Тайный дневник фамильяра

Дверь в прихожую была распахнута настежь. Я юркнула обратно в библиотеку, так и не добравшись до кресла. Ну что за невезение?! Оставалось только надеяться, что Лэрга, выйдя к нему, догадается и принесет мне платье.

Я стояла, прижавшись голой спиной к двери, и ждала, считая почему-то от ста до нуля. Пока не раздался осторожный стук. Совершенно растерявшись, я еще сильнее прижала дверь, но она все же подалась, и в щель просунулась рука, сжимающая мою одежду. Широкий рукав белой шелковой рубашки, присборенный к манжете. Красивые длинные пальцы с аккуратно подстриженными и до блеска отполированными ногтями. И когда только успел? Еще вечером были довольно жуткие, не ногти, а когти. Как и у меня.

Я схватила платье и все остальное и захлопнула дверь. Почему-то было страшно неловко.

Разумеется, я пыталась представить, как все будет, если Арт вернется в свое тело, а я останусь жабой. Но действительность оказалась гораздо более тоскливой. А ведь мы и словом пока не перекинулись. Да что там, я его еще даже не видела. Но еще больше не хотелось, чтобы он видел меня — такой.

Да, мы были рядом все это время. Но Лэрга сказала верно: тогда мы были на равных. Сейчас… Лучше даже не думать.

Я одевалась медленно, очень медленно. Тянула время, хотя и понимала, что выйти все равно придется. Не спрячешься, не отсидишься. Надо было решиться, и я снова считала, только теперь от нуля до ста. Набрала побольше ненужного воздуха и открыла дверь.

Арт поднялся из кресла, сделал шаг навстречу, остановился, глядя на меня.

— Здравствуй, Мари…

Нет, красавцем он, конечно, не стал — после двух-то лет комы! Ну да, гладко выбрит, волосы чистые, расчесанные, живописно падающие на плечи. Но изменилось главное: появилось то, чего точно не было у эфирного тела. Да нет, не появилось — вернулось. Необыкновенная, я бы сказала, дьявольская привлекательность. То, что глубже и убийственнее красоты. Теперь я понимала, почему ни одна женщина не могла остаться к нему равнодушной. Впрочем, не только это. В нем чувствовалась жизнь, сила, энергия. То, чего не было у меня.

Вот теперь-то я поняла Арниса. Жаба жабой, но какой ужасной я должна была показаться ему, когда он увидел меня лишенной магии флера! Хотя сейчас я сознавала свою непривлекательность гораздо сильнее.

Арт подошел ближе, обнял меня, и я уткнулась носом ему в плечо. От него пахло чем-то очень приятным — может, мылом или душистой водой. А еще — чистой кожей, свежим потом. Тот особый мужской запах, который сводит с ума и заставляет сердце биться в ритме рейва. Да, сердца у меня не было, и колотиться бешено ничего не могло. Но запах я чувствовала! Очень слабо, как намек — но определенно чувствовала! А еще влажное тепло его дыхания на шее. И тяжелое тепло его рук на талии.

— Мари, милая… — прошептал он и потянулся к моим губам.

В этот момент откуда-то из-за его спины донеслось осторожное покашливание.

— Прошу прощения, что помешала, — сказала Лэрга, входя в гостиную. — Доброе утро, Мария! Здравствуй, Арт!

61

Мы отскочили друг от друга, как школьники, которых застукал директор.

— Доброе утро, Лэрга, — пробормотала я и села в кресло.

— Доброе утро, — повернулся к ней Арт. — Я приехал сказать, что одежду Олина приведут в порядок, потом я ее верну.

— Неужели ты думаешь, она ему нужна? — усмехнулась Лэрга. — И мне как-то с трудом верится, что ты приехал только для того, чтобы сказать об этом. Дай хоть взгляну на тебя. Да… узнаю прежнего Магдена, рядом с которым даже старухи начинали волноваться и краснеть. В эфирном теле есть душа, но оно лишь копирует настоящее. Нет в нем той особой силы жизни, ее магии.

Разумеется, Лэрга не хотела задеть меня, но сказала вслух то, о чем думала я сама. И от этого стало еще больнее. Да, я лишь бледная тень реальной Маши. Живая, но… как бы лучше выразиться-то? Не живущая по-настоящему.

Арт рассказывал, как очнулся у себя дома — словно проснулся. Как все вокруг забегали, засуетились, сколько было слез и радости.

— Я думал, что даже встать с постели не смогу — после того как два года пролежал без движения. И сначала действительно было трудно. И слабость, и скованность какая-то. А потом ничего, все стало нормально. Но так странно — есть обычную еду из тарелки, а не сырое мясо, принимать ванну.

Я слушала его вполуха. Больше разглядывала, прикрыв лицо ладонью, чтобы это было не так заметно. И пыталась понять, что почувствовала, когда он обнял меня и хотел поцеловать. Какие вообще чувства испытываю к нему.

Ну, что-то такое теплое и нежное появилось с самого начала. Еще когда мы были только котом и жабой. Тогда мы болтали целыми днями, я грелась у него под боком, и он возил меня на спине от моего стола с миской к камину. Привязанность, привычка, дружеские чувства… Именно то, чего у меня не было к Арнису, который раздражал с самой первой встречи. Ну да, чисто по-человечески мне в нем вообще ничего не нравилось.

Но зато тянуло к нему как к мужчине. Хотя желание это было более чем странным. Наверно, что-то похожее может испытывать старик к юной девушке. Он еще помнит, как все бывало когда-то. И в мыслях проделывает с ней такое… А тело остается равнодушным. Та самая похоть очей…

Ничего подобного к эфирному Арту я не испытывала. Лишь то же самое, что чувствовала по отношению к коту. Может быть, потому, что это был совсем не тот мужской тип, от которого у меня дрожали колени. Или потому, что мысли были заняты Арнисом. Но сейчас…

Я понимала, что имела в виду Лэрга, говоря, что рядом с ним волнуются даже старухи. Но от этого стало так горько… Как-то в детстве я разгрызла случайно таблетку, которую надо было глотать, а потом два дня не могла избавиться от горечи во рту.

До этого мне было больно и досадно сознавать, что человек, в которого влюблена, не стоит ни единого доброго слова. Но еще больнее — вот ведь парадокс! — было бы сейчас влюбиться в того, кто достоин любви. В того, кого при иных обстоятельствах я могла бы полюбить — и душой, и разумом, и… телом. Но тело-то как раз ничего и не испытывало.

Нет, прорезалось что-то, неожиданно, непонятно. Однако это были другие ощущения. Да, чувственные, хотя и бледные, слабые. Но совсем не те, которые испытываешь, когда рядом желанный мужчина.

Я не хотела этого еще раз! И ради себя, но больше — ради Арта. Что я могла дать ему? Быть может, сейчас он был бы счастлив любому интересу с моей стороны, но надолго ли этого хватит? Френдзона — тот еще ад. Невольно я снова вспомнила Мишку.

— И что ты теперь намерен делать? — поинтересовалась Лэрга. — Вряд ли Арнис допустит, чтобы ты вернулся ко двору.

— Двором, Лэрга, я сыт на всю оставшуюся жизнь. Отец предложил мне уехать в наши поместья на юге, заняться хозяйством. Но я пока останусь. Ведь мы же договорились, что я приведу в порядок вашу библиотеку.

Она хотела ответить, но в этот момент за окном показался Митрис. Оказавшись в гостиной, он сел на плечо Арта и начал перебирать клювом его волосы. И тут же на пороге появились Иттон с Ирессой. Арт подошел к Иттону и крепко его обнял. Иресса встала на задние лапы, уцепившись передними за штаны Арта. Тот наклонился, и лиса облизала его щеки.

— Мы все будем тебе рады, — улыбнулась Лэрга. — Можешь хоть сейчас приступать.

— Сейчас, я думаю, мы с Мари поедем в лес.

Повисла тяжелая пауза. Все смотрели на меня.

— Может, надо спросить Марию? Хочет ли она этого?

— Я не знаю, — выжала из себя я, накручивая на палец пояс платья. — Правда, не знаю. Страшно думать, что здесь проживу всего лет десять или даже меньше. А потом попаду на склад, как ненужная рухлядь. До скончания времен. Но и дома… иногда мне кажется, что там я не нужна никому. И мне никто не нужен.

— Вот поэтому и поедем, — Арт смотрел на меня в упор, чуть прищурившись. — Потому что ты сомневаешься. Чтобы через две недели не смогла себя упрекнуть: была возможность, но не использовала. А так непременно будет, если перестанем искать.