Страница 10 из 13
Зимняя замкнутость
Булату Окуджаве
Странный гость побывал у меня в феврале.Снег занёс мою крышу ещё в январе,предоставив мне замкнутость дум и деяний.Я жила взаперти, как огонь в фонареили как насекомое, что в янтареуместилось в простор тесноты идеальной.Странный гость предо мною внезапно возник,и тем более странен был этот визит,что снега мою дверь охраняли сурово.Например – я зерно моим птицам несла.«Можно ль выйти наружу?» – спросила. —«Нельзя», —мне ответила сильная воля сугроба.Странный гость, говорю вам, неведомый гость.Он прошёл через стенку насквозь, словно гвоздь,кем-то вбитый извне для неведомой цели.Впрочем, что же ещё оставалось ему,коль в дому, замурованном в снежную тьму,не осталось для входа ни двери, ни щели.Странный гость – он в гостях не гостил, а царил.Он огнем исцелил свой промокший цилиндр,из-за пазухи выпустил свинку морскуюи сказал: «О, пардон, я продрог, и притомя ушибся, когда проходил напроломв этот дом, где теперь простудиться рискую».Я сказала: «Огонь вас утешит, о гость.Горсть орехов, вина быстротечная гроздь —вот мой маленький юг среди вьюг справедливых.Что касается бедной царевны морей —ей давно приготовлен любовью моейплод капусты, взращенный в нездешних заливах».Странный гость похвалился: «Заметьте, мадам,что я склонен к слезам, но не склонны к следаммои ноги промокшие. Весь я – загадка!»Я ему объяснила, что я не педанти за музыкой я не хожу по пятам,чтобы видеть педаль под ногой музыканта.Странный гость закричал: «Мне не нравится тонваших шуток! Потом будет жуток ваш стон!Очень плохи дела ваших духа и плоти!Потому без стыда я явился сюда,что мне ведома бедная ваша судьба».Я спросила его: «Почему вы не пьете?»Странный гость не побрезговал выпить вина.Опрометчивость уст его речи свелалишь к ошибкам, улыбкам и доброму плачу:«Протяжение спора угодно душе!Вы – дитя мое, баловень и протеже.Я судьбу вашу как-нибудь переиначу.Ведь не зря вещий зверь чистой шерстью белел —ошибитесь, возьмите счастливый билет!Выбирайте любую утеху мирскую!»Поклонилась я гостю: «Вы очень добры,до поры отвергаю я ваши дары.Но спасите прекрасную свинку морскую!Не она ль мне по злому сиротству сестра?Как остра эта грусть – озираться со снасредь стихии чужой, а к своей не пробиться.О, как нежно марина, моряна, морянеизбежно манят и минуют меня,оставляя мне детское зренье провидца.В остальном – благодарна я доброй судьбе.Я живу, как желаю, – сама по себе.Бог ко мне справедлив и любезен издатель.Старый пёс мой взмывает к щеке, как щенок.И широк дивный выбор всевышних щедрот:ямб, хорей, амфибрахий, анапест и дактиль.А вчера колокольчик в полях дребезжал.Это старый товарищ ко мне приезжал.Зря боялась – а вдруг он дороги не сыщет?Говорила: когда тебя вижу, Булат,два зрачка от чрезмерности зренья болят,беспорядок любви в моем разуме свищет».Странный гость засмеялся. Он знал, что я лгу.Не бывало саней в этом сиром снегу.Мой товарищ с товарищем пьёт в Ленинграде.И давно уж собака моя умерла —стало меньше дыханьем в груди у меня.И чураются руки пера и тетради.Странный гость подтвердил: «Вы несчастны теперь».В это время открылась закрытая дверь.Снег все падал и падал, не зная убытка.Сколь вошедшего облик был смел и пригож!И влекла петербургская кожа калошслед – лукавый и резвый, как будто улыбка.Я надеюсь, что гость мой поймет и зачтёт,как во мраке лица серебрился зрачок,как был рус африканец и смугл россиянин?Я подумала – скоро конец февралю —и сказала вошедшему: «Радость! Люблю!Хорошо, что меж нами не быть расставаньям!»Ночь
Андрею Смирнову
Уже рассвет темнеет с трёх сторон,а все руке недостаёт отваги,чтобы пробиться к белизне бумагисквозь воздух, затвердевший над столом.Как непреклонно честный разум мойстыдится своего несовершенства,не допускает руку до блаженствазатеять ямб в беспечности былой!Меж тем, когда полна значенья тьма,ожог во лбу от выдумки неточной,мощь кофеина и азарт полночныйлегко принять за остроту ума.Но, видно, впрямь велик и невредимрассудок мой в безумье этих бдений,раз возбужденье, жаркое, как гений,он всё ж не счёл достоинством своим.Ужель грешно своей беды не знать!Соблазн так сладок, так невинна малость —нарушить этой ночи безымянностьи все, что в ней, по имени назвать.Пока руке бездействовать велю,любой предмет глядит с кокетством женским,красуется, следит за каждым жестом,нацеленным ему воздать хвалу.Уверенный, что мной уже любим,бубнит и клянчит голосок предмета,его душа желает быть воспета,и непременно голосом моим.Как я хочу благодарить свечу,любимый свет ее предать огласкеи предоставить неусыпной ласкеэпитетов! Но я опять молчу.Какая боль – под пыткой немотывсё ж не признаться ни единым словомв красе всего, на что зрачком суровымлюбовь моя глядит из темноты!Чего стыжусь? Зачем я не вольнав пустом дому, средь снежного разлива,писать не хорошо, но справедливо —про дом, про снег, про синеву окна?Не дай мне Бог бесстыдства пред листомбумаги, беззащитной предо мною,пред ясной и бесхитростной свечою,перед моим, плывущим в сон, лицом.