Страница 39 из 40
— Я прослежу за этим, — сказал Кен.
Марлин отодвинулась и обрушила на него всю мощь своего хмурого взгляда.
— Если что-то произойдет с моей сестрой или отцом, я выслежу тебя, где бы ты ни спрятался, и порежу тебя на неровные кусочки.
Ого. Жестокость передавалась в нашей семье.
Кен официально поклонился с серьезным видом.
Мое левое колено дрогнуло, я склонилась на бок. Кен быстро встал, сжал мой локоть, поддерживая с другой стороны.
— Мне нужно в дамскую комнату, — сказала я.
Кен и Марлин помогли мне доковылять до ванной. Кен хотел помочь мне и в самой комнате, но я смущенно икнула и вытолкала его.
Дверь в царапинах закрылась перед встревоженными лицами Кена и Марлин.
Одна и в безопасности ванной, я включила воду на полную, чтобы заглушить звуки и мысли. Я прижалась лбом к влажным ладоням и просто сидела и дышала.
Я рассмеялась, разбитый звук, к счастью, скрыла вода. Все внутри словно взрывалось, как моя маленькая квартира. Фрагмент Кена, дикий бег по зеленому лесу, спас меня на площади Энкени, когда сон Буревестника поджаривал меня изнутри. Он спас меня. И не раз. И я его спасла. Вызволила из замораживающих чар Хайка. Я вспомнила жар его кожи на моей.
На языке появился отголосок кинако. Я сглотнула слезы.
Я прикусила щеку изнутри, чтобы остановить слезы. Не плакать. Я не собиралась плакать из-за парня. Я хотела его. Хотела, чтобы он хотел меня, но именно из-за меня, а не потому, что я удобно оказалась рядом, или что я была баку, а ему нужно было вернуть папу в Японию. Или из-за того, что произошло за последние пару дней. После тех событий было просто сблизиться.
Но что я знала? Может, он целовал всех девушек, в которых было что-то от Тех?
И он страдал из-за своей роли Вестника в Совете. Было непросто любить того, кто считал себя запятнанным. Отношения с Кеном были ловушкой. Ловушкой, полной обоюдоострых лезвий.
Постойте, я сказала о любви?
Блин, как же глупо! Кен из чужака стал тем, о ком я думала как о… черном шоколаде или латте. Нечто сладкое и темное, что помогало вытерпеть мир.
Кошмар.
В дверь постучали.
Я выключила воду и встала. Унитаз еще не закончил смывать, а я услышала, как повернулась дверная ручка.
Я забыла запереться.
Дверь открылась, и стало видно Кена в облике хищного кицунэ, он заполнил проем своими широкими плечами и мужской аурой.
— Не думай, что можешь спрятаться, — прорычал он. Я отпрянула, и он шагнул вперед, отгоняя меня к прохладному фарфору рукомойника.
Он одной рукой закрыл за собой дверь, и я услышала, как щелкнул замок.
— Решил сделать это в ванной? — сказала я.
— Да.
— А как же послание моему отцу?
— Это послание ему не нужно.
Я закрыла глаза, чтобы не видеть эти темные полумесяцы глаз.
— Ты прячешься тут, успокаиваешь себя словами. Ты не отделаешься от меня так просто, — сказал он.
С закрытыми глазами я поднялась пальцами по его груди, кончики онемели, были холодными, и приходилось давить, чтобы ощущать их.
— Ты будешь отчитывать меня за скрытность, Вестник смерти?
Кен напрягся под моими пальцами.
— Играй честно, — прорычал он, его дыхание обожгло кожу за правым ухом.
— Ведь ты был открытым и честным и не отвлекал меня поцелуями или запахом кинако?
Он фыркнул, убрал мои руки, чтобы прижаться ко мне, жар, сила и вибрирующая энергия курсировали между нами вместе с неровным дыханием.
— Тебе нужно в Японию, как и Акихито. И тебе нужен я.
— Разве? — прорычала я, его близость и эта энергия невероятно заводили. Мои пальцы сжались, словно у меня были когти.
— Да.
— Я уже сказала, что пойду с тобой. Чего еще ты хочешь?
— Больше.
Я повернула голову, чтобы его губы попали на пульс на моей шее, а не на мои губы. Его язык скользнул по моей коже. Дрожь и другое притяжение — голодная тяжесть — хлынули на меня.
— Назови свое другое имя, — прошептал он в мою кожу.
— Что?
Кен хрипло вздохнул, убрал руки и провел ими по своим волосам, от этого они очаровательно встали дыбом. Я прильнула к рукомойнику, ощущая себя как среди шторма без его тела как якоря.
— Ты все скрываешь. Ты видишь мои сны, сводишь меня с ума своими решительными губками, кудрявыми волосами и яростным видом, словно ты сорвешь с меня кожу заживо, а получил я только неохотное соглашение отправиться со мной? Я не так глуп, чтобы вести тебя к Совету, когда все так неясно. При первой же опасности ты убежишь и снуешь голову в песок, а я не смогу тебя остановить.
Я прикусила губу, с трудом удерживая ладони от его шеи. Чтобы медленно выдавливать из него жизнь.
«Убегу?»
Может, Кои, которую он встретил пару дней назад, так и сделала бы, но теперь на моих волосах не было песка. Я ведь была тут? С чего он взял, что я была должна ему поцелуи и доказательства?
Хм, раздражение ощущалось неправильно. Может, я еще не оправилась после пожирания снов?
Я знала, кем он был. Он мне сказал. Вестник. Вестник смерти для Тех. Кицунэ, который мог убить папу в ту первую ночь и убежать в Японию, не связываясь с Хайком, Улликеми и мной.
Но он остался.
Он доказал, что не бросил. Зря я злилась, что он хотел тех же доказательств от меня.
Могла ли я их дать? Хватит мешкать. Я уже ничего не решала. Он уже миновал мою защиту.
Туман скользил среди кипарисов с красной корой, прямые и высокие стволы охраняли поляну, где хвоя источала свежий аромат от каждого шага. Фрагмент Кена, его сущность во сне. Хоть он звал себя Вестником смерти, ему не снилась смерть, как Хайку. Его фрагмент был безопасным, как рука вокруг меня в автобусе. Укрытие, способ отогнать мир.
Мои страхи, мои искаженные отношения в прошлом — жалкие оправдания. Я не могла закрываться в себе вечность. Но мое среднее имя даст ему некую власть надо мной, да? Как моя сила сна над ним.
Это было справедливо.
Если не сработает, я выживу. Так делали люди, да? Ели зло, бились с драконами, а потом приходили домой и делали суши. Только сдаваться, как делали мы с папой, было непростительно.
— Авеовео, — сказала я, желая звучать уверенно, но вышло так, словно пятилетняя девочка сдерживала слезы.
Кен моргнул.
— Мое другое имя.
Плечи Кена заметно расслабились, появилась усмешка, которую я связывала с кицунэ. Он приблизился, жар его тела проникал глубже настоящего прикосновения.
Что-то настойчивое и уязвимое появилось в моей груди, поднялось к горлу, мешая дышать. Я пожала плечами, пытаясь смягчить то, что дала ему.
— Мама была с Гавайев.
— Ах, девушка с острова. Это объясняет волосы, — сказал он. Его глаза потемнели, стали полностью черными и бездонными.
Он поднял руку, потянул меня за хвост волос, отклоняя голову, чтобы прошептать в мое открытое и беззащитное горло:
— Что значит «авеовео»?
Я поежилась. Его рот на мне заставил меня сжать кулаки от желания ощутить его тело, точеные мышцы, настоящую кожу, — но, если я коснусь его, то сдамся.
— Большеглазый тунец.
Он фыркнул, а потом продолжил двигаться по моему горлу к другим чувствительным местам у моего уха и виска.
Через миг я потянула его за ухо, желая увидеть его лицо.
Он поймал мой взгляд, замер, позволяя заглянуть в него, во что-то голодное и внимательное, глядящее на меня.
— Кои Авеовео Пирс, — сказал он медленно, смакуя звучные гласные и глухие согласные, — пообещай, что… — начал говорить он, но я бросилась и поцеловала его открытый рот, чтобы передать все губами, прижатыми к его губам, и ритмом нашего дыхания.
Никаких обещаний. Только это.
Что бы ни случилось, когда мы доставим папу в Японию, я не хотела обещаний Тех, эти оковы. Это должны быть мужчина и женщина и простое желание.
В дверь постучали.
Я медленно отодвинулась. Кен выглядел ошеломленно. Он облизнул уголок рта, словно хотел ощущать мой вкус дольше.
— Народ? Ужин готов, — сказала Марлин за дверью. — И я не могу удерживать папу еще дольше, — произнесла она сценическим шепотом.