентовом чехле и упакованной резиновой лодкой. А какое-то время спустя, с наружной стороны его окна на четвертом этаже, появлялась длинная связка здоровенных лещей, которые вялились на солнце. Вороватые дворовые мальчишки не единожды покушались на этот деликатес, пытаясь с крыши подцепить вкусную соленую рыбину с помощью удочки и привязанного на ее конце тройного крючка. Но все их попытки позорно заканчивались неудачами. Слишком высоко и далеко висела желанная добыча. Перегнувшись, можно было легко слететь с крыши. Сорвать рыбу с прочного вешала никому не удавалось.
Это вдвойне подогревало интерес мальчишек, которые и сами ловили рыбу в реке Малая Кокшага, текущей в черте города, к тому, где этот умелец выуживает таких “рыбов”. Они тоже, предварительно засолив, вялили рыбку. Но это была мелочь. Сорожки, окунишки, подъязки.
В 60-е годы Малая Кокшага была совсем не похожа на сегодняшнюю реку. Старая деревянная плотина, стоявшая на месте теперешнего вантового моста, практически не делала Малую Кокшагу шире. Узкая была речка. Уже в четвертом классе я смело переплывал ее в районе “березки”, где сейчас красуется пешеходный “театральный” мост. Тут на берегу со стороны города стояла лодочная станция, а на противоположном – жила своей жизнью заречная улица. С городом ее соединял деревянный мостик, который каждый год строили заново. То ли смывало его во время ледохода, то ли специально разбирали ближе к зиме. И с той, и с другой стороны берега были “облагорожены” деревянными помостами, где хозяйки полоскали белье. Перебравшись на заречную сторону, в конце весны мы ловили с таких помостов подъязков и сорожек, насадив на крючок толстых личинок ручейника и сделав из удочки короткую донку. Рыбы в те времена в Малой Кокшаге было много. Взрослые парни, соорудив из двух спиннингов “перетягу”, играли по поверхности воды нацепленными на крючки слепнями и выволакивали здоровенных язей и голавлей. Мужики уходили по реке ниже, в Сосновую рощу, туда, где, по рассказам старших, во времена оные стояла так называемая “харинская мельница”. Они тоже ловили крупную рыбу.
Но Большая Кокшага у мальчишек была притчей во языцех. Она была неимоверно далеко, труднодостижима, явно изобильна и потому интересна. Проехать 40 километров, чтобы рыбки половить – это не каждый захочет. Тем более, что и в черте города можно неплохо порыбачить. Но серьезные рыболовы, типа нашего “Деревянного”, туда ездили.
Лещей налавливали по бельевому тазу. И другой крупной рыбой свои семьи радовали. В те времена в магазинах свежая речная рыба встречалась очень редко. Карпов живых, бывало, привозили в больших железных бочках и прямо на улице торговали. Но такое случалось чрезвычайно редко и большие очереди выстраивались. Но, зато природа была еще в состоянии одарить любителей рыбалки хорошим уловом. И ехать далеко было не нужно. И на Малой Кокшаге, и на Ошле успешно ловили рыбу. Городские мальчишки на маленькую речку Нольку ездили на велосипедах, прихватив удочки. Усачей и пескарей там было полно. И клевали они непрестанно – это интереснее, чем крупную рыбу подолгу сторожить. Да и проблемы были при ее вылове. Леску рыбины обрывали, ведь у мальчишек подсаков не было.
Мы взрослели, помимо рыбалки было много других интересов. Но Большая Кокшага нет-нет, да и напоминала о себе каким-нибудь прошедшем огни, воды и медные трубы рыболовом в засопливленном рыбьей слизью потертом брезентовом плаще, который устало пер домой по улице снасти и мешок рыбы. Окружив, мы с неподдельным интересом расспрашивали таких случайных прохожих, где и как они ловили. Кто-то охотно рассказывал, кто-то проходил мимо с недовольным лицом. Но дело-то было ясное. Рыбу они ловили в Большой Кокшаге. На Волгу в те времена мало кто специально порыбачить ездил – далеко Смысла не было. Рыба то везде одинаковая.
И наши дворовые пацаны дальних выездов не делали. На велосипеде сорок километров педали крутить замучаешься. А на попутке деньги надо платить. Да и Козьмодемьянский тракт в те годы был совсем не похож на теперешний. Кокшайский то асфальтировать начали только в конце 60-х. Разве что кому-то со взрослыми доводилось до Старожильска прокатиться и в дикой лесной реке рыбу половить. Так разговоров потом было на долгие времена.
Я начал ездить на Большую Кокшагу со своими студенческими друзьями где-то во второй половине 70-х, уже отслужив в армии. Транспорта у нас своего не было, добирались до реки на случайных грузовиках. Дорога до Старожильска (40 км) на попутке стоила 40 – 50 копеек. А, например, до поселка Дубовский (около 100 км), расположенного километрах в полутора от Волги, билет на автобус в 1975 году стоил один рубль.
Доехав до моста через Большую Кокшагу вблизи поселка Старожильск, мы, обычно, шли по правому берегу вниз по течению километра полтора до знакомого места. Тут нас ждал небольшой изгиб реки, ямка и упавшие вершинами в воду деревья, которые держались корнями за грунт несколько лет. Позже их смыло половодьем. Был там небольшой песчаный пляж, заросший калужницей и белокрыльником, где мы, тщательно обрызгав друг друга репеллентом “Тайга”, продававшемся в больших аэрозольных флаконах, загорали, несмотря на то, что воздух был насквозь пропитан кровососами. Но пару часов после такой процедуры комары не доставали.