Не время для нежности

— Ты странный, — сказала она, подловив себя на том, что ей становится интересно.

— Ничуть не хуже рожденных на западной окраине Разделенного мира, — быстро ответил он. — Можно, я тоже присяду?

Она кивнула, дозволяя занять парапет рядом. Первый раз в жизни ей удалось встретить человека, схожего во взглядах с Тысячеглавой матерью.

— Во время пришествий Высшие оставили в нашем мире множество неисправных, разрушенных механизмов, — держа голову прямо, стараясь не смотреть вниз, он опустился на краешек. Поморщившись сказал: — Красиво тут. Правда, пахнет не очень…

От вокзала донесся паровозный гудок. Взлетели в темнеющее небо испуганные резким звуком пичуги.

Юстина тоже прибыла в город поездом. Грузовым составом, к которому присоединили вагон на два десятка пассажиров. Это направление использовалось в основном для доставки угля, железных и цветных руд добываемых в предгорьях Чулушты с разрешения Мамы.

Путешествие на стальном монстре сулило пассажирам крупные траты, но для уроженок западного края проезд до восточной Границы был бесплатен. Другое дело, что пользовались они этим правом нерегулярно. В силу своей неприязни к вещам, которых коснулась однажды рука Высшего.

От Сар-города одна железнодорожная ветка уходила на север — там она долго петляла меж погребенными под снегами поселками, пока окончательно не исчезала в вечных льдах. Этим путем доставляли пушнину, кое-какое мясо, и леддля его сохранности. Другая ветка уводила через Границу, в благоденствующие земли Аданая: туда и свозилось все добро. Часть товаров шла прямиком на восточные склады, часть — как руда из предгорий и драгоценные личинки пустынного червя — проходила предварительную обработку в кузнях и мастерских Сар-города.

— Посмотрите на паровоз, — завороженно глядя на удаляющуюся серебристую полоску окутанную черными клубами дыма, продолжил Леонид. — Он ведь явно не из нашего мира. Не тот уровень технологий.

— А водонапорная станция — в центре, — студент махнул рукой в сторону невидимой сейчас башни. Пристройка, через которую они вышли на крышу, закрывала обзор, — вообще, отдельный разговор… Техники следят за работой машин, подающих воду, но как они устроены и почему ни разу не выводились на профилактические работы — этого досконально неизвестно.

Вот в чем вопрос… Если Древние и приложили руку к их созданию, то это были не наши мастера. Ни разу не слышал о созданных людьми механизмах, способных работать вечно.

Забывшись, он расстегнул ворот рубашки. Ветер не охлаждал его. Наоборот, с каждым сказанным словом, вопреки опускающейся на город мгле, ему становилось только жарче:

— Никакой бы инженер не додумался до всех этих винтиков и шестеренок. Как они резьбу нарезали взамен истратившейся!.. А если вдруг неисправность какая — это же небо и земля. Да что тут говорить! Намедни бегло осмотрел доступные котлы в Сар-городе. Аданайские-то давно изучил. Совершенно иной принцип построения: литые, шлифованные, идеально подогнанные друг к другу детали; система подачи пара, как единое целое, и интересно что — не поддается коррозии. Вечная, можно сказать. Лишь механических повреждений боится, нежная…

Утих. Заметив недоверчивый взгляд, добавил:

— Я не псих, не подумайте, — поправил запонки, — просто кажется мне — что стоит забраться в Железный лес поглубже, и мы откроем для себя много нового. А, возможно, и то, что поможет возродить Разделенный мир.

— Лес ближе всего к Границе, — сказала Юстина. — Почему бы аданайским набольшим самим не организовать экспедицию?

— А!.. — горестно вздохнул студент. — Неповоротливая бюрократическая машина… Они довольны тем, как все устроено: западные области, как сырьевой придаток и естественная защита от болотных тварей; пески на дальнем юге исправно полнят рынок рабов и личинок, а море — кормит… Север остается не у дел, но иногда баронам удается выкупить у местных одомашненных псов — из них получаются отличные охранники. Так что и север при деле. Кому захочется шевелиться, когда жизнь налажена? В Аданае единицы могут увидеть упадок и хаос, в который все сильнее погружается мир. Из года в год — становится только хуже…

Помолчав немного, он добавил:

— Еще меньше — способны на попытку сделать хоть что-нибудь, чтобы мир окончательно не угас…

— И ты один из них… Не страшно рассказывать об этом первой встречной?

Сначала Юстина подумала, что он пытается заинтересовать, возвысить себя в ее глазах, придать значимость мыслям. Потом — что таким образом хочет поднять самооценку, утвердиться в правильности намерений и желаний. Люди иногда так делают: еще не уверенные в собственной правоте, проговаривают мысли вслух, спорят с собой — собеседник в таком случае им нужен номинально, как слушатель.

Но вскоре Юстина поняла — он действительно верил в то, о чем говорил. Такой молодой, неопытный и наивный идеалист. Жаль, что подобные ему не задерживаются надолго в мире живых, заканчивая путь на плахе или в пустыне в чреве червя, как неисправимые бунтовщики.

— Долго не мог к вам подойти… внутреннее стеснение… Но сейчас как будто щелкнуло что-то в голове.

— Накипело, — сказала девушка. — Бывает.

— Наверно, — тихо ответил студент. Скорее, только пошевелил губами и кивнул в знак согласия. — Хотел бы я увидеть край за болотом, когда оно отступит или высохнет.

— Боюсь, это невыполнимо. Столько не живут.

— Подозреваю, что так и есть. Но в дальней перспективе, наши дети…

— Наши?

— Мои… Дети, внуки или правнуки осушат болота и ступят на возрожденные земли. Верю в круговорот душ, а значит и я вместе с ними… Простите, — замялся он. — Слишком много болтаю.

Юстине ничего не оставалось кроме как вновь согласиться. «Молодец, хотя бы это осознает», — подумала она. Произнесла:

— Если не перестанешь впустую молоть языком — о внуках можешь даже не помышлять. И о детях — тоже. Ты меня понимаешь?

— Давно сообразил. Но как же тогда найти сторонников? Если молчать…

— Если трепаться с каждым встречным о намерениях — легко остаться без головы, — перебила его Юстина. Встала: — Побереги. Мне показалось, что в ней содержится много интересных идей.

На город опустилась сумеречная пора. Солнце спряталось за парковым холмом, против обыкновения поднялся ветер и всколыхнул вонючее дымное одеяло, до времени недвижно лежавшее на крышах. Высоко, в широких рваных полосах вспыхнули сотни звезд. В домах зажигались окна; на улицы, подсвеченные дрожащим пламенем газовых фонарей, высыпали люди. Цокали по мостовой, запряженные в кареты кони, дамы под ручку с кавалерами совершали неспешный вечерний променад.

Юстина закончила осмотр, и собралась вернуться в комнату. Леонид порывисто последовал ее примеру: коснулся было руки, но осекся, отошел на шаг, тая под жестким взглядом. Сказал:

— Могу ли рассчитывать на вашу благосклонность… Я слышал о женщинах Чулушты…

«Не время, — подумала она. Посмотрела на звезды: среди намертво приклеенных к небосводу мерцающих точек двигалась одна. Она отливала синевой и была заметно больше остальных. — Как жаль, что сейчас не время для Нежности».

Прошла к двери, где оставила тапочки. Сказала слова официального приглашения:

— Леонид Лидонай, когда появишься в наших краях, осененных рукою Тысячеглавой матери… спроси Юстину Эбберг, — а прикрывая за собой створку, добавила едва слышно: — Если к тому времени еще будешь жив.

Спустилась вниз. Гостиница совсем обезлюдела: спеша насладиться редким вечером, постояльцы покинули душные коридоры и залы, оставив прислуге возможность навести безукоризненный порядок. Лишь в обеденной, за початой бутылкой красного, одиноко сидел человек: цветные широкие подтяжки отпущены, шейный платок сбился на бок. Уткнувшись подбородком в кулак, он пытался намычать какую-то южную мелодию. Сбивался на середине и начинал сначала.

— А-а-а… — протянул он, когда заметил, что за ним наблюдают. Поднял замутненный спиртным взгляд. — Ты откуда здесь, чулус… чусуш… кх-х, демон тебя задери! Чулуш-ш… люшка, — Схватил бутылку, надолго присосался к горлышку, искоса поглядывая на Юстину. Вылакав жижу до донышка, утерся рукавом, гаркнул: — С какого обоза сбежала? Не с моего ли — ну, отвечай!