Страница 46 из 112
- Мне страшно. Мусе страшно. Магомеду страшно. Всем страшно, - продолжал Тимур. – К тебе идем. Ты сильный. У тебя меч есть.
Сашка дернулся при этих словах, ожидая дружного смеха, прикидывая, как и кого начинать рубить. Но в карих глазах не было насмешки. Было чуть неуверенности, была капелька наглости, еще там притаился страх – глубоко запрятанный, крепко запертый, готовый выплеснуться в любую минуту. Глаза бойцов перед боем. Эти не подведут, понял Саша, эти везде пройдут, сами лягут, и других с собой заберут.
- Ладно, - решился он. – Оружие вам дам. Боевая задача на сегодня непосильная. Десантура на нас наехала, а их целый полк. В ближайшие дни необходимо уничтожить. Начинаем сегодня, сейчас.
- Сашок шутит? – изумленно спросил Руслан.
- Искандер не шутит, - вмешался в разговор Наиль. Он посмотрел на чеченцев, каждый из которых был выше татарина на голову, а Тимур – на две, и улыбнулся своей фирменной улыбочкой. Александру показалось, что небритые рожи осунулись, вытянулись от этой улыбки. У него самого по коже мурашки побежали. Черт знает этого Наиля! Зарежет с улыбочкой, как барана, даже не успеешь понять – чем не угодил. Десять лет Саша знал этого человека, и только сейчас начал понимать - кто он на самом деле.
И все равно Наиль кажется сущим младенцем по сравнению с Ним.
- Он идет, - выдавил из себя Саша.
А чечены уже и сами чувствовали, крутили беспокойно головами, и усмешка намертво вдавилась в застывшие губы Наиля, только люди с полными мешками продолжали ходить по двору, разгружать грузовик, еще не чувствуя, не понимая – все напрасно. Это было похоже на приближение бури. Словно где-то вдали рокотал гром, усиливался ветер, свежело и с неба несло водную пыль. Но ощущение, и Александр только сейчас это понял, не было физическим. Оно было сознательным или даже подсознательным. Словно Он отвлекся от грозных и непонятных мыслей, и думал о них, изучал, копался в настроении, сопоставлял ощущения каждого. Выворачивал сознание наизнанку, точно наволочку, не выделяя никого, заставляя чувствовать, как слаб человек перед стихией, перед Его всё подавляющей мощью.
Он появился неожиданно, как всегда, словно соткался из воздуха или спустился с небес. Стоял так близко – метрах в двадцати от Саши, всегда можно попробовать, проверить, кто быстрее – ты или Он? Но проверяют ли мощность атомной бомбы, взрывая ее в лаборатории? Или ядовитость нервно-паралитического газа на группе ведущих химиков? Кучность стрельбы – стреляя себе в ногу?
Они просто смотрели и изучали друг друга. Человек и сверхчеловек. Отец и сын. Создатель и подобие. Замерло все, даже ветер утих, казалось, что облака больше не бегут по небу, застыли на месте, и только там, глубоко внутри – решается судьба каждого, но в первую очередь этот совершенный, стопроцентно и безотказно работающий мозг обдумывает простую задачу с одной переменной, с разными знаками. Жить или не жить Александру? Достоин или нет? Неважно – как, зачем, почему. Важно только одно слово, даже два – через черточку: или-или…
Гаврила прошел мимо замершего Сереги Шпакова, не взглянул. Сашка мысленно утер пот со лба. Если бы Гаврила хотел – он бы начал убивать прямо сейчас, не растрачиваясь на эффектные появления. Нечего боятся грома – молния уже сверкнула. Хотя почему – «хотел», почему в прошедшем времени? Может он хочет, сейчас, в настоящем? Может он – захочет в будущем?
- Людмила? – спросил Гаврила. – Хорошая девочка.
Сказал и поднял на руки, нежно, бережно, видно, как с удовольствием вдыхает запах ее кудряшек.
- Мама работает? – спросил он.
- Поставь! поставь на место, - сказал Александр, а потом понял, что сказал шепотом.
- Поставь на место, - сказал он громче, срываясь в фальцет. – Это моя дочь!
И он пошел, с трудом заставляя себя делать каждый шаг, но с каждым пройденным метром укрепляясь в мысли, что делает все правильно. Любое животное защищает свое потомство. И он тоже должен, но не думать, а защищать. Меч взлетел над головой, смерть стояла так близко, но со всего маху Саша ударился в прозрачное препятствие. Словно воздух обрел жесткость стекла, или стекло – прозрачность воздуха. Напрасно Саша упирался ногами, рубил направо и налево – оставшиеся три метра до Гаврилы он пройти не мог. Его удерживали, словно собаку – палкой, или цепью. Все равно чем, не понятно - чем... Может быть, просто взглядом, но Гаврила даже не смотрел в его сторону, поставил Люду на землю, прошел мимо повалившегося в бессилье Александра, подошел к Наилю. Улыбка сошла с лица татарина, и само лицо сделалось белым, словно лист бумаги.
- Разберешь и соберешь патрон. Снова можно стрелять, - сказал Гаврила.
И снова – шагает по двору, но не слышно шагов, хоть затаилось дыхание, и чувствуешь, как тикают часы на запястье. Только перед тем как исчезнуть, Гаврила вспомнил о Шпакове:
- Андрей, побольше внимания к Чжао, - стоит, молчит, выжидает.
- Я… хорошо, - пробормотал Шпак, и крупные капли потекли по виску, по щеке, по подбородку. Устал Серега, много сегодня работал, пот течет градом.
- Какой длинный день, - пробормотал Саша, выплевывая изо рта пыль. – Он ушел? Ушел?
- Ушел, - срывающимся голосом сказал Шпаков. – Зачем приходил? Что хотел?
- Вот так, Серега, вот так, - бормотал Саша, с трудом поднимаясь с земли.
- Ну что, бойцы, будете против такого воевать? – обернулся Александр к чеченам. Те тоже стояли – белее белого, кажется, что курчавые волосы на голове Тимура шевелятся.
- Нельзя его бояться, - бормотал Саша. – Бояться своих надо. Объявят войну, нас всех под ружье поставят, идите, сражайтесь за мать и отечество. Срать я хотел на отечество. Сам бы передушил, сволочей. Он всех положит, правых, виноватых, под гребенку. А я не хочу, не имею право их слушать… У меня своя жизнь, не дам запихнуть в мясорубку. На хрена мне их памятники и вечная память… Всех урою, гады, паскуды… паразитов к ногтю… никого не оставлю, чем угодно клянусь…