Бордовый с серебром

Цвета королевства — бордовый с серебром.

Запёкшейся крови и клинков верных рыцарей, принёсших клятву королевской семье.

Но не сегодня.

Анэйра чувствовала тяжесть траурного платья, плотно сидевшего на ней. Ощущала, как невесомые и тонкие серебряные цепочки покачивались на теле при каждом шаге, оплетая её обнаженные плечи и шею паутинкой.

Сегодня нет места торжественному и гордому бордовому, его заменила смерть. Подготовка к церемонии длилась три дня, и никто не видел горе королевы до этого момента, ни единого жеста слабости или слёз. И не увидит.

Для Анэйры мир рухнул в бездну и качался в ней, заполненный неистовой болью. Для королевы почти ничего не изменилось, только второй трон в большом зале оставался пустым, а по ночам хотелось, чтобы жарче прогрели её покои.

Когда фаворитка осторожно надела замысловатую корону с серебряными перьями, больше похожими на тонкие острые клинки, Анэйра едва вздрогнула — обычно это делал Карстен, куда нежнее и осторожнее. На один удар сердца ей показалось, что он стоит за ней и сейчас обязательно наклонится, чтобы прошептать:

— Только тебе я предан, Анэйра. Ты справишься.

Нет, она не справится. Не сейчас. Это слишком больно даже для королевы, которая не должна горевать об одном погибшем воине, когда весь отряд Карстена угодил в ловушку. Погиб не только он, другие рыцари тоже, и их жизни стоило почтить так же, как и его.

— Вы справитесь, — спокойно сказала фаворитка — не юная наследница, а старше самой Анэйры. Её сухие ладони легли теплом на плечи поверх всех цепочек. — Церемония не такая уж долгая, потом сможете побыть в одиночестве.

— Дети спят? — Анэйра отметила, что её голос не дрожит. Только чуть тише, чем обычно. Хорошо, что сегодня речь будет говорить не она, достаточно почтительного присутствия.

— Да, оба. Я даже рада, что им не надо туда идти.

— А мне жаль. У них не будет возможности проститься. Я им сама скажу. О смерти матери мне рассказал отец, и я рада, что узнала не от слуг. Как думаешь, они запомнят его? Хоть что-то?

— Даже если и нет, вы расскажете им.

Анэйра медленно поднялась с низкой табуреточки, привыкая к весу церемониальной траурной одежды, которую давно не носила. Несколько шагов по комнате, вздохов настолько глубоких, насколько позволял тесный корсет под платьем.

Из покоев на церемонию прощания вышла вдовствующая королева Анэйра.

С неба медленно падали крупные хлопья снега.

Храм на первый взгляд выглядел, как древние руины, пока не присмотришься внимательнее. В разной высоте колонн угадывался удивительный порядок, у дальней стены полукругом на постаментах высились фигуры богов, в ногах которых дарами полнились чаши. Дым от тлеющих трав вытягивался через пробоины в стенах.

Потолка не было — жрецы верили, что так легче донести свои мысли до богов.

А падающий снег на пол, устланный тысячами багряных лепестков погребальных цветов, быстро таял. Анэйра считала такое расточительством, но знала, что церемонии и традиции — это важно, особенно в день, когда народ хоронил своего короля, пусть и не правителя.

Карстен всегда оставался мужем королевы, правила Анэйра.

Теперь его нет.

Когда под монотонные удары в барабаны на носилках торжественно внесли его тело, подготовленное к погребению, Анэйра слегка качнулась. Она вспомнила, как спускалась днём ранее в подземелья замка, чтобы проститься наедине с тем, кого любила, как противно пахло в склепе с тусклым светом, а вокруг тенями скользили молчаливые хранители смерти.

Карстен лежал обнаженный, и масло блестело на его коже, а огонь бросал горячие отсветы, и кожа не казалась мёртвой и бледной. Анэйра думала, что не справится с собой, и схватилась за край постамента, чтобы не потерять сознание прямо там. Он не должен был в этом месте, ведь Карстен просто уснул, неужели не видно?

Анэйра стянула перчатку и провела пальцами по его рёбрам и груди, надеясь ощутить биение сердца, но в ужасе отдёрнула руку — ни ударов, ни тепла кожи, только оболочка, которая не воняет только благодаря хранителям и их секретам.

Смотреть было невыносимо.

Не смотреть тоже.

Может, и хорошо, что дети не видели отца таким. Они запомнят его другим, таким, как она сама расскажет. Как наследница трона, Анэйра никогда не питала иллюзий о любви, важно то, что лучше для государства, но Карстен… он сделал всё, чтобы у них было счастье. Из соседнего небольшого государства, младший сын королевской четы. Верно рассчитанный политический союз, который приняла и сама Анэйра после обсуждения с отцом.

Карстен оказался отличным рыцарем, влюбившимся в неё после нескольких месяцев встреч, обсуждений планов союза двух стран и прогулок, которые вскоре заканчивались в покоях Анэйры.

У них было семь лет. Двое здоровых крепких детей и мирные годы правления, пусть беспокойства на границах и напоминали, что рядом есть и другая страна со своими странными обитателями. Никаких послов, встречи только на границе, переговоры ограничивались молчаливым отказом на всё. Им ничего не нужно. К себе не пустят.

Но что-то пошло не так.

И отряд Карстена, который сам отправился на очередную встречу, как дипломат от двух государств, угодил в ловушку. Что с ним произошло, до сих пор загадка. Хранители смерти передали отчёт, в котором говорилось, что смерть наступила от остановки сердца, а не от ран. Их что-то напугало до смерти.

Но тогда, в склепе подземелья, Анэйра не могла думать об этом. Не могла думать о мести или политике, её горе выплёскивалось короткими всхлипами — и только хранители смерти могли их услышать, но им было всё равно. Для них имела значение только смерть.

Анэйра наклонилась к Карстену и прижалась к его лбу своим, сладкий аромат ударил в нос, а вблизи лицо казалось выплепленным из воска.

— Вернись ко мне, — прошептала она. Не королева, а вдова.

Глубокая тёмная тишина и запах масел.

— Прошу. Вернись.

Если бы у неё была только одна молитва, на которую бы откликнулись боги, Анэйра бы не сомневалась в словах. Пусть вернут Карстена! Пусть он снова дышит, живёт, подкидывает в воздух сына, несётся галопом!

Пусть!..

Чьи-то пальцы прикоснулись к её плечу, Анэйра вздрогнула и обернулась. На неё смотрела маска. Говорят, хранителям смерти выжигают глаза при обучении, чтобы они всегда слышали смерть. Проверять ей не хотелось, но от глухой маски без прорезей для глаз становилось не по себе. Ей пора.

Карстен так и не вернулся к ней. И она ничего не могла с этим сделать.

Но в подземельях она прощалась с мужем.

А теперь она стояла в храме под медленным снегом и прощалась с верным рыцарем королевства. Она бы хотела, чтобы сейчас на ней тоже была маска — чтобы никто не увидел слёз. Её горе — это горе народа. Её траур — это траур всех погибших с её именем на губах. Для чего-то другого не оставалось места.

Кто-то приблизился к ней и аккуратно коснулся плечом.

— Я успел.

— Да.

Анэйра бросила взгляд на мужчину рядом с собой. Выше неё на целую голову, с налипшими на лоб влажными волосами, гибкий и в чёрных одеждах с золотом — не траур, а цвета другого королевства. Старший брат Карстена. Кажется, на нём ещё до сих пор оставался дорожный костюм, но Имрин даже в нём выглядел благородно.

— Кто?

— Ловушка от наших соседей. Мы надеялись на переговоры и обмен знаниями.

— Теперь вы знаете, что им нельзя доверять, — едко заметил Имрин.

Его тоже снедало горе. Пусть каждый был занят своими делами, но братья часто переписывались и встречались, как только выпадала такая возможность. Анэйра не всегда одобряла политику Имрина, но это не касалось её королевства, пока был открыт порт для поставок. И куда важнее, что брата Карстен любил.

Жрец в красных одеяниях, который больше походил на великана-воина, произнёс последние слова и приблизился к постаменту с телом Карстена. Это точно была какая-то жреческая магия, но взвилось пламя, унося дух погибшего в небо под стук барабанов.