Сказки Рускалы. Василиса

— Рада, что угодила.

За самое сердце взяло признание разбойника. Я и сама бы сейчас душу вынула за стряпню тетушки, которую больше никогда отведать не смогу.

Дверь скрипнула, и в горницу вошли Малуша с Яром. Друг недобро глянул на довольного разбойника и покосился на стол с едой. На лице ведьмы, что пером написано — недобрые вести через порог ступили.

— Покушайте, — в надежде сдобрить тяжелую обстановку, предложила я.

— Остатки сладки, — пробурчал Яр, не сводя глаз с Соловья.

— Ешь, давай, — Малуша легонько подтолкнула скинувшего верхнюю одежу кузнеца к столу, — нам еще всю ночь на холоде бродить.

— Не сыскали? — достала миски и принялась накладывать жаркое.

— В том-то и дело — сыскали, — ведьма уселась, потеснив разбойника.

— Худо? — осторожно дотронулась до плеча друга.

— Могло быть хуже, — Ярка протянул пустую кружку. — Охотник за книгой приходил.

— Значит, придется уйти из Глухомани, — почти шептала, наливая квас.

— У вас, гляжу, секреты не для моих ушей, — Соловей, вставая, тяжело закряхтел.

— Сиди уж, — остановила его Малуша, — тебя тоже касается. А мы, Василиса Дивляновна, не лаптем деланы.

— Ежели спалят лиходеи и Глухомань?

— Погоди ты! — хлопнула по столу ведьма. — Охотник к вам в избу попасть не смог. Я ведь оберег кинула под порог. Вот и выманивал мороком, надеялся, видать, с книжкой в соседний двор пойдешь. Как-никак тебе колдовать предстояло. Ежели по-честному говорить, слабоват головой его хозяин. Бестолково сработал.

— Свезло, считай, — заключил Ярка.

— Да уж, — осторожно дотронулась до щеки рядом с раной.

— Мое упущение, что зельного круга на селе не стоит. Поужинаем и пойдем ставить. Яр подсобит. До рассвета управимся.

— И я с вами! — решительно стукнула кулаком по столешнице.

— Дома посиди, — строго, но с ласковым взглядом пресек мое рвение друг. — Нечего раненой на морозе делать.

— Он прав, — поддержала ведьма. — Мазь тебе оставлю и травку сонную. Соловей с тобой останется на всякий случай.

— Погоди-погоди! — с полным ртом заговорил кузнец. — Зачем ему оставаться? Вась, собирайся, с нами пойдешь!

— Уймись, — заулыбалась Малуша. — Не съест он жену твою. Соловушка, ножичек при тебе?

Разбойник ловко выхватил из ножен на поясе незатейливый на первый взгляд кинжал. Лезвие переливалось желтоватым светом, а края казались совсем тупыми.

— Всегда при мне, — он сунул оружие обратно. — Поизносился, но на разок, думаю, хватит.

Кинжал разбойника оказался зачарованным на бой с нечистью, и, судя по износу, Соловей им пользовался много. Страшно подумать, кого он там на трактах без денег в карманах оставляет. Гость — сплошная загадка. Басурманская кровь выточила на его лице черты, не присущие нашему народу, но вместе с тем не встречала я человека, знающего о Рускале больше него. Весь вечер травил байки о своих приключениях.

Захваченная речами разбойника, заваривала сонную траву, а перед глазами вставали красочные образы. Как наяву видала скалы и леса, моря и равнины, диковинные города и волшебных созданий. Рассказчик он знатный. Ему бы не кошельки резать, а в сказители податься — цены бы не было.

— …Алконост спела для меня. Ох, Василиса, влюбился тогда, голову потерял, но она не для человека создана, — Соловей-разбойник закончил историю о волшебной птице с нежной улыбкой.

— Пора ложиться, — хлебнув готового отвара, глянула на темень за окном.

— И то правда, — заморгал молодец.

Определила гостя на печи, а сама отправилась в комнату. Щедро намазала рану и почуяла, как боль начала стихать. Разбойник задвинул засов на двери, потушил лучины в горнице и тоже собрался на боковую.

Сон-трава Малуши сработала на славу — дрема почти сразу взяла верх над головой. Тяжесть на сердце отступила, оставив место покою. Да только недолог сон вышел. Надо было всю кружку выпить, чтобы крепко-накрепко уснуть.

Посередь ночи меня разбудила возня Соловья в горнице. Замотавшись в пуховый платок, отправилась глянуть — чего гость не спит. Разбойник ковырялся в печи, пытаясь поджечь углями лучину. Прищелкнув пальцами, зажгла огоньки в горнице.

— Не выйдет, — улыбнулась растерявшемуся Соловью, — эти обычным огнем не разжечь.

— Оттого им сносу нет? — он поднес зачарованную щепочку к носу.

— Ага, — зевнув, прошлепала к столу, где стояла кружка с остывшим отваром. — Чего бродишь?

— Не идет сон, ворочался.

— Отвару хлебни, — я протянула кружку молодцу.

— Нет уж, благодарствую, траву басурманская кровь не терпит. Если бы шепоток какой.

— Есть такой, — шлепая босыми ногами, отправилась в комнату за книгой.

 У тетушки было хорошее заклинание для сна. Фекла его показывала, но никак руки не доходили потренироваться на ком-то, а тут такой случай. Плюнула на палец и зашуршала страницами.

— Из-за этой книжки охотник приходил? — Соловей сощурил и без того узкие глаза.

— Из-за нее, — остановилась я.

— Расскажи, что в ней такого? Охраняю тебя сам не знаю от чего.

Раз уж Малуша сказала, мол, и Соловья касается, можно рассказать. Тем более и правда стережет домовуху, не подозревая, чем может обернуться ночка в нашей избе.

Выслушав, молодец не схватил в охапку шапку с тулупом, не бросился из дома, что ошпаренный. Наоборот, он с интересом заглянул мне в глаза, будто пытаясь найти ответ на какой-то вопрос.

— Слушай, Василиса, — голос разбойника сделался вкрадчивым, — неужто самой никогда не хотелось заклятье Вечности прочитать?

— Не хотелось, — оторопела я.

В голову не приходило о таком думать. Может, занята другими мыслями была, а может, довольна тем, что имею. Потерять Ярку, променять любовь на колдовскую силу… Сделаться настоящим чудищем без души и сердца — нет уж!

— А мужа твоего не тянет? — не унимался Соловей.

— Да что ты пристал?! — взбеленилась я и, позабыв о шепотке на сон, неуклюже затрясла сумкой, пытаясь спрятать книгу обратно.

— Ну, прости, — принялся оправдываться молодец, — но даже мне интересно стало: как это — обладать великой силой.

— Как-как?! Никак! Ты о себе прежнем и не вспомнишь, душу чернота заполонит…

Попытки справиться с сумкой провалились. Разозлившись, в сердцах тряхнула ее, и по полу покатился перстенек. После разговора с Малушей спрятала подарок Бессмертного, чтобы Ярушке на глаза не попался. Добро, что пока носила, не заметил. Не хватало еще милому объяснять, откуда он у меня и зачем приняла дорогое украшение.

— Знакомая вещица, — Соловей поднял перстень. — Кощеев?

— Откуда знаешь?

— Когда-то был и у меня перстенек этот, — разбойник протянул мне драгоценность. — С Кощеем знаком, дружим мы.

— Кого ни встречу, все с ним дружбу водят. Не гляди, что злодей.

— Так и друзья его не тихая вода, — улыбнулся парень. — Все мы, Василиса, в глазах закона государственного — преступники. Али не заметила?

Ответа не нашлось. В последнее время мое представление о добре и зле пошатнулось, подкосилось и с ног повалилось. Сказки рассказывали о победе чистых сердцем людей над силой черной, а на деле… За одним столом с той силой ем, помощь принимаю и плохого пока не видала.

— Попроси Кощея помочь с книжкой. Он колдун древний, придумает чего…

— Спать ложись, — сунув книгу и перстень в сумку, отправилась в комнату.

— Васенька, а оберег от медведей? — Ярка заливал воду во фляжку.

— И оберег, и рубаху, и пирогов… — задумчиво глядела в сундук, соображая, что бы еще положить милому в дорогу.

Зиму пережили потихоньку. Ярушка в кузнице обжился, а уж как люди тому обрадовались — не передать. Поначалу чуть не ночевал в кузнице — столько работы навалилось. В Глухомани принято рассчитываться за любую работу кто чем может. С легкой руки односельчан наша полупустая изба быстро обросла кучей барахла — то ли радоваться, то ли выкинуть половину. Свой вклад в захламление дома я тоже внесла. Как помогла соседям с дровами в морозы, так и пошли ко мне люди — кому домового присмирить, кому воды в баньку справить. Одежи теперича целый сундук — еле закрывается.