Магия шипов

«Магия, – пронеслось в голове у Элизабет. – Так вот как она выглядит».

И, прежде чем остановить себя от этой мысли, она подумала: «Это прекрасно».

Она никогда не позволила бы себе произнести подобное вслух. Такое чувство граничило с предательством по отношению к Великой библиотеке и ее клятве. Однако часть ее противилась мысли о том, что, будучи примерной ученицей, Элизабет должна закрыть глаза и притвориться, что не видела всего этого. Как мог хранитель бороться против того, о чем не имел представления? Определенно, было бы гораздо правильнее сойтись лицом к лицу со злом, чем трусливо прятаться от него, избегая возможности научиться чему-то новому.

Изумрудные искры все еще танцевали посреди книжных полок. Элизабет подошла поближе, чтобы дотронуться до гримуаров, и почувствовала прикосновение магии, такой светящейся и покалывающей кожу, словно она опустила руки в ведро с шампанским. К ее удивлению, это не доставило никакой боли. С ее телом не произошло ровным счетом ничего – руки не поменяли цвет и не съежились, как чернослив.

Когда она отвела взгляд, чародей так изумленно смотрел на нее, будто у Элизабет выросла вторая голова. Было очевидно: он ожидал, что она испугается.

– Откуда этот запах? – спросила она, осмелев.

Мужчина моментально растерялся.

– Что?

– Этот запах жженого металла. Это магия, не так ли?

– А. – Морщина проявилась между его темными бровями. Возможно, она хватила лишнего. Но он продолжил: – Не совсем. Иногда этот запах появляется в месте, где совершается магия, но только если заклинание очень сильное. Фактически это запах не магии, а реакции, которая возникает между материей Потустороннего мира, демонического, и нашего.

– Что-то вроде химической реакции? – уточнила Элизабет.

Он посмотрел на нее еще более странно.

– Именно так.

– Этому есть название?

– Мы называем это «эфирным горением». Но как ты вообще…

Его прервал стук в дверь.

– Мы готовы, Магистр Торн, – послышался голос Наставницы из-за двери.

– Конечно, – ответил он. – Одну минуту.

Чародей оглянулся на Элизабет, будто ожидал, что она растворилась словно мираж в тот же миг, как он отвернулся. Его светлые глаза буравили ее. На долю секунды ей показалось, будто он намерен сделать что-то большее – произнести прощальное слово или наслать на нее проклятье. Она сжалась, готовясь к худшему. Вдруг тень прошла по его лицу, и глаза закрылись. Он развернулся на каблуках и направился к двери, не произнеся ни слова, напомнив ей тем самым, что он – магистр, а она – скромная библиотечная воспитанница, недостойная его внимания. Она скользнула обратно за книжную полку, затаив дыхание. Рука высунулась и схватила ее.

– Элизабет, ты с ума сошла! – прошипела Катрин, появляясь из темноты книжных полок. – Не могу поверить, что ты к нему прикасалась. Я уже приготовилась выпрыгнуть отсюда и поколотить его одним из этих гримуаров. Итак? Каков твой вердикт?

Элизабет была вне себя от возбуждения. Она улыбнулась, а потом, по неведомой для самой себя причине, рассмеялась.

– Никаких остроконечных ушей, – выдохнула она. – Вполне обыкновенные уши.

Внезапно дверь в читальный зал со скрипом отворилась. Катрин зажала рукой рот Элизабет, чтобы приглушить ее смех. И сделала это вовремя – за дверью стояла Наставница. Она была по обыкновению сурова, а вихрь рыжих волос горел словно расплавленная медь на фоне темно-синего одеяния. Она окинула взглядом комнату и застыла. Спустя секунду беглого осмотра ее взгляд безошибочно отыскал и задержался на Элизабет, стоявшей позади полок. Та застыла, но Наставница не произнесла ни слова. Один уголок ее рта дернулся, оттягивая шрам на щеке. Затем дверь с таким же скрипом затворилась, и они с магистром исчезли.

Глава четвертая

Визит магистра ознаменовал последнее волнующее событие сезона. Под натиском палящей жары наступило лето. Вскоре после этого библиотеку охватила Корешковая эпидемия, которая оставила всех измученными, абсолютно несчастными и вынужденными на протяжении недель массировать корешки гримуаров с пахучими мазями. Элизабет была поручена забота о гримуарах Второй ступени под названием «Декреты Бартоломью Траута», которые приобрели привычку вызывающе дергаться всякий раз, когда видели ее приближение. К тому времени как над Саммерсхоллом разразилась первая осенняя гроза, она уже не могла и смотреть на все эти баночки с мазями. Все, чего ей хотелось – рухнуть в постель и проспать несколько лет.

Вместо этого она проснулась глубокой ночью, уверенная, что услышала какой-то звук. Ветер хлестал деревья снаружи, завывая под карнизами. Ветки отрывистыми ударами стучали по окнам. Гроза была оглушающей, но Элизабет не могла избавиться от чувства, что проснулась совсем по другой причине. Она села в постели и сбросила одеяло.

– Катрин? – прошептала она.

Та перевернулась, бормоча что-то во сне. Она не проснулась даже тогда, когда Элизабет протянула руку и потрясла ее за плечо.

– Шантажировать его, – пробормотала ее подруга в подушку, все еще видя сны.

Нахмурившись, Элизабет выскользнула из постели. Она зажгла свечу на ночном столике и огляделась в поисках чего-нибудь подозрительного.

Комната, которую она делила с Катрин, находилась высоко в одной из башен библиотеки. Она была маленькой и круглой, с узким окном, которое пропускало сквозняки, когда ветер дул с востока, подобно тем, что украшали стены замков. Все выглядело точно так же, как и тогда, когда Элизабет ложилась спать. Книги лежали открытыми на комоде и были свалены грудами вдоль изогнутых каменных стен, а записи очередного эксперимента Катрин валялись на ковре. Элизабет позаботилась о том, чтобы не наступить на них, когда направилась к двери и выскользнула в коридор со свечой в руке, окутывающей ее своим туманным сиянием. Толстые стены библиотеки заглушали вой ветра до звука отдаленного шепота.

Босиком, в одной ночной рубашке, она спускалась по лестнице, словно привидение. Несколько поворотов привели ее к неприступной дубовой двери, укрепленной железными полосами. Она отделяла библиотеку от жилых помещений и всегда оставалась запертой. Вплоть до тринадцати лет Элизабет не могла открыть ее самостоятельно – ей приходилось ждать, пока библиотекарь пройдет мимо и выпустит ее. Но теперь у нее был ключ, способный отпереть дверь Великих библиотек королевства. Она носила его на шее все время, даже когда спала или принимала ванну, – этот осязаемый символ ее клятв.

Девушка подняла ключ, затем остановилась, проведя кончиками пальцев по шероховатой поверхности двери. Воспоминания промелькнули перед ней: следы когтей на столе в склепе, которые процарапали дерево, словно масло.

Нет, это казалось невозможным. Гримуары превращаются в малефикты, только если они повреждены. Этого не могло произойти посреди ночи, когда в склепе не было ни единой души, а все гримуары находились под надежной защитой. Только не тогда, когда хранители патрулируют темные коридоры, а над их головами висит огромный предупреждающий колокол Великой библиотеки.

Решив прогнать детские страхи, она проскользнула в дверь и снова заперла ее за собой. Свет в атриуме был приглушен в ночное время. Его сияние отражалось от позолоченных букв на корешках книг, поблескивало на медных поручнях, соединявших лестницы на колесиках с верхушками книжных полок. Навострив уши, Элизабет не услышала ничего необычного. Тысячи гримуаров мирно спали вокруг нее, бархатные ленты закладок трепетали меж их страниц, пока они похрапывали. В стеклянной витрине по соседству гримуар Четвертой ступени, называющийся «Антология лорда Фьюстиана», многозначительно прокашлялся, пытаясь привлечь ее внимание. Его нужно было хвалить вслух хотя бы раз в день, иначе он мог захлопнуться, подобно моллюску, и не открываться еще много лет.

Она прокралась вперед, держа свечу повыше. Все в порядке. Пора возвращаться в постель.

И тут ее настиг он – запах, который ни с чем не спутаешь. Словно вернувшись на несколько месяцев назад, она снова стояла в читальном зале, склонившись над кожаным креслом. Ее сердце замерло и затем начало учащенно биться, оглушительно отдаваясь в ушах.