Страница 30 из 40
Уставшая, ослабшая забралась в шкуру и устроилась поудобнее на стуле. Высплюсь, а утром отправлюсь бабу Ягу искать. Других мыслей все одно нет.
Проснулась от чужого дыхания. Открыв глаза, встретилась взглядом с нависавшим надо мной колдуном и чуть не взвизгнула. Кощей сразу выпрямился и, скрестив крепкие руки на груди, недовольно сдвинул брови.
— Уже утро? — в окно заглядывало яркое солнышко, спина затекла. — Значит, я могу уходить, — потянувшись, откинула край шкуры.
— Не можешь, — бросил Бессмертный и мягко опустился на соседний стул.
Колдун подпер голову кулаком и задумался. Терпение мое понемногу испарялось. На рожон лезть не хотелось, но отказ сбил с толку. Молчание звенело в ушах, в голове билось беспокойное сердце.
— Я подумал и решил… — в утреннем солнце на пальцах Кощея заиграли блеском драгоценные перстни, — решил, что помогу.
Заворожено глядела на сверкавшие грани камней. Нацепил с десяток, да и одежа на нем сегодня… нарядная, что ли. Рубаха светлая до полу, вышивка — птицы заморские в садах красочных. Вон, даже лысина блестит.
— Ты слышишь, чего говорю, ведьма?
— А? Да-да, слышу, — встрепенулась я. — Помочь решил, значит. Чего это?
— Слыхала, что утро вечера мудренее? Так и есть.
— Ой ли? — недоверчиво сощурилась я.
— Не язви, — почти приказал колдун. — Отправлюсь в палаты Гороха, разузнаю, что да как, а ты меня здесь обождешь. К вечеру ворочусь, там и решим.
Согласия дожидаться не стал, встал и отправился прочь из зала.
— Снова запрешь?
— Нет, — Бессмертный на мгновение замер, но не обернулся, — можешь по теремам ходить, но со двора ни шагу.
Колдун оставил дверь приоткрытой, словно в подтверждении доброй воли не закрывать меня здесь. За порогом оказалось не так тепло. В коридоре ни души. В таких хоромах должно быть не меньше полусотни прислужников.
Побродив немного по пыльным закоулкам, поняла — никого не встречу. Пуст дом Кощея, что дырявое ведро. Окна грязные в паутине, половицы визжали почище девок в холодной речке. Домовуха во мне чуть не кричала от такого запустения. Чуяла — когда-то здесь домовые водились. Их следы, невидимые глазу, но не скрытые от моего носа, повсюду, разве что мхом не поросли — так давно это было. Дверей не один десяток, все заперты, а в замочных скважинах темнота. Чудное место, колдовством из каждого угла несет, а на что чары наложены — непонятно.
Живот свернуло от голода. Поискать кухню да сообразить себе каши. Наберусь сил и во двор отправлюсь. Найтмар, поди, тоже голодный, еще и не поеный, на холоде ночь стоял. Спустилась по лестнице вниз и оказалась прямо перед входом в кухню. Петли голые, двери сняты. Грязища кругом, света белого не видать. Печь добрая, но до того закопченная… Посуда, что ни горшок — с трещиной, что ни тарелка — жиром перепачкана. Ложки под столом валяются, полотенца можно ставить — не упадут. Воды в кадках нет, бочки какие-то — огурцы квасили или капусту. Плесень, пауки, пыль — добренькое утречко. Даже есть расхотелось.
Нет, так дело не пойдет. Взмахнула руками, зашептала заклятье и выпрыгнули метелки. Давай по кухне ходить, по углам пауков гонять, пыль смахивать. Воды сообразила, тряпки лихо по полу заерзали, посуда закружилась и чистая на полки отправилась. С печкой дольше всего возилась. Пока копоть убрала, так умаялась, даже вспотела.
— Вот это я понимаю! — с печи спрыгнул огромный — размером с рысь будет — черный кот с белой грудью.
От удивления присела на лавку и за грудь схватилась. Чтобы кошки по-человечески говорили — не слыхала еще. Котяра деловито обошел чистую кухню, подергивая пушистым хвостом, и присел напротив.
— Хорошо-то как, — желтые глаза довольно сощурились, — а сметаны можешь?
— Могу, — удивленно выдохнула я.
— Будь добра, девица, побалуй меня, — морда с богатыми усами растянулась в улыбке.
Не решаясь встать с лавки, шепотком стянула с полки тарелку и наполнила жирной сметаной. Кот осторожно понюхал угощение и принялся слизывать.
— Уважила, спасибо, — мурлыкнул пушистый и принялся умываться, как обычные кошки после еды.
— Еще?
— Попозже, — натирая лапой морду, сообщил он. — Ты к Кощею надолго?
— Надеюсь, нет.
— Жалко, уж больно сметана вкусная. Я тут частый гость, можно сказать, живу, и с едой в хоромах негусто, ежели честно.
— А… — я замялась, — а кто ты?
— Кощей не говорил? — в голосе кота послышалось огорчение. — Баюн, кот Баюн. Может, слыхала?
— Конечно, слыхала, — теперь стало понятно, что из ума не выжила, просто кот волшебный. — Ты сказки рассказываешь, а люди засыпают, потом на грудь им прыгаешь и до смерти задираешь…
— Ой-ой! — остановил меня усатый. — Наговорят, а ты слушаешь. По-твоему, выходит, я злодей какой-то.
— Так в книжках написано.
— Нашла кому верить — книжкам. Нет, конечно, бывало дело — помирали, — желтые глаза задумчиво уставились в потолок, — но это редкость. Что мы все обо мне да обо мне? Как тебя звать?
— Василиса.
— Хорошее имя. Кощей о беде твоей рассказал, а как звать — не говорил.
— Он меня все ведьмой кличет, без имени, — отмахнулась я.
— Шибко не обращай внимания. Одичал совсем в одиночестве наш Кощей. Только я к нему и захаживаю.
— Такой уж одинокий?
— Напрочь, — кивнул Баюн. — Когда-то здесь жизнь, что кипяток из котла выплескивалась, а теперь глушь да паутина. Еле уговорил его по Рускале погулять. Горох давно на разговор звал.
— Что за дела у Кощея с Горохом?
— Да какие дела, — кот поднялся и запрыгнул ко мне на лавку, — так, делишки. Царь хотел за него Несмеяну сосватать. К государевой дочери повадился аспид летать, дюже папку раздражал.
— Потап-то? Не самый плохой суженый для Несмеяны.
— Знакома с ним, значит… Может, и не плох он, но для царевны не пара, а Кощеюшка — жених видный: злата, серебра, каменьев — не счесть, да и дань ему давненько не плачена.
— Какая такая дань?
— Много шибко вопросов, — недовольно мурлыкнул Баюн. — Дань как дань, обыкновенная. Кощей все одно не согласился Несмеяну замуж взять.
— И хорошо.
— Чего это?
— Уж лучше за аспида, чем за Бессмертного.
— Глупая ты девка, Василиса, а так сразу и не скажешь, — кот поджал лапы и приготовился задремать. — Пойди, Кощею в благодарность ужин сообрази. Он тебя спас, помочь согласился, — Баюн приоткрыл один глаз. — Вечером голодный вернется, опять яблоками перекусит.
— Мне коня накормить-напоить надобно.
— Напоен, накормлен уже, — пушистый обнял себя огромным хвостом. — Займись ужином, не побрезгуй.
Не горело в сердце пожара обхаживать колдуна, но кот прав — отблагодарить надо. Вон, даже про Креса не забыл. Для начала прошлась шепотками по коридорам — вычистила все до блеска, к вечеру управилась. Как стемнело, везде факелы зажгла. Засияли хоромы Бессмертного. Хоть и старенькое здесь все, облезлое, но порядок быть обязан.
Вспомнив, как Кощей пировал, когда грамоту мне выдал, поняла, что кухня тесновата. Решила в зале, где ночевала, ужин справить. Там стол большой, места много. Надо расстараться, чтобы попробовал колдун стряпню и понял — не едал такого никогда. Пирогами не обойтись, даже полбыка дело не спасло бы. Давненько не готовила пир горой… Ох, только бы не оплошать.
Первым на стол упал лебедь запеченный, румяный да ароматный — во главе стола оставила. Хорош! Перепелок в чесночной подливе на золоченом блюде разместила — кожа поджаристая на драгоценном металле еще краше смотрелась. Взмахнула руками — и поплыли в воздухе почки заячьи, уже в молоке моченые, им навстречу сало тонкими ломтями — и ну оборачивать потроха. На прутики наделись, с угольками над столом заплясали верченые почки. Поглядела-поглядела и лапши намесила, чтобы не пустые стояли. Щуку нафаршировала туго, ухи жирной из стерляди наготовила — у самой слюна капала. Совсем без пирогов обойтись нельзя, но просто на тарелку сложить — скучно как-то. Наворожила деревце и развесила на ветках малюсенькие пирожки сладкие да пряники.