Страница 32 из 33
– Что мне сделать? – едва смогла выдавить я из своих онемевших легких.
– Я не знаю, но мы не верим, что ты хочешь измениться.
Возможно, это был достаточно распространенный прием манипуляции на кастингах, о которых я, в силу отсутствия опыта и особенностей восприятия, не знала. Однако отчаяние поразило меня в тот момент, глаза забегали по лицам кастингующих в ожидании хоть какого-либо намека на то, что нужно сделать. Однако, не находя ни в ком из них поддержки, а видя лишь жаждущие зрелища пики глаз, я бессильно опустила руки и уставилась в пустоту за затылком психологини.
– Ну что, ничего? – спросила она спустя минуту, казавшуюся вечностью.
Я еще раз посмотрела ей в глаза, не находя в них отклика, она развернулась и пошла на место. Как только она села, я поняла, что сейчас или никогда – сняла с волос резинку, распустила волосы, посмотрела в потолок. Вспомнила, как в замедленной съемке фильм своей жизни, о которой рассказала этим незнакомым мужчинам и женщинам. Пробежала взглядом следы крови на снегу, руки матери, вытиравшие с лица следы крови на ссадинах, медведицу сзади и… разрыдалась. Я стояла и рыдала так, как никогда за последние 14 лет с момента того самого избиения на глазах беременной мамы. Навзрыд, с соплями, ручьями слез, упав на стул и схватившись за волосы, ставшие сырыми от соприкосновения с моими жидкостями.
– Юль, посмотри на нас, – прозвучал голос психологини.
Я подняла голову с растрепанными волосами и приставшими к лицу прядями, всхлипывая на каждом выдохе, как мопсы на смешных видео в Ютубе, и произнесла: «Возьмите меня, пожалуйста, мне больше некуда идти».
В аудитории воцарилось молчание, и я перестала всхлипывать по прошествии двух минут тишины, будто они ждали, когда я успокоюсь.
– Все, Юль, кастинг окончен. Ты свободна, – произнесла психологиня, сняв с себя очки, собрав руки в кулак, оперевшись на них лбом и закрыв глаза.
– Что ж, Юль, большое спасибо, что приехала! Это было очень интересно! Сейчас Алена тебе все расскажет, как мы будем взаимодействовать дальше, и еще одно… Ты красивая, и в тебе есть женственность, знай это! – произнесла худенькая блондинка, улыбнувшись так тепло, что поры моего лица быстро впитали слезы.
– Ладно, понятно. Спасибо вам, что выслушали, – ответила я, начав пожимать всем руки и натянув «рабочую» улыбку любезности. Учитывая свой опыт собеседований, я понимала, что данное окончание больше походило на фразу «мы вам перезвоним», сигнализировавшую «забудьте, вы нам не подходите». От этого осознания я расстроилась так сильно, что ощутила это чувство глубоко внутри стекавшим, как смола, по стволу ног в пятки – туда, где недавно бушевал страх предстоящей судьбоносной встречи. Как правильно подметил русский народ, «душа в пятки ушла», хотя, по заверению мифов Древней Греции, душа находилась в печени. И поэтому именно ее клевал орел у Прометея, создателя человеческого рода, титана, восставшего против Олимпа и самого Зевса во благо сохранения людей, принесшего часть Олимпийского огня на землю и за это прикованного Громовержцем к скале.
В натянутой на лицо-расстройство маске вежливой улыбки я пожала руки всем присутствовавшим и, как Элвис, собралась покинуть здание. В предбаннике, в глубине всеобщей дремоты и залипания в телефоны сидели все те же: самбистки, культуристки, Одичалая и последняя, не проявившая ни малейшего участия в нашей кампании по изменению себя.
– Ну, как? – встала с дивана и спросила Одичалая.
Я расстроенно пожала плечами, подала ей ладонь для рукопожатия, однако она взяла и по-мужски приобняла меня, пожелав удачи. Тут подбежала Алена-блонди и защебетала благодарности за то, что я приехала. Однако я быстро пресекла этот льстивый поток речи, обрубив:
– Ален, спасибо тебе огромное, но я не дура и все поняла. Спасибо, что смотрела мои видео и была на связи! По крайней мере, я попробовала! Прощай, не провожай! – остановила я плечо в плечо идущую со мной по советскому коридору.
И несмотря на весь свой напыщенный маникюр, надутые ботоксом губы, яркий вызывающий наряд, она произнесла важную вещь:
– Юлек, отчаиваются только слабые, а ты не слабак! Все наладится! – И вновь прильнула ко мне всем телом, по-женски обняв за плечи и оставив на щеке след красной помады.
Я спустилась вниз, туда, где оставила своего друга, четырнадцать лет назад присутствовавшего при моем избиении на глазах у беременной матери. Возможно, именно поэтому он до сих пор был со мной. Ник сидел на ступенях у входа, охранник так и не пустил его в закуток коридора, где стояло кресло. Прислонившись головой к стене, в наушниках, мерно дышал в дремоте на потоках сквозняка, бессильного сбросить его куда-либо – в реку или назад на мост. Я сравнялась с ним и села на ступенях рядом, слушая, что в наушниках играл Oxxxymiron. Как он смог заснуть под этот вымудренный рэп – загадка. Я посмотрела на его покрытый щетиной профиль и вспомнила того щеночка, стоявшего в незнании, что делать со мной и с гопниками.
– Ник! Подъем! Элвис покинул здание! – бодро сказала я, несмотря на витиеватые ноты расстроенного голоса, и смачно хлопнула его по плечу.
Он всполошился и опрокинулся назад под действием импульса приложенной мной силы. Может быть, и со мной было так же на том мосту, просто я не разглядела ладонь?
– Мать, твою мать! Чо так пугаешь! Я думал, тебя уж там расчленили! Четыре часа, е-мае, нам уезжать уж скоро! Хотел через полчаса уже рваться искать тебя в этом кишечнике Останкино. Ну, чо, как прошло, что было?
Мы одновременно встали и проложили путь по навигатору сначала на Красную площадь, потому что Ником двигало стремление найти на ней шаурму, в успешности чего я сильно сомневалась. А затем – на вокзал, где шансы найти шаурму были явно выше, однако, как оказалось в итоге, ни там, ни там ее и за сотню метров не было, поэтому перед самым отправлением поезда пришлось забраться в какие-то чащи за Ленинградским вокзалом и найти тот самый пункт с «пищей Богов», как он называл этот сверток мяса, капусты и теста. На Красной площади Ник сел на корточки и попросил его сфоткать в такой позе. Я же встала на фоне главной башни с часами и засунула руки в карманы, стиснув желваки так, как это делал мой отец. Во время моего первого визита в Москву отец сделал мне точно такое же фото, однако на нем я была гораздо веселее, пусть все с тем же хвостом длинных волос, сыгравших роковую роль в кастинге. В 10 лет я указывала рукой на башню, искренне радуясь своему присутствию в том времени и в том месте, по прошествии 14 лет я стояла в костюме со сжатыми в брюках кулаками, разочарованная своим кастингом и не знающая, что будет дальше.
По дороге я рассказала Нику обо всем и сделала такое же заключение, что озвучила и Алене. Для меня все было очевидно, и на фоне той девочки, которой сразу сказали, что купили билет и которая уверенно заявила: «До скорой встречи!» – такое прощание со мной означало лишь одно: спасибо за визит, на связи!
– Мать, вот любишь ты расстраиваться раньше времени! Они же не сказали, когда перезвонят, вот и жди!
– Мужик, я всю жизнь чего-то жду, меня достало ждать этого мифического чего-то! Окончания школы, окончания института, окончания первой работы, второй работы, третьей работы; первого запоя, второго зожа, третьих отношений; первого вывиха, второго затягивания раны, третьей попытки суицида… – Тут я остановилась, потому что Ник резко остановился и схватил меня за плечо.
– Ты щас чего сказала?! – с яростью смотрел он в мои глаза, усиливая давление пальцев на ключицу. – Повтори, твою мать, а то мне, кажется, показалось!
– Слушай, мы на поезд опаздываем, отпусти плечо, а то пальцы сломаешь, – выплюнула я и энергично смахнула его ладонь, выдвинувшись по направлению к вокзалу.
– Юль… – стоял он на месте, рассчитывая, что я обернусь и буду слушать обрывки мудрых цитат из прочитанных им ранее фантастических книг.
Но я упорно шла вперед, сильно сталкиваясь с идущими навстречу с противоположной стороны вокзала людьми, как помешанный и потерявший ориентир тунец против собственного косяка, плавниками щелкавшего его по бокам, чтобы тот вернулся в нормальное русло. Ставший холоднее на ниве опускающейся на столицу ночи ветер стискивал соленые щеки, впитавшие слезы несколькими часами ранее. Завтра от этих объятий обязательно будет раздражение по всему лицу, однако мне будет наплевать: моя попытка не удалась, а значит, все уже было не важно и мазать лицо детским кремом не имело смысла. «Что мертво – умереть не может», – пронеслась в моей голове фраза из какого-то сериала, и диктор на вокзале объявил наш поезд.