Страница 24 из 33
Уже летом 1819 года Александр демонстрировал явное удовлетворение служебными успехами Николая. Вместо того, чтобы предостеречь от ошибок, совершаемых по неопытности, он явно подливал масла в огонь, демонстрируя полное одобрение взятой им служебной линии, хотя сам никогда не позволял себе подобных методов насаждения дисциплины.
Николай был рад и польщен такой оценкой его рвения. Оказалось, однако, что доверие и благоволение императора простерлось настолько далеко, что Николай даже не смел о таком помыслить. После маневров в Красном селе 13 июля 1819 года в доверительной беседе с ним и его супругой Александр I сообщил, что решил назначить Николая наследником престола. При этом Александр заявил (как вспоминал Николай), что «он чувствует, что силы его ослабевают; что в нашем веке государям, кроме других качеств, нужна физическая сила и здоровье для перенесения больших и постоянных трудов; что скоро он лишится потребных сил, чтоб по совести исполнять свой долг, как он его разумеет; и что потому он решился, ибо сие считает своим долгом, отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время». Что же касается Константина, то Александр сообщил, не слишком покривив душой в данный момент, что тот сам неоднократно высказывал нежелание царствовать…
Ясно, что у третьего по счету сына царствовавшего императора изначально почти не было шансов заполучить царский трон, а очень хотелось! Недаром императрица Елизавета Алексеевна, жена Александра I, писала к своей матери еще в 1817 году: «У Николая только одна мысль в голове – царствовать»!..
Шансы, однако, со временем росли – по мере того, как у обоих старших братьев все не появлялись потомки мужского пола, и по мере того, как все продвигались к старости, а Николай был моложе Александра на девятнадцать лет и Константина – на семнадцать. Понятно, что чем дальше, тем больше у Николая увеличивалась вероятность поцарствовать после смерти обоих старших. Но, глядя на цветущих здоровьем Александра и Константина (особенно – на первого, что бы тот сам об этом ни говорил), можно было очень сомневаться в том, что воцарение Николая состоится в обозримое время. И вдруг все меняется: если не царем, то официальным наследником престола Николай, оказывается, может стать в ближайшем будущем! Да еще и намек Александра на свой возможный досрочный уход!
Много позже, описывая события своего восшествия на престол, Николай подчеркивал, что затем, после лета 1819 года, он не имел ни одного разговора с Александром на эту тему! До Николая доходили неясные слухи, что он действительно назначен наследником престола – ниже об этих слухах мы расскажем. Никаких же вполне положительных сведений об этом деле Николай более не получал – и нет никаких оснований утверждать, что в действительности было не так. Александр, тысячи раз встречаясь с Николаем, никогда больше не поднимал этот вопрос, а Николай сам не мог позволить себе подобную инициативу: в контексте прошедшего это выглядело бы напоминанием о том, что брату-императору следовало бы поторопиться освободить занимаемую должность! По сути такая ситуация становилась все более унизительной для Николая. Эта проклятая неопределенность продолжилась до ноября 1825 года.
Не попытался Николай и выяснить отношения с братом Константином – это тоже могло показаться неуместным посягательством на чужие права! Константин же, которого все это время официально именовали цесаревичем и наследником престола, в свою очередь, также не проявил подобной инициативы. С ним самим после 1819 года происходили весьма интересные истории.
Павел I, напоминаем, едва не был обойден Александром при смерти Екатерины, а потому постарался спасти от подобной участи и своих потомков. Согласно закону Павла о престолонаследии, составленного специально для данной ситуации, Александр I не имел никаких законных способов воспрепятствовать восшествию Константина на престол после его, Александра, смерти.
Можно было пойти на изменение закона, как это и сделал Павел, но и этот акт имел бы скандальный характер, а обоснование необходимости замены Константина Николаем было бы и вовсе сомнительным с точки зрения общественного мнения. Словом, самодержавие – самодержавием, а скандалы – скандалами. Идти же на скандал было совершенно недопустимо при тех целях, которые преследовал Александр. Значительно проще было бы привести Константина к формальному отказу от права на престолонаследие – раз уж он сам позволял себе высказывания подобного рода.
Если летом 1819 года Александр говорил с Николаем об этом, как о деле решенном, то, очевидно, имел какой-то план – за Александром как-то не замечалось способности вести пустые и вовсе безответственные беседы: наоборот, он всегда говорил меньше, чем хотелось бы окружающим!
И план царя несомненно учитывал, что его вольной или невольной пособницей станет возлюбленная Константина – польская графиня Жанна (Банна) Грудзинская.
К этому времени законный брак, в котором состоял Константин, фактически распался, что можно было ожидать и гораздо раньше – учитывая специфическую манеру Константина вести себя с невестой, а потом и женой. Поселившись в Варшаве, Константин, при наличии формальной жены, стал сожительствовать с подругой – ничего из ряда вон выходящего в этом не было и в те времена. Это мало кого задевало, тем более, что Константин в супружестве не имел детей. Сомнительное положение Жанны Грудзинской было, разумеется, тягостным для нее, как и для любой женщины в подобной ситуации. Следовательно, формальный развод Константина и женитьба на ней и должна была быть, и действительно была ее целью.
Следует отметить, что то ли Константин с возрастом все-таки остепенился, то ли Жанна имела на него явно благотворное влияние – об этой паре уже не распространялось таких экстраординарных слухов, как о его предыдущем браке!
По тогдашним обычаям бездетность была вполне основательной причиной для развода и новой женитьбы – тем более это было важно для наследника престола. Так что особых затруднений для получения разрешения на развод у Константина не должно было быть, хотя санкция царя была необходима для соблюдения формальностей. А уж заботой Жанны Грудзинской оставалось, чтобы Константин не женился после этого на какой-либо другой претендентке. В 1820 году, о котором теперь пойдет речь, Константину исполнился 41 год, а Жанне – 25. Чем не возраст для начала новой жизни! Но Александр не стал играть роль доброго гения для этого молодого семейства!
Неизвестно, чем мотивировал Александр свое предложение обменять разрешение на развод на отказ Константина от прав на престолонаследие – но такое предложение, несомненно, было сделано.
Сам Константин едва ли имел искренние намерения отказываться от престолонаследия. Наоборот, ему очень льстил титул цесаревича, изобретенный Павлом I – вплоть до того, что в послании от 26 ноября 1825 года, в котором Константин уступал трон Николаю, Константин просил оставить ему титул цесаревича. Эта просьба была уважена, хотя противоречила всякой логике – при воцарении Николая цесаревичем автоматически должен был стать малолетний Александр Николаевич. Публичным же заявлениям Константина о нежелании царствовать не нужно придавать большего веса, чем аналогичным высказываниям Александра до 1801 года. К тому же они были, скорее всего, как отмечалось, просто формой выражения неодобрения в адрес старшего брата.
Очень может быть, что на чем-то таком в пылу споров Александр просто подловил его на слове и заставил продекларировать, что у него действительно отсутствует намерение царствовать, а не наличествует желание безнаказанно оскорблять старшего брата. Имея в тылу Жанну, Константин дал слабинку и согласился с требованиями брата. В любом варианте это было чисто устным заявлением, о чем говорится в письме Константина от 14 января 1822 года, о котором также ниже. Что такое заявление действительно имело место, об этом свидетельствовали слухи именно в период развода и новой женитьбы Константина – не раньше и не позже.