Страница 4 из 17
Эрмин слушала молча, не сомневаясь в правдивости рассказа, и сердце ее сжималось, потому что в голосе матери звучала неподдельная боль. Лора между тем продолжала:
– Я всюду просила помощи, искала работу, которая могла бы меня спасти. В одном отеле меня наняли горничной и выделили мне каморку под лестницей, где я могла спать. Я была голодна, постоянно голодна… Платили мне сущие гроши. Но однажды я повстречала Жослина Шардена. Твоего отца.
Лора встала и выключила люстру, оставив только декоративную лампу под золотистым абажуром.
– Жослина Шардена! – повторила Эрмин. – Высокий, с бородой, он был траппером, правда?
– На момент нашего знакомства он еще не был траппером. Но откуда ты знаешь, что он им стал? Тебе рассказали об этом монахини?
– Да, сестра-хозяйка. А я его видела во сне, вместе с тобой. Мне часто снился один и тот же сон: мужчина правит собачьей упряжкой, а в санях сидит женщина и укачивает меня в своих объятиях, целует меня, и я называю ее мамой…
– То, что ты говоришь, удивительно, дорогая! Люди говорят, что в Канаде происходят невероятные вещи, и виной этому ледяные зимние ветры, огромные просторы и не нашедшие покой души индейцев…
– Расскажи мне о моем отце! – взмолилась Эрмин.
– Он работал бухгалтером в одном учреждении и был очень экономным человеком. Но не это привлекло меня в нем. Жослин был красив – темноволосый, сильный, воспитанный и галантный. Я полюбила его с первых дней, когда он стал за мной ухаживать. Мы говорили о литературе, о живописи, о том, что я изучала еще в Бельгии. Он очень скоро предложил мне стать его женой, и я согласилась. У нас было все для счастья – деньги на счету в банке, квартира. Через год у нас родился ребенок – прекрасная маленькая девочка с белоснежной кожей и голубыми глазами, которая сучила ножками и ручками и лепетала чуть ли не с рождения. Это я выбрала тебе имя – Мари-Эрмин. Мари – чтобы ты всегда пребывала под защитой Святой Девы Марии. Имя Эрмин пришло мне в голову, когда я вспомнила о роскошной мантии, которую носили французские короли. Позднее я увидела зверька, который называется так же и такой же беленький и подвижный, как ты. Я увидела горностая в лесу, среди лиственниц, на берегу озера. И я очень обрадовалась, что выбрала тебе такое имя.
Девушка опустила голову. Она смотрела перед собой невидящими глазами и представляла Лору двадцать лет назад, влюбленную в красивого парня по имени Жослин. Они обожали друг друга и, конечно же, так же сильно любили свою дочь.
«В одном месте рассказа я солгала, – подумала Лора, – но девочка еще так невинна! Как я могу открыть ей мою постыдную тайну, мой позор?»
– Наши неприятности начались, когда мною увлекся один опасный человек. Я не хочу рассказывать тебе о нем, хватит того, что он стал меня преследовать. То, что я вышла замуж, его не остановило. Дважды на улице он настигал меня и целовал при всех. Я не осмеливалась признаться в этом твоему отцу. Он мог жестоко расправиться с моим обидчиком. Он был очень ревнив. Но я имела неосторожность рассказать о моей беде соседке, которая тут же все выложила Жослину. Я помню, что он сказал мне тогда: «Лора, если этот человек еще раз к тебе прикоснется, я могу его убить. Будет лучше, если мы уедем из города. Если я окажусь в тюрьме, что станет с тобой и дочкой?»
По телу Эрмин пробежала дрожь. Она позабыла о роскошно убранной комнате отеля и о сладости черничного пирога, кусок которого так и остался лежать на тонкой фарфоровой тарелке. Каждое слово матери уносило ее все дальше в прошлое, о котором она ничего не знала и которое наконец разворачивалось перед ней, словно живописное полотно.
– Я поняла, что для Жослина этот инцидент стал поводом, чтобы круто изменить жизнь. Он маялся, сидя целыми днями в своей конторе; атмосфера города угнетала его. В Труа-Ривьер бурно развивалась промышленность, но твой отец мечтал о широких просторах и о свободе. Он говорил мне, что будет лучше, если ты вырастешь в лесах, на свежем воздухе. Он купил собак, сани и все, что нужно для кочевой жизни. Даже палатку из непромокаемой ткани. У нас были свободные деньги, это облегчало задачу. В первую нашу зиму Жослин снял домик на окраине Тадуссака. Ты была такой маленькой, моя дорогая… Я боялась холода и волков. Но эти зимние месяцы были самыми счастливыми в моей жизни. Твой отец сражался со стихиями: возвращаясь из лесу вечером, он показывал мне свои трофеи. Бедный, он так хотел преуспеть! Следующим летом я случайно узнала, что он покупал шкурки у других трапперов, более опытных, чем он сам. Дорогой Жослин, он не был создан для такой суровой жизни… Я бы с удовольствием выпила чаю. Сейчас закажу!
Лора прошла через просторную комнату к двери и потянула за шнурок. Скоро постучал грум и спросил, чего желает мадам. Через несколько минут он вернулся, неся поднос с серебристым чайным сервизом и двумя китайскими фарфоровыми чашками.
– Мне это не нравится, – сказала Эрмин. – Юноше пришлось бежать, чтобы принести все так быстро!
– Но так будет постоянно, если ты будешь останавливаться в роскошных отелях, – возразила мать. – Когда я жила в лесу, в хижине лесоруба, я бы тоже рассмеялась, скажи мне кто-то, что я буду жить в этом отеле – элегантная и богатая дама, такая же, как те, которых я видела в Брюсселе в годы моей молодости.
Девушка молчала. Лора хотела пошутить, но голос ее звучал так грустно, что она не знала, смеяться ей или плакать. Она также чувствовала, что мать намеренно затягивает разговор, боится вспоминать тот день, когда она согласилась оставить свое дитя на пороге монастырской школы.
– А что было потом, мама?
Лицо молодой женщины посветлело. Она дрожащей рукой поднесла чашку к губам и сделала глоток.
– Потом? Наше счастье разлетелось на кусочки, Эрмин. Лето мы провели все там же, под Тадуссаком. Ты была прекрасным ребенком, и растить тебя было одно удовольствие. В октябре твой отец решил вернуться в Труа-Ривьер, чтобы продать шкурки и забрать деньги из банка. Во всем я виновата! Я так часто просила его обосноваться в каком-нибудь поселке! Я хорошо шила, Жослин получил прекрасное образование. Я думала, что мы сможем заработать себе на жизнь. Жослин принял решение продать сани, оставив себе собак. Он мысли не допускал о том, чтобы расстаться с ними, особенно с Бали – прекрасным псом, похожим на волка. Мы вернулись в город и сняли комнату в отеле, планировали уехать через два дня. В первый же вечер мы оставили тебя под присмотром хозяйки отеля и отправились поужинать в ресторан. Но этот ресторан мы выбрали не случайно – именно там мы ужинали тет-а-тет в день нашей свадьбы. Когда мы возвращались в гостиницу, на улице к нам подошел мужчина. Это был тот самый человек, о котором я тебе говорила. Все произошло очень быстро, эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами. Он сгреб меня в охапку, ударил, а потом поцеловал. Я потеряла сознание. Когда очнулась, Жослин почти нес меня на себе, и ноги мои тащились по каменной кладке гостиничного двора. «Я убил его, Лора! Я его убил! – повторял твой отец. – Нужно бежать! Быстрее!»
Сердце Эрмин билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Во рту пересохло. Она с недоверием смотрела на мать.
– Неужели это правда? Он убил его? – едва слышно спросила она.
– Да, но позже он объяснил, что это был несчастный случай. Они подрались, и этот человек упал на спину и ударился головой о камни мостовой. Напрасно Жослин пытался привести его в чувство. Он был мертв, а я лежала в нескольких шагах без сознания. Знала бы ты, какая нас охватила паника! Мы быстро запрягли собак, стараясь как можно меньше шуметь. Ты спала среди подушек в плетеной корзинке. Я успела переодеть тебя и тихонько поблагодарила хозяйку за ее доброту. Мы уехали до наступления полуночи, сходя с ума от страха. На Жослине лица не было, он вел себя как сумасшедший. Мне даже казалось временами, что рядом со мной незнакомец. Когда мы останавливались вечером, он отказывался разжигать огонь и все время был начеку, ни на секунду не выпускал из рук ружья. Я умоляла его сдаться полиции, объяснить, что произошло, но он отказывался.