Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 10

В то максималистское для себя время, я чувствовала себя на вершине горы и способной на любой подвиг. Да, я была очень самоуверенная, а после ощутила себя слабой и униженной самодурой, потому что уж больно сильно понадеялась на то, что Вольф прогнётся под меня и согласится с моими мягкими, но навязчивыми требованиями. Но нет, не смогла я повлиять на Вольфа. По крайней мере, положительно. Стальной он и есть Стальной, хрен сломаешь, очень твердый. И совсем не гибкий. Вроде бы и ясно стало, не сразу, но все же проявилось немного, что я зря теряю время с Вольфом, но… Я настолько его любила, что не в силах была долго злиться на его эгоистичное поведение.

Да что там говорить, я и долго обижаться была не в состоянии. Если утром мы ругались, вечером я уже сама звонила ему. Первая всегда искала способы наладить отношения, так как не представляла себе жизни без него. Слишком активно вела себя, за что и поплатилась. Мужчины не любят таких, а также не любят, когда над всем, что они делают, существует тотальный контроль со стороны женщины.

Знала же я, что добром моя излишняя прилипчивость и принудительная опека над ним не кончится. Вот и допрыгалась.

Надоело ему первому.

Когда Вольф ушел насовсем, я с трудом нашла в себе силы, чтобы жить дальше, кое-как справилась с тоской, которая быстрыми темпами пожирала меня живьём.

Это было очень тяжелое время, которое шло крайне медленно. Я будто потеряла близкого человека, плакала по Вольфу месяцами напролет, словно он погиб в аварии, а не просто послал меня на все четыре стороны. Вот именно в таком угнетающем для себя контексте, после очередного нервного срыва и желания отыскать Вольфа, хоть из-под земли его достать, я узнала о том, что ношу ребенка. От него ребенка, только Вольф об этом не узнает. А если бы узнал, то не вернулся бы все равно.

И тогда я поняла, что хватит унижаться спьяну и искать повод связаться с ним через знакомых, поскольку номер телефона он сменил. Ничего это не даст.

Вот тогда-то я и поумнела. Ребенком ведь не удержишь мужчину, если ты ему вдруг стала не нужна. Если он не хочет, то его не заставишь это принять ни законом, ни жалостью, ни угрозами.

Ничем его не возьмёшь.

Мама моя так говорила, говорит и будет говорить. У нее в этом деле был собственный печальный опыт. Теперь и у меня такой же. Пошла я по ее незавидным стопам брошенной матери-одиночки. Я не хотела расстраивать маму, а потому держала втайне наши с Вольфом отношения с самого их зарождения, годами скрывала от мамы, что встречаюсь с байкером. Она бы этого не поняла и не приняла бы. Мама хотела для меня совершенно другого будущего. А не такого, какое я от скудного ума и излишнего доверия сама себе организовала. Когда Вольф бросил меня, а потом раскрылась история с беременностью, мне ничего не оставалось, как солгать маме, что отец ребенка погиб в аварии. Ни к чему выслушивать от мамы о том, какая я глупая и наивная. И сама знаю, что была такой.





Но сейчас я другой стала и больше не поведусь на плохих парней. И они на меня тоже. У меня ведь ребенок маленький, а перекидывать его на свою шею мало кто захочет. По крайней мере, за три года никто не изъявил желания, да и я особо не занималась поисками нового папы. Ибо не до того было, и так туго пришлось. С мамой мы товарищи, по несчастью. И грабли нам похожие попались, которыми мы понабивали себе шишек на лбах сполна. Росла я без отца, который как бы есть, жив-здоров и счастлив, а как бы его нет. Живет в другом городе, до сих пор один, не боится умереть в одиночестве. Ему нравится так жить. Его все устраивает. И Вольф, ранее бывший безукоризненным принцем на стальном коне, таким же гадом оказался, как мой биологический отец. И я хороша… Выбрала его из всех претендентов, а попадались ведь и вполне достойные парни, с приличным заработком, квартирами и перспективным карьерным ростом. А я же предпочла байкера по фамилии Стальной, у которого за душой ни черта на тот момент не было, и который кочует с одного мотеля в другой, из одного города в другой, и все обыденное, бытовое, ему чуждо так же, как и мне чуждо его увлечение мотоциклом. Да, покататься вечерок-другой можно, но, чтобы не слезать с него вообще, этого я не понимала и никогда не пойму.

А Вольф не понимал и, полагаю, до сих пор не понимает меня, мои земные требования и вполне бытовые проблемы. Куда ему до своего ребенка, когда байк и путешествия важнее в сотни раз? В столь плотный график колесить по сухопутным странам земного шара в поисках удовольствий и не вписать свидания папы и сына по субботам…Может, и неправильно с моей стороны было умолчать о сыне ещё тогда, когда он был всего лишь молекулой в моем животе. Возможно, я поступила безрассудно, не потребовав с Вольфа средств на содержание ребенка, но во мне на тот момент взыграла и бушевала капитальная обида, что меня, такую бедную, выбросили, потому что много требовала. Как Вольф выразился, когда позвонил в последний раз, я пытаюсь ограничивать его свободу, а он этого не терпит. Вот и все, конец нам. Точку он сам решительно поставил в наших отношениях, в любви, которая казалось мне вечной, и исчез. Испарился, как будто и не было его. Как узнала потом от нашего с ним общего знакомого, Вольф и вовсе смылся из города, чтобы я не дозоляла его звонками и визитами.

И это в очередной раз обидело меня.

Потому-то и посчитала, не стоит Вольфу знать, что у меня будет от него ребенок, когда он в следующий раз вернется в город. Если вообще вернется. Но наивная надежда в то сентиментальное и неправдоподобное, что Вольф сердцем чувствует, как я нуждаюсь в нем, умирать не хотела, сколько ее не убивай. Она меня мучала, эта надежда, нещадно терзала нервы и не давала соображать, как здравомыслящий человек. И, как оказалось, попусту, ни черта он не чувствовал, сколько не шли ему мысленно свои эмоциональные посылы. Между тем, шли месяцы, затем и годы. Долгие годы ожидания, что Вольф все-таки одумается и позвонит. Но нет. Не одумался он и не позвонил ни разу. А я, между тем, выносила и в срок родила сына, назвала его Кириллом.

По поводу его документов я не заморачивалась: прочерк в графе «отец» поставила, и дело с концом. Своего рода, исподтишка отомстила Вольфу этим поступком. И пусть он не знает, но все равно я это сделала.

На всякий случай.

И даже отчество планировала вписать левое. Правда потом все же изменила свое решение, дав сыну отчество на свое усмотрение. Мама настояла на том, хоть и не знала настоящего имени отца своего внука. Я ее обманула, назвав тогда совсем другое имя.

Тоже на всякий случай. Не знаю почему так сделала, какое-то предчувствие сработало.

С годами я отпустила нереально болезненную любовь к Вольфу. Пусть летит себе на все четыре стороны, сказала себе. Нет смысла любить того, кто никогда не вернется. Да и не заслуживает он моей любви. Сердца моего битого не достоин и не был достоин никогда. Я сама придумала Вольфа таким, каким хотела его видеть, и сама же разочаровалась в результате, потому что идеально состряпанная выдумка оказалась далека от немудрёного и безответственного оригинала. В тот момент, когда это случилось, и я осознала, что все равно не смогу забыть Вольфа, мое сердце вместе с остатками чувств затвердело и превратилось в камень. Я дала себе обещание, что никогда впредь не буду руководствоваться сердцем в выборе партнера по жизни. Всего лишь расчет будет мною руководить. И только расчет. Время утекало впустую, но все равно я мечтала об одном и очень жалела, что Вольф, такой упрямый и своенравный, но любимый и очень родной, совсем не создан для семейной жизни. Не только со мной, вообще не создан. Ни для кого. Но я не жалела, что он когда-то попался на моем жизненном пути. Да, Вольф был классным, пылким, веселым и жизнерадостным, с ним было не соскучиться, но этого слишком мало, чтобы посвящать ему все свои мысли. Вольф многое теряет с каждым годом своего неведения, ведь Кирилл оказался очень на него похож и ни капли – на меня. А Вольф до сих пор не в курсе о том, что у него растет сынишка.