S-T-I-K-S. Этот мир придуман не мной

S-T-I-K-S. Этот мир придуман не мной

Глава 1

Покурить меня надрало. Четыре утра, кошка опять играет в начало Великой отечественной, со стороны гитлеровцев. Прозвучавшее над ухом "мяу" схоже с началом бомбежки. Куда бечь, "завела порося", так и выполняй её требования. У неё прогулка утренняя, домой прибегает пожрать и в лоток навалять. Зову её нежно "Крыса–Анфиса", хотя на самом деле круче её нарекла дочь, – Тарзанкой, я сократила до Тарзы. Прижилось. Всем кошка хороша, мышей кладет штабелями, но немка, она, немка! Я до ночи Каменистого зачиталась про Стикс, Улей, да, как только не нарекают, может лоскутное одеяло еще не использовали(?), хотя, что греха таить, – подсела, как наркоман на героин, подъем потому тяжело пошел. Кряхтя доковыляла до входной двери подъезда, выпустила кошку, посмолила, закуталась посильнее в махровый халат – не май месяц на дворе. Мыслей в голове ноль, так одна заблудившаяся, жужжит — спать. Вернулась до ложа семейного. Отрубилась.

Вторая немчура – будильник. «Хозяйка, пора просыпаться, хозяйка, пора просыпаться» – и все это на одной поганой ноте… пора, так пора. Желание на данный момент одно – разбить к черту, растоптать на мелкие запчасти. Из души прет что–то черное, злобное. Чувствую себя черным властелином.

Куркулизм благим матом завопил, – отставить!

Мои резво оседлали утюг – так нежно называю нашу машинешку, жертву аборта Российского автопрома – серую девятку, кажись. Умчались. Примерный отец семейства – на работу, дочь – в школу, на прощанье чмокнула меня в щеку.

Я же чай хлебаю, голова начинает болеть, а впереди работа. Блин, пойду еще покурю, с горя. Работать –то мне приходится как раз больным органом. Печалька.

Разбитое состояние последнее время преследует меня постоянно, так и понятно – стресс ежедневный, отпуск третий год перед носом фигу крутит. Порой то в руку прострелит, то ногу приволакиваю. Отпустит, я и рада. Неделю по врачам бегала – больничного не предложили, а сидеть в очередях, выслушивая стариковские откровения, не претит конечно, но и время убегает. Бросила грязное дело.

О! Кошка вернулась. А на её хвосте три мачо полосатых. Млин загуляла. В уме начала прикидывать, когда у нас ожидается пополнение? На её очередное завывание открыла пошире дверь подъезда и обомлела.

Не сиреневый, романтичный, а противно воняющий калошами зеленый, как кисель, густой туман захватывал мир своими загребущими щупальцами.

– Да ну его!1

Такого просто не может быть, – сигарета привела в чувство полоснув огоньком по пальцу.

Пялься не пялься, первая осознанная мысль – дочь!?

Наверное, хоть раз с вами такое случалось, пример, конечно, из черного, но к теме близок. Когда умирает близкий, родной, любимый человек или хорошо знакомый, ведь до последнего не веришь, на гроб смотришь, на заострившееся лицо, а не веришь – так со мной в данный момент.

Подсознание направляет руку. В сумку летит уксус, сода, бинты, вата. Огрызок сырокопченой колбасы, батон, два ножа. Бросила взгляд на канистру с водой, перелила в пластик из–под коки два литра, обернула полотенцем, чтобы звуки исключить. Где–то на антресолях запрятан коньяк, но нет времени его искать. Собирать собираю, а по позвоночнику холод ползет. Я конечно та еще оптимистка, вернее будет положившая на ситуацию прибор. Но холод уже и кисти рук оккупирует.

Из одежды – нижнее белье, трое штанов–тянучек, футболка, свитер, а еще носки… хватит.

Сапоги, шапка, пуховик (?) – может злую шутку сыграть шуршанием, выбор пал на пальто. Если это глюки, надеюсь, не замерзну, а если нет, так и вариантов – выбирай не хочу. И в них нет места толстому пуховику. В нем я себя ощущаю мишкой Гамми. Открыть дверь в общественную сушилку, кошка через форточку запрыгнет (выпрыгнет). Кстати, она чует что–то – рванула опять на улицу.

А теперь руки в ноги мимо пятиэтажки, через елочки, трассу федеральную по направлению к школе.

Боже, как там тебя? Стикс!

Ноги буду твои целовать. Как же я рада черноте, школа осталась в том мире, фуххх.

Кстати, головка вава уже нереально, глаз задергался, тоже варианта два: неиммунная и перерождение не за горами или иммунная? И где мне спораны собирать? Да меня любой бегун завалит и сожрет. Какой бегун! Первый попавшийся перерожденный завалит, загрызет. Поплохело. К глазу присоединились пальцы – скрутило, тремор налицо. Ступор минуты три, но страх не хуже плетки подгоняет.

Ноги уже несут в сторону работы, может и зря, но там из спального района всего две многоэтажки, а тут – мама не горюй – пяти– трех– двух– хватает, а с трех сторон еще и частный сектор, вернее уже с двух, сразу за трассой чернота кластер подпирает, только не прямой чертой границы обозначены, а как бы волной.

Это уже на бегу, мозг отслеживает.

Частного сектора нет совсем, из двух коттеджей один остался, а там точно есть собачка, голова сама в плечи втянулась и шаг ускорился, в той собачке не меньше двадцати кг. Заурчит, не заурчит? Наверное, нет, не в первые же минуты идет перерождение. Интересно, наш кластер быстрый или медленный и где люди? Навстречу никто не попался, что уже странно, хотя… если мыслить логически, а сейчас мне это удается с трудом, вчера утром навстречу мне все те же лица попадались, что и месяц, и полгода назад – пятеро. Из них четверо с поселка, который остался там, где меня нет. Остается один, живущий в пятиэтажке за нашим колледжем.

Туман еще держится. Но видно, то там, то тут он теряет густоту.

А у нас в питомнике тоже три овчарки.

– Шагу, Милочка, шагу. – Подбадриваю себя мысленно, хотя подбадривать душу, сидящую в пятке, занятие не благодарное.

Старалась передвигаться ближе к черноте, пусть другие её боятся, я лучше туда сигану, чем стать чьим–то завтраком.

Первые разряды с шипением почти у самого носа рассыпались, отшатнулась, да куда там, весь воздух вокруг наэлектризован. Пару раз навернулась, лед чуть снежком припорошило, да и эти разряды, так что падение ожидаемо. Пальто и перчатки смягчили децел полет, не до крови и ладно. Больше обидно, чем больно. Курить хочется! Только нафиг, нафиг, страшно до… в общем сильно страшно, размазала сопли и слезы перчаткой по лицу, я не стойкий партизан Белорусских лесов.

С манящей черной – заступой пришлось распрощаться, учебный корпус на месте, почти добежала, на окне в кабинете решетка, может пронесет? Пересижу, успею оглядеться.

Туман опадает. По земле еще стелется, а выше прогалины между комками непрозрачной, светлой зеленцы. Разряды теперь взрываются сильнее, но реже, урона моей тушке не наносят.

А пятиэтажек нет, еще одна приятная новость. Понятно почему еще одного знакомца не встретила.

Кто там у нас на вахте дежурит?

Пригибаясь под окнами, прислушиваясь, порой и плюхаясь на пузо, тащилась последние метры до входа со скоростью черепахи, трехсотлетней Тартилы, вокруг минутная тишина, которая напрягла до предела. В голове пульсация, как на дискотеке всполохи светомузыки.

Это мне кажется, что тихо, наверное, уши заложены, сначала звук моторов уловила, ругань в стороне заправки, от порыва ветра опять задребезжало колокольчиком – там же на заправке флаги в железных стойках бьются в экстазе на распорках, от очередного порыва. Сунула нос один раз в окно, вернее один глаз, осмелевши и вторым раз из–за угла в окно зыркнула.

Дверь открыта, вахтерская пустая. Прокралась на цыпочках, не дыша. Если меня сейчас кто окликнет, упаду замертво, нервы натянуты, разорвутся вместе с сердцем. Взор прикипел к пожарному щиту. Что там у нас?

Жаль топорика нет, удивительно, видать на адреналине ухватила в одну руку ломик, во вторую багор. На второй этаж взлетела.

Открыла и свой кабинет, и бухгалтерию. Ключ в замочную скважину попадает не с первого раза. Где остановиться? В моем всего одно окно, а у девчат и вода, и в холодильнике запас спиртного, год, а то и второй стоит, с днюх собирается.