Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 15



========== “Дорогому брату” ==========

Карету мотало из стороны в сторону, и Стефан прикрыл глаза, вдыхая спертый воздух, пропахший старыми чемоданами и истертым деревом. Скрип колес и топот копыт лошадей сливались в монотонную мелодию, навевая дрему. До дома совсем немного, и Стефан решил занять себя чтением, не привыкнув сидеть без дела. Похлопав себя по сюртуку, он вынул из внутреннего кармана аккуратные очки в медной оправе. Достал из чёрного потертого саквояжа книгу и углубился в чтение, пока хватало тусклого света от небольшого окна. Карета мелко тряслась и качалась, гремели колёса.

Стефан захлопнул книгу, не в силах сосредоточиться, и выглянул в окно, за которым простирались пейзажи Трансильвании. Его мысли были так же туманны, как и сама природа вокруг. Он думал о Драгоше.

Страшное известие от матери раскололо устроенный и чинный мир Стефана. За нагромождением слов и следами слёз на бумаге скрывалась страшная правда. Драгош пропал. Исчез в тумане. Стефан бросил все дела в Бухаресте, отменил приём пациентов и помчался домой, сам не зная, на что надеясь. Путешествие смазалось в мутное пятно, наполненное запахом лошадей, стуком копыт, тесными каретами и бессонницей.

Стефан попытался устроиться поудобнее на жёстком сиденье и снова взглянул в окно, за которым растекались сумерки. Дорога к дому вела через лес, и ему каждый раз было не по себе проезжать сквозь деревья, чьи ветки задевали стены кареты, будто царапали чьи-то когти. И туман наматывался на колеса, тревожил лошадей, оседал незримой взвесью на одежде.

Чтобы отвлечься, Стефан вместо книги достал свой путевой дневник. Мягкая кожаная обложка уже поистерлась и хранила тепло прикосновений автора. На первой странице каллиграфическим почерком было выведено посвящение:

Дорогому брату. Тебе врачевать раны и спасать жизни, мне успокаивать метущиеся души. Помни, какие бы призраки нас ни разделяли, я всегда буду рядом.

Длинные пальцы перелистывали слегка потрепанные страницы с замусоленными уголками. Заметки были полны исправлений, чернильных клякс и набросков, а почерк скорее был похож на древние письмена — разобрать его можно было с трудом. Стефан перебирал записи о пациентах, вспоминал назначения и рекомендации. Это помогало справиться с холодком, который проходил по спине каждый раз, когда он ехал через лес. Наконец Симон, кучер их семьи, замедлил лошадей, а вскоре карета с мягким толчком остановилась.

Стефан тут же распахнул дверь и спрыгнул на хрустящий гравий, поведя затекшими плечами и вдыхая прохладный воздух. Вечер наполнялся фырканьем лошадей, паром от их разгоряченных тел… и неизменным туманом.

Дом семьи Антонеску всегда будто витал в нём. Как только начинали сгущаться сумерки, сизая дымка стелилась по дорожкам небольшого парка, обнимающего мрачное нагромождение каменных строений. Местный люд шепотом рассказывал приезжим о проклятии дома и злой силе, что таится в старых стенах. Стефан просто знал — во всём виноваты призраки, которые чуяли силу Антонеску и тянулись к тому, кто может их услышать. К Драгошу. И пока Стефан учился лечить людей, его младший брат пропадал на кладбищах и в старых склепах.

Дом выглядел нежилым. Только в одном окне на нижнем этаже горел свет. Стефан по старой привычке скользнул взглядом по левому крылу дома, обычно ярко освещенному. Но сейчас это были провалы глаз мертвеца. Симон снимал скромный багаж Стефана, пока тот собирался с духом переступить порог, за которым его не ждали крепкие объятия Драгоша. Поёжился и обернулся к Симону.

— Запряги Мельбу.

— Ме-е-ельбу? Куда вы собрались на ночь глядя?

«Туда, где гуляют призраки, и кости перестукиваются под землёй», — подумал Стефан, но вслух ответил:

— Надо, Симон.

— Вы бы в дом вошли. Зябко, — тихо ответил кучер и закашлялся. Стефан окинул его профессиональным взглядом.

— Простуда?

— Старость, господин. Да не тратьте на меня время! Вас уж заждались.

Стефан кивнул сам себе и направился к дому, захватив с собой только потертый саквояж.

Внутри было приторно душно и пахло полиролью для дерева. Матушка всегда мёрзла и велела топить камины жарче, да ещё в каждой комнате так, что дотягивало даже до прихожей. Стефан оставил пальто на вешалке, оправил сюртук и направился в диванную. Он на мгновение замер на пороге, привыкая к уюту дома. Беатрис Антонеску, немолодая женщина, чьи волосы подёрнулись сединой, расположилась в кресле у камина с книгой. Пламя бросало на её лицо причудливые отсветы, отражалось на блестящей тёмной ткани платья.

На двух низких диванах пестрели красно-золотые подушки с кисточками. Сколько себя помнил Стефан, они были здесь всегда. На кофейном столике стоял поднос с чайным сервизом и остывшим пирогом, к которому Беатрис даже не притронулась. Напротив входа было окно с широким подоконником. Драгош обожал залезать туда в детстве и прятаться за тяжелыми бордовыми занавесками с какой-нибудь книгой. Впрочем, Стефан заставал его там, скрюченного и склонившегося над очередной загадочной историей, каждый раз, когда возвращался домой.



Стефан отогнал от себя воспоминания и шагнул в комнату, ставя саквояж на секретер. Звякнули склянки, и Беатрис вскинула голову, охнула и тут же вскочила.

— Стефан!

Зашуршали юбки, и не успел Стефан опомниться, как попал в крепкие объятия матери, морщась на слишком густой запах ладана и бергамота. Беатрис почти сразу шагнула назад, с тревогой вглядываясь в лицо старшего сына. В уголках её глаз прибавилось морщин, а светло-серые глаза подёрнулись пеленой боли.

— Я не знала, когда ты приедешь. Распоряжусь по поводу ужина, — Беатрис потянулась за колокольчиком, но Стефан перехватил её руку и покачал головой, мягко улыбаясь.

— Не стоит. Я немного передохну и отправлюсь за Драгошем.

Беатрис вздрогнула и осела на ближайший диван, руки сжались в кулаки, в глазах мелькнул ужас.

— Как ты собираешься это сделать?

— Я уже велел Симону запрячь Мельбу.

Стефан прошёлся по комнате, окидывая взглядом каждую деталь, невольно ища признаки присутствия брата.

Над камином висел семейный портрет с изображением семьи Антонеску: отец, мать и двое сыновей. Драгош никак не хотел стоять спокойно, и тогда Стефан достал с чердака своих старых солдатиков и увлёк брата игрой. Так и нарисовал художник: мальчишка шести лет с серьёзными серыми глазами и темными кудрявыми волосами со своей маленькой армией.

— Н-но, Стефан… Он просто исчез. Никаких следов, обрывка ткани или отпечатков на земле. Полиция разводит руками.

Беатрис всхлипнула и коснулась лба рукой, уже предчувствуя приступ головной боли.

Стефан промолчал, отведя взгляд от портрета, и переключившись на коллекцию чернильниц Драгоша. Многие из них привёз сам Стефан из своих путешествий по Европе. Воспоминания саднили и бились изнутри. Он не может позволить младшему брату пропасть. Вряд ли полиция искала так, как нужно. Вряд ли спрашивала призраков.

— Где он пропал? — Стефан развернулся к матери, заложив руки за спину, и прищурил взгляд. Беатрис покачала головой то ли не желая говорить, то ли неуверенная в словах.

— Последний раз его видели на кладбище в Сигишоара. Он сказал… сказал, что хочет проверить одну теорию.

— Драгош отправился пешком в Сигишоару?

Стефан даже растерялся от такой опрометчивости. Впрочем, брату было свойственно придумать себе приключение, а потом пропасть в нём. Но идти через лес, туман и размытые весенние дороги….

— Бог с тобой! Конечно, верхом, — Беатрис подошла к окну, шурша юбками. — Он где-то там. Потерялся среди призраков. Они зовут меня с собой, но я боюсь дотронуться до их ледяных призрачных тел, витающих над землёй.

Она подняла руку и едва коснулась пальцами холодного стекла. На её лице лежала печать печали, которая ведома только тем, чьи сердца теряли близких. Казалось, мысли Беатрис унеслись куда-то вдаль, сквозь туман и лес, окружающий дом. Женщина вздрогнула, когда Стефан положил подбородок ей на плечо и обнял. Его тепло и едва уловимый запах лечебных мазей и настоек перехватили дыхание. Он был рядом, живой, настоящий. Но Беатрис знала, что вот-вот он уйдёт, не оглядываясь.