Геном «ликвидация»

И снова все молчат. Энн никого не видит, кроме, разве что, расплывающегося перед глазами пола.

— Как странно понимать всё через столько лет, — слышится голос мужчины, щедро сдобренный тяжёлой усталостью и даже ноткой чего-то чёрного. давящего. Душный воздух сжимает Энн лёгкие.

Вот оно. Вот та простая истина, путь к которой занял у Энн столько времени, столько перезаписей памяти, что она и сама уже не могла отличить, кем являлась на самом деле. Энн она или не Энн?

Эмма.

Эмма, которая не хочет убивать. Что бы там ни было заложено в её ДНК, в каждой из миллиарда её клеток, суть одна — она может контролировать ситуацию.

Ей повезло с семьёй, ей повезло с близкими людьми, которые старались показывать ей лучшее. Она была окружена теплотой и заботой.

Но кому-то же с этим не везло, и тогда они сами искали тот свет, что им был необходим, сами. В других ли хороших людях, в чём-то ещё, но искали и находили. Нужные люди попадались им всегда. И неважно, как отличалась их цепь ДНК от других и где заключался тот самый «червь».

Они продолжали выбирать правильный путь и обязательно вознаграждались светом.

«Свети другим, и однажды, кто-то тоже подольёт масла в твой огонёк» — вспомнила Энн старую цитату из одной из дядюшкиных книг. Пыльных, обветшалых, но до того тёплых.

— Готово, — влетает в её ухо ненавязчивый голос Эдриана. И Энн знает, что делать. — Аиша, ты готова рассказывать?

— Давайте я сама им всё поведаю, — вставляет Энн и подходит к креслу, за которым сидит парень. Тот непроницаем. — Ты молодец, Эдри. И ты тоже, Аиша, — обернувшись через плечо, девушка мягко улыбается. Белая прядь выбивается из-за уха. — Но я справлюсь сама. В этот раз точно.

— Хорошо, тогда давай сначала запишем.

— Нет! — прерывает парня Энн и кладёт ладонь на ручку кресла. — Я же говорю, что справлюсь.

Нервы натянуты до предела. Пульс наверняка где-то около 120–150, и хорошо хоть основное электричество не работает. Хорошо, что хоть когда-то в самом центре Баланса можно говорить друг с другом и не бояться за последствия от часов.

Эдриан уступает ей место, а сам нажимает определённое сочетание клавиш на экране, за которым Энн не успевает уследить — воздуха всё ещё мало. Пока она ещё в сознании, надо сказать всё.

— Готово, — повторяет Эдриан.

У Энн не остаётся сил, чтобы встать, поэтому она остаётся в кресле. Поправляет камеру перед собой, проверяет изображение.

— Ты заменишь изображения Кэролайн и Гарольда на некоторое время, но я не уверен, что надолго. Электричество запасное, и скоро в этой комнате будет едва ли не сотня солдат, — ускоренным тоном сообщает Эдри. Волнуется? — Поторопись.

Небольшая пауза. Настройка сети. Кружочек на камере загорается зелёным. Энн видит своё лицо на экране. Мысли, соберитесь.

— Добрый день, дорогие жители Баланса. Это я, та самая Энн или Хелен, или… — запинается. Кто-то неподалёку наверняка кусает локти, и слышится нервный вздох. Она не привыкла говорить на публику, но неясно откуда всё-таки берутся силы. Пелена перед глазами отступает. — Ещё кто-то, под каким бы именем вы меня не знали. Я Эмма, и я поведаю вам о жестокости вашего «любимого» дома Баланса. Всё относительно, но просто послушайте, что я вам скажу. Как я сказала, зовут меня Энн, хотя люди, которые знают меня с самого рождения, в курсе, что это имя — одно из многих, что даровал мне Баланс в обмен на лучшую жизнь, — ядовито усмехается, неосознанно пародируя Алекса. — Все вы знаете, что самоубийство здесь — не грех, ведь к чему держать «лишнее»? Люди здесь вполне могут убить себя, если не могут быть с любимыми, если не могут общаться с теми, с кем хотят. Если вообще хотят с кем-то общаться, потому что любые чересчур длинные контакты запрещены, ведь, что если, всё приведет к образованию новой ячейке общества — семьи. И она, о ужас, породит ребёнка не с теми генами.

Люди здесь считают себя выше природы, ведь они и только они вольны решать, с кем кого соединять, — качает головой с лёгкой, но ироничной улыбкой. — Вернее сказать, лишь два человека, построившие систему, в которую вас и затянули, не оставив выбора. Они не доследили за ребёнком, не дали ему… — останавливается, оглядывается на друзей, замерших неподалёку, чтобы не мешать процессу записи, но в то же время со всем вниманием слушавших. Эдриан стоит у прохода, стараясь не пропустить появление солдат. — … любви, заботы, доброты, — возвращается всем корпусом к экрану и чуть щурится, — всех тех банальных вещей, что есть у нас людей, но которые так легко недодать.

Аппарат действительно определяет наличие так называемого «гена преступности», но он никогда не может оценить вероятность совместимости его с геном другого человека или с его отсутствием. Всё это — лишь генерация случайных чисел, которая затем заносится в базу данных и навсегда остаётся там, будто это истина, — Энн достаёт из кармана телефон, находит фото аппарата и подходит ближе к камере, демонстрируя доказательства. — Но самое главное — это то, что ген не сработает, всего лишь, если вы, — убирает телефон и улыбается, теперь уже тепло, как весеннее солнце, — будете воспитывать человека как личность, если будете любить. Всё гениальное как всегда… просто.

Откуда-то начинает идти шум. Единственное окно, закрытое жалюзи, плотно закрыто — это чувствуется по отсутствию потока воздуха. Но определённо, звук с улицы. Аиша переглядывается с Энн и потом в мгновение ока подбегает к окну, откидывает жалюзи. Распахивает форточку. Это шумят люди.

— Энн, не отвлекайся, но заканчивай, — шепчет мужчина.

— Да, я преступница! Ведь я тоже иду против правил и стараюсь вернуть нам прежнюю жизнь. Я не хочу жить в том мире, где людей можно ликвидировать, как ничего не значащий пустой звук, всего лишь за то, что мы родились «не такими». До тех пор, пока мы действительно не совершим реальное преступление, неважно с какими генами, мы имеем право на свободу. А если вы и дальше хотите жить по расчётам точно таких же обыкновенных людей, как и вы же, жить только с тем, с кем вам приказал быть бок о бок глупый аппарат, лишь бы на Земле не было преступлений, лишь бы не произошло перенаселения и остались лишь «лучшие» люди, то… мне нечего вам предложить, — Энн разводит руками. — Но я хочу, чтобы все мы с вами были равны. И, конечно, мы никуда не денемся от преступлений, ведь иной раз в любой системе происходит сбой, но, по крайней мере, мы вернёмся к тому миру, где каждый имеет одинаковое право на самое основное — жизнь.

— Здесь жители нападают на солдат! Один вырвал оружие, — быстро сообщает Аиша с нескрываемой паникой в голосе.

— Сворачиваем! — приказывает мужчина и, подбежав к экрану, закрывает видеозапись. Энн, до этого натянутая, как струна, расслабляется и вздыхает, вытирая со лба дрожащими пальцами несуществующий пот.

По коридору разносится тяжёлый топот.

— Солдаты! — вскрикивает очнувшаяся Энн, и первое, что она делает — подскакивает к Аише и тянет её за рукав за собой.

На размышления нет времени. Энн знает лишь единственное место во всём Центре, кроме кабинета Президентов, где можно скрыться.

— За мной! м если уж быть оратором в этот день, то и лидером, похоже, тоже. Девушка не оглядывается и уносится в другую сторону, стараясь молниеносно просчитать, как ей теперь вернуться в основной коридор и уже оттуда м в комнату, где был Дэниэл. Теперь, когда она не одна, а с друзьями, она может всё преодолеть.

— Моя дочь на первом этаже! Я заодно смогу вас прикрыть, — кричит вслед мужчина.

Энн не может остановиться. Она не бежит, а несётся, ведь иначе попросту не успеет. Не успеют.

— Не надо! Просто найдите её, а мы справимся, — лишь на считанные доли секунды сбавив темп и задыхаясь, восклицает Энн.

Он ничего не говорит. Только чьи-то шаги теперь отдаляются от их спешащей компании, и это именно он отбегает назад. Энн вспоминает его лицо в последний момент — полное решимости.

— Спасибо, — одними губами шепчет девушка и вновь устремляется вперёд. В правом боку заметно покалывает. Усталость, жажда, голод — всё это отзывается ноющей болью в каждом уголке тела, и только сейчас концентрируется в одном органе.