Страница 14 из 15
Про большую любовь Инна знала точно – будет, непременно будет, но когда-то потом. Большое чувство, оно серьезное, это не романтическая девичья влюбленность, а что-то такое, что раз и навсегда. Серьезное чувство требовало серьезного подхода и кое-какого жизненного опыта. Надо не внушать себе, что вот оно, твое счастье, а понять это. Инна считала, что она хорошо разбирается в людях, и знала про себя точно, что плохого, недостойного человека она никогда не полюбит. Только достойного, только лучшего из мужчин. Не принца на белом коне, а хорошего человека. Ну и красивого, конечно. В человеке все должно быть прекрасно. Но если уж выбирать, чем пожертвовать, то уж лучше красотой. Не слишком красивый хороший человек предпочтительнее красивого негодяя.
Сестра иногда в шутку начинала убеждать, что для умной жены внутренние качества мужа не имеют ровным счетом никакого значения.
– Ты пойми, что муж – это кусок пластилина! – горячилась она. – Слепить из него можно все что угодно! Результат зависит от воображения и умения работать с материалом! Если воображения ноль и руки растут не оттуда, получишь пентюха, которого будешь тянуть на своем горбу всю жизнь. А если постараться, то будет у тебя призовой конь – академик или министр!
С чувством юмора у сестры с детства было не очень. Шутить она любила, но шутки выходили какими-то плоскими, ненатуральными. Чужому человеку они могли показаться даже злыми, но Инна понимала, что Инга шутит так не потому, что она злая, а потому что просто не умеет шутить. Шутка – это особый дар. Взять хотя бы отца с матерью. Отец одним сказанным к месту словом может рассмешить до колик, а у матери даже смешные анекдоты получаются пресными, несмотря на то что представляет она все очень хорошо, с мимикой и выразительными интонациями. Потому что у отца талант комика. Зря он, наверное, выбрал театр, ему бы в цирк пойти, там бы он не просто поднялся, а взлетел. Это соображение Инна держала при себе и никогда вслух не высказывала, потому что в театрально-кинематографических кругах цирк считался чем-то таким, «если не позорным, то зазорным», как выражался отец.
Прекрасно понимая, что сестра шутит, Инна тем не менее иногда ввязывалась в спор. Начинала тоже в шутку, но потом, увлекшись, заводилась всерьез.
– Как ты можешь так говорить?! Разве из человека можно «слепить»?! И разве нужно?! А как же любовь?! Любовь к куску пластилина?! Ха-ха-ха! Не смеши меня!
– Хорошо смеется тот, кто смеется последним! – отвечала Инга и тоже смеялась.
Однажды так вот, со смехом, она предложила нечто вроде пари.
– Давай в сорокалетнем возрасте померяемся мужьями! У кого муж будет круче, та выиграла.
– Давай! – легко согласилась Инна.
Смысл пари был смешным (хорошо сказано – «померяемся мужьями»), и вдобавок сорок лет – это так долго! Ударили по рукам, потом долго со смехом обсуждали критерии.
– Скажи, а кто круче – генерал или академик? – интересовалась Инна. – А если у нас будут профессора, только один юрист, а другой – хирург, тогда как?
– Тогда станем вникать в детали, – отвечала Инга. – Пересчитывать бриллианты в шкатулках, перебирать шубы…
– А если ты обманешь? – Инна не допускала, что сестра может обмануть ее в чем-то серьезном, но почему бы не пошутить? – Не станешь ничего лепить, а возьмешь и очаруешь какого-нибудь академика. Что тогда?
– Ну уж нет! – усмехалась Инга. – Я хочу сама, своими руками! Так интереснее! И потом, академики меня как-то не привлекают. Они все старые, занудливые, пылью присыпанные. Вот какой-нибудь молодой кооператор, владелец совместного предприятия – это другое дело. Жить надо играючи!
Инга только говорила, что жить надо играючи, а сама жила далеко не играючи – старалась, трудилась. Поступив в институт, занималась не от сессии до сессии, а ежедневно. Инна однажды попробовала получить представление о том, что изучает сестра. Взяла наугад один из учебников, раскрыла, попыталась прочесть страницу. Прочесть-то прочла, но ничего не поняла. По отдельности значение каждого слова было понятно, но вместе слова сливались в какую-то немыслимую абракадабру. Инна удивилась, можно ли вообще это выучить? Сестра усмехнулась и сказала, что в юриспруденции главное не учить, а понимать. Все логично, одно вытекает из другого, остается только ухватить мысль за хвостик и развивать ее. Ухватишь тут, как же! Да и если бы все было так просто, Инга не засиживалась бы за учебниками до часу ночи…
Мама почему-то считала (у нее вообще было много непонятно откуда взявшихся убеждений), что дочери должны выйти замуж одновременно. Ну если не в один и тот же день, так хотя бы в одном и том же месяце.
– Почему? – хором удивлялись дочери.
– Чтобы никому не было обидно, – веско говорила мама и добавляла: – Лучше всего в один день, одним махом – так меньше расходов на застолье.
Обидно? Да что тут обидного? Если бы Инга вышла замуж первой, Инна не подумала бы обижаться. И Инга не обижалась. Легкая грусть не в счет. Инна тоже бы грустила на ее месте. Сестра выходит замуж, в ее жизни появляется новый человек, который станет для нее самым близким… Как тут не погрустить-попечалиться? Но грусть-печаль мимолетна. Налетит и унесется прочь. Радости все равно больше.
Подготовка к свадьбе измучила так (мало своих волнений, так еще и мама щедро добавляла), что лучший день в своей жизни (до рождения Лизы день свадьбы считался таким) Инна помнила фрагментарно, прерывисто, отдельными моментами. Утро… Слезы на маминых глазах… Свадебное платье в руках у Инги… Такой необычный, серьезный и немного растерянный Алексей… Обмен кольцами… Как же трудно, оказывается, надеть кольцо на палец жениху, если и у него, и у тебя трясутся руки… Толстая тетка с красной лентой через плечо напутствует зычным голосом… Поздравления… Катание по Москве с непременной остановкой на Воробьевых горах… Тост за молодых с первым криком «Горько!»… Танец с женихом, то есть уже с мужем… Кидание букета… Или букет она кидала до танца? Нет, кажется, в конце застолья… А кто его поймал?.. А потом была их первая ночь, и она очень волновалась (положено же волноваться и вообще…), но волнения оказались напрасными. Утром Инна проснулась, увидела спящего рядом Алексея и порадовалась тому, что началась новая взрослая жизнь. И еще тому, что свадьба с ее суетой осталась позади. Смешно, но Алексей сказал то же самое: «Как хорошо, что мы уже «отженились»!» Инна порадовалась тому, что, едва начав жить вместе, они уже думают одинаково. И вообще, наверное, более правильно праздновать не само бракосочетание, а первую годовщину семейной жизни. Начало – это всего лишь начало, и неизвестно, как оно пойдет дальше. Не секрет, что едва ли не треть (а по некоторым, особо пессимистическим, данным, половина) вступающих в брак не выдерживают вместе и года. Вот если год прожили, не разбежались, друг друга не поубивали и есть желание продолжать дальше, тогда почему бы и не отпраздновать?
– Как поживаете? – спросила мама месяца через полтора после свадьбы.
Кто-то рассказывал Инне, что у китайцев одно и то же слово может иметь разные значения в зависимости от того, с какой интонацией (ровной, восходящей, нисходящей) произносятся гласные. Так же и у мамы. Простое «Как поживаете?», сказанное ровным тоном и не сопровождаемое движением брови, означает: «Как жизнь, доченька? Что нового?» А вот если мама растянет слово «как», будто гармошку, поведет бровью да прищурит глаз, то надо понимать ее так: «Ну что, доченька, не пожалела еще, что замуж вышла?»
– Замечательно! – ответила Инна. – Так, что даже и передать невозможно.
– Лешка у тебя хороший, – похвалил отец. – Толковый, спокойный. Ты его, главное, не пили, нервы ему не мотай попусту, и все будет хорошо.
– Но и не молчи все время! – сразу же ринулась в атаку мать. – Будешь со всем соглашаться, муж тебе быстро на шею сядет! Мужики, они такие!
Взгляды, которыми обменялись мать с отцом, непременно вызвали бы аплодисменты у зрителей, происходи дело на театральной сцене. Мать выразила взглядом недоумение, приправленное оттенком презрения, обвинила отца в том, что испортил ей жизнь, но в то же время дала понять, что зла не держит и несет свой крест спокойно, с достоинством. Во взгляде отца читалось: «Какая же ты зараза, дорогая моя женушка, но я тебя все равно люблю».