Страница 15 из 18
– Не впускай сюда никого, – сказал Гюс Эмильне. – У меня всё готово – я быстро.
Мужчина подхватил Маргариту и небрежно поволок ее в кладовую. Она еще была в сознании, когда он засунул ее в бочку и произнес:
– Ты себя плохо вела. Очень-очень плохо. Я не забуду всё подробно Свиннаку рассказать… – говорил он, засовывая одеяло в пустые промежутки между деревом и телом девушки, накрывая голову Маргариты и засыпая поверх очистки от овощей. – Королева мусорной бочки Маргарита Помойная! Как тебе это? Нравится? Ты, я и бочка, – всё, как и прежде, ведьма.
Аразак надвинул крышку и стал закреплять ее с двух сторон гвоздями. Последнее, что Маргарита помнила, как она со всей силы крикнула: «Рагнер!», но прозвучало это как еле слышный стон.
Через девять минут Гюс уже тащил бочку во внутреннем дворе ратуши, перекатывая ее дном по земле. Молодой дозорный, который знал про его слабую руку, стал помогать ему затащить груз на телегу.
– Дчта в нёй? – поинтересовался он. – Тъи пъёлную бочка надо возить цюда, а оцюда пуцтую.
– Помои для свиней, – ответил Аразак. – Поменяю бочку на свиновы хвосты и уши. Могу вскрыть…
Дозорный махнул рукой, и Гюса не стали задерживать. Через триаду часа, возле темно-красного особняка на улице Благочестия, он говорил с ладикэйским воином, чьи коричневые штаны и белый воротник указывали на звание оруженосца. Ему Гюс Аразак передал второе письмо, написанное Соолмой.
________________
Всё вокруг покрывал белый меховой ковер снегов. Долгие тени от ледяных валунов светились пронзительно голубым, а над гладким, умиротворенным морем разливался бледно-розовый, кисельный закат. Маленькое, горящее солнышко незаметно спускалось к синей линии горизонта. Маргарита спиной ощущала тепло – она, как в наброшенной шубе, тонула в объятиях мужчины, которого любила. Угловатые кисти рук с протоками вен лежали поверх ее изящных ручек, на ее же большом животе. Рагнер молчал. Она слышала его дыхание, но не ушами – оно раздавалось внутри нее. И было так спокойно, тихо…
Вдруг Рагнер заговорил не своим голосом, и Маргарита испуганно обернулась – всё сразу сломалось, покрылось туманом, а из него проступило бородатое лицо Ортлиба Совиннака. Оно было нежно-розовым, как тот закат, и всё вокруг тоже было розовым: и балдахин ее прежней кровати в темно-красном доме, и светлые портьеры на окнах, и дневной свет за ними, – всё парило в сказочной розовой дымке – такой, какой поэты описывали Элизий.
– Очнись, родная, хоть на миг, – твердил Ортлиб Совиннак, отгибая белый платок на лице девушки и смазывая ее виски уксусом. – Дай знать, что ты придешь в себя…
Бывший градоначальник сидел на кровати в светлой спальне своего бывшего дома и держал голову Маргариты на коленях. Рядом стоял король Ладикэ, Ивар Шепелявый, закованный в доспехи, а также несколько его рыцарей. Гюс Аразак, прислонившись к стене, с тревогой наблюдал за происходящим.
Маргарита что-то пыталась говорить, но единственное, что услышали и поняли собравшиеся, это было имя герцога Рагнера Раннора. Совиннак нахмурился и всмотрелся в стеклянные зеленые глаза, словно хотел увидеть там отражение того, что они наблюдали в далеком, нереальном, белом мире, покрытом снежными мехами.
– Дремли, любимая, – сказал он и оставил девушку в покое.
Совиннак грузно встал и бережно подложил под голову Маргариты подушку. На нем был черный плащ, в каком Жоль Ботно появился в ратуше, но со спущенным на плечи капюшоном, так как только аристократы и рыцари не обнажали голову перед королем. Тонкая черная шапочка прикрывала клеймо на темени бывшего градоначальника – она считалась бельем, и ее дозволялось оставить.
– Мне сказали, что часа через три-четыре она начнет приходить в сознание, – подал голос Гюс Аразак.
Ортлиб Совиннак жестко посмотрел на него и промолчал. Важно и с достоинством он поклонился королю Ивару, а затем заговорил по-меридиански:
– Мои условия те же, что я дал тому… – искал Совиннак верное слово, чтобы обругать Рагнера и не заслужить гнев тем, что оскорбляет аристократа, – …соромнику в черном платье. Бл…дэтский Дерьмоявел, – не сдержался он.
Король Ивар понял его и, соглашаясь, довольно хмыкнул.
– Как только моя несчастная супруга окажется в безопасности, сюда придет человек с бумагами. Там будет план подземного хода, ведущий прямо в покои герцога Альдриана, о каком тому неизвестно. Его отец скоропостижно скончался, да и ход уже был завален. Одной бумаге сотня лет – и это видно, другой – тридцать. Выход – за стенами города. Завален он несильно: вы расчистите его за три дня, а то и меньше. Я же останусь с вами, насколько пожелаете.
– Пофему фы фак долго не объяфлялфя? – жестко спросил король Ивар. – Эфо ффранно! Раф она фебе фак торога.
– Непросто решиться, Ваше Величество, на предательство города, какому я отдал всю свою жизнь, – гордо ответил Совиннак. – Я думал, что смогу пережить потерю супруги, как пережил до этого множество иных потерь… Где сильнее ты потеряешь достоинство? Честь этой юной и чистой девушки уже растоптана, а с ней и моя. Усугубить ее предательством? Это непросто. Но я люблю свою супругу и не смог смириться, как ни старался.
– Любофь, – усмехнулся Ивар Шепелявый. – Одни бетфффия от нее… Альдриан ф фамке?
– Я не знаю, Ваше Величество. Скорее всего – нет, но он вернется. И попадет в засаду.
– Тругой ход?
– Да, Ваше Величество, по другому ходу. Сейчас он наверняка под охраной. Конечно, я укажу на него. Но лучше не появляться у его выхода: герцог Лиисемский не должен ничего заподозрить. Когда подойдет войско, он вернется, чтобы смотреть на битву с высоты холма. Могу представить, – улыбнулся Совиннак, – как будет удивлен Альдриан, когда обнаружит, что все преторианцы в Южной крепости – это воины из Ладикэ.
Король Ивар тоже улыбнулся.
– Второй ход начинается из Южной крепости, – продолжал Совиннак. – Я вам дам и его план, но он в другом месте. Больше ничего говорить не буду, Ваше Величество, пока моя супруга не будет в убежище.
Король Ивар решил, что в любом случае градоначальник как пленник намного ему полезнее, и величаво взмахнул рукой, давая свое согласие. Также король Ивар предвкушал, что скажет Рагнеру Раннору, мыслил о сладком возмездии за всё неуважение и своеволие, что терпел больше года от Лодэтского Дьявола. Выплачивать тунну золота этот скупец тоже не желал, и опять же радовался возможности выйти из сделки.
Ортлиб Совиннак поднял на руки забывшуюся сном Маргариту и понес ее вниз. На первом этаже их ждал Жоль Ботно, одетый в просторную тунику с воротником-капюшоном. Черная тока бывшего градоначальника теперь покрывала его голову. Не было больше и бороды у дядюшки Жоля, из-за чего он сразу помолодел лет на десять, стал еще толще лицом и добродушнее. Передавая ему на руки Маргариту, Совиннак сказал:
– Очнется через четыре часа, но начинай будить уже на месте – убедись, что она будет в порядке. Уходите быстрее – время дорого.
Глядя в окно, Ортлиб Совиннак видел, как Жоль Ботно уложил Маргариту на повозку с полукруглым навесом, спрятал тело девушки под тюками, под них же схоронил току и натянул на голову капюшон. Он изображал горожанина, покидавшего Элладанн, и направлялся к открытым до заката воротам у Западной крепости. Лодэтского Дьявола, избегавшего общения с королем Иваром, в тот день там не должно было быть. Когда повозка миновала городские стены, Толстая Тори оповестила о наступлении третьего часа.
________________
Маргариту стали искать лишь на исходе четвертого часа, и то только благодаря брату Амадею, который попросил Лорко ее позвать. Умный парень быстро сообразил, что к чему, и уже через девять минут гнал галопом лошадь к Северной крепости, крича на всю широкую дорогу, чтобы горожане расступились. Перепрыгивая через ступени, он вбежал по лестнице на смотровую площадку донжона и упал спиной на пол перед Рагнером. Пытаясь отдышаться, он выдавил:
– Ее… больша нету… Аразак… вывяз ее… в бочке авось-либо… Не знаю точная… Но ее боля в ратуше нета…