Пожиратель снов

Откуда-то вне моей тьмы я услышала резкие крики голубой сойки. Кваскви.

«Он идет. С папой? Или папа в безопасности?».

Я была виновата. Я назвала Хайку имя Кваскви. Моя кровь питала его призыв.

Холод пробежал по спине.

«Как я сделала это раньше?» — мне не снился тот фрагмент. Это было другим. Фрагмент был вне моего подсознания, ускользал, как рыба. Но он должен был плавать в моем мозгу.

Я потянулась к вкусу болезненного желания внутри себя, пока меня терзали со всех сторон пронзительные вопли сойки. Я поймала уголек Хайка, он стал раскаленным металлом, сжигал тошноту. Он поднимался по спине к моей голове, обжигая ритмичным пульсом. Кожа болела. Мышцы сжались, спина выгнулась высоко над влажной землей.

Я видела сон, хоть не спала.

Бесконечная синева сапфира и изумрудная вода окружили меня, тени мерцали вдали. Тело парило среди бирюзы, мышцы спины сдавливало странно и с силой.

Морская соль и ил покрыли мой язык.

Гром раздался сверху — вызов — и я взмыла из глубин, появилась на поверхности под ослепляющим золотом огненным шаром. Желание охватило меня, терзая изнутри. Водный дракон бросал вызов существованию неба, хотел поглотить солнце. Вода против воздуха. Вызов нельзя было пропустить.

«Боже. Это не сон Хайка».

Я охнула, глаза открылись. Яркость дождливого дня жалила глаза, полные слез. Через миг безумных морганий я смогла различить стаю соек — голубые вихри в сером небе надо мной.

Я была бумажным пакетом с костями. Жалкое подобие человека, тем более, баку, и желание Улликеми пронзало ножами мое горло, усиливалось, пока мне не показалось, что я лопну, а живот не сдавило давление.

Но я сглотнула. Сглотнула. Мышцы послушались меня. Магия Улликеми/Хайка таяли? Я медленно выдохнула.

Желание опаляло под тонкой тканью моей кожи. Каждая клетка горела, словно огонь на самом деле охватил мое тело.

Лед магии Хайка отступал.

Крик вырвался из меня от иголок в конечностях. Связки тянулись, все вставало на место.

Слезы лились, я села, хоть мышцы спины протестовали. Я поднялась, как старушка, пока сойки вопили над головой.

Кен оставался на четвереньках, но Хайк стоял, широко расставив ноги, протянув руки к небу. Зеленые глаза Улликеми пылали на его лице.

— Кваскви, — сказал Улликеми. — Я тебя вызвал сюда.

Сойки падали с неба мертвым грузом, выстраивались в ряды синих перьев и кричащих клювов на том же куске мрамора, где пару часов назад сидел Буревестник.

По какому-то незримому сигналу птицы притихли и замерли.

Хайк/Улликеми так сосредоточился на сойках, что не реагировал, когда я подобралась к Кену. Дрожа, стиснув зубы, он выглядел так странно, его лицо было острым, больше кицунэ, чем человека.

Мои ладони замерли в паре дюймов от его плеч.

Кен был сильным. И касаться его, когда он оказался слабым, было жестоко.

— Такие трюки не достойны бога грома, — сказал Хайк/Улликеми.

Я сжала плечи Кена, и он низко застонал. Я склонилась над ним, прижала руки и щеку к его спине.

Ужасно и чудесно. Кожу шеи и спины покалывало, мы с Кеном были уязвимы перед Хайком, но в моих объятиях было тепло из-за груди Кена. Я была рада этому теплу.

От уголька — фрагмента сна — почти ничего не осталось, но там, где кожа Кена задевала мою, его жар был сильнее. Я вдохнула запах пота и соли, выдохнула, и наша связь вспыхнула. Я отпрянула. Боль сдавила мои виски, деревья вокруг нас стали размытыми по краям. Я не ощущала землю под ладонями.

Кен застонал и встал, тряхнул длинными конечностями как собака после плавания в озере. Он медленно попятился от Хайка, схватил меня за запястья и потащил за собой.

Сойки нарушили тишину, злые вопли соединялись с их взволнованными взмахами крыльями на мраморе. Хайк стоял на месте. Он глубоко вдохнул и издал поток резких звуков. И фраза закончилась единственным словом, которое я узнала:

— Кваскви.

Сойки полетели в стороны, словно Хайк бросил гранату в их гущу. Кен согнулся надо мной, закрывая от облака лапок и острых клювов.

Одна сойка осталась на мраморе. Она подняла клюв к небу и издала протяжный и пронзительный вопль, от которого все волоски на моем теле встали дыбом.

Другие птицы опустились на ветки деревьев вокруг, зловеще тихие и внимательные.

— Наконец-то, — сказал Улликеми, — мы встретились.

Глава десятая

— Кто-то рассказал тебе сказки, — прозвучал за нами голос.

Кен напрягся.

— Не отходи, — прошептал он мне на ухо. Я осторожно кивнула. Голова ужасно болела.

Кваскви в клетчатой рубашке и джинсах, с волосами, уложенными как у модели нижнего белья из Нью-Йорка, шагнул на поляну со стороны парковки. Кен смотрел на мужчин.

Кваскви потянул за стебель высокого колоса пшеницы. Он сломался. Кваскви отклонился на мраморный блок с именами рядом с неподвижной сойкой и жевал обломанный край колоска. Выглядел безобидно.

— Я — не бог грома.

Глаза Хайка вспыхнули зеленым. Он тряхнул головой.

— Ты не врешь.

Кваскви выплюнул стебелек изо рта, медленно и широко улыбнулся.

— Не вру.

Дождь кончился, но влаги в воздухе хватало, чтобы усилить давление Улликеми, как и запах соли и пряностей.

— Назови имя бога грома, — сказал Хайк.

— Это еще зачем? — сказал Кваскви. Сойки засмеялись на соснах вокруг.

Кен опустил меня, когда я попыталась встать. Безумный альфа-самец. Пора было убегать подальше, пока два придурка были заняты друг другом. Найти папу, проверить, как там Марлин…

Кен коснулся своего рта и указал на Хайка.

«Зараза, знает сразу изъян в моем гениальном плане», — Хайк все еще мог заморозить нас словом.

— Судьба. Наша судьба — встретиться и определить победителя, — сказал Улликеми.

— Твоя мифология, — Кваскви встал прямо, как сосна, не скрывал раздражения, — кем бы ты ни был.

— Унктехила, — сказал Хайк, — рогатый змей, — он улыбнулся сардонически, но глаза сияли слишком яростно. — Сисиутл, трехглавый змей. И в твоей мифологии, Кваскви Квайцкук. Умелтх. Даже в этой земле смешанных верований на Тех влияют люди.

Хайк глубоко вдохнул, собирая воздух и силу, но не успел заговорить, Кен бросился с кулаком, ударил Хайка по лицу так сильно, что я услышала тихий треск. Хайк пошатнулся.

— Не давай Хайку говорить, — крикнул Кен, подняв руки для удара.

Кваскви завопил на языке, который я не знала, и воздух ожил бьющимися крыльями и острыми ключами. Сойки сыпались со всех сторон, синяя кавалькада. Я пригнулась, когти терзали мои волосы.

Какофония. Хайк/Улликеми кричал, но звук заглушали. Кен рычал, зловеще хохотали сойки, и звуки покалывали кожу когтями.

Капли собирались в воздухе, темная туча синевы стала рассеиваться, ведь их перья становились мокрыми и тяжелыми. Улликеми отгонял их своей силой. Сойки разлетелись, кружили, пытались не падать, хоть крылья покрылись солью.

Кваскви снова закричал. Соль и пряности угасли, вернулся влажный запах Портлэнда.

Облако атакующих птиц разделилось на две спирали по бокам от Хайка. Сотни порезов были на мятой одежде, он пятился к парковке зоопарка. Присутствие Улликеми едва мерцало зеленым в его глазах.

Он с трудом сглотнул. Хайк вдруг согнулся, широко открыл рот и сплюнул перья, синева стала черной от гадкой жидкости.

Дракон ощущался силой у камня Вишап. Хайк терял связь с расстоянием?

Или бой с Кваски ослабил его?

Или пожирание сна в реальности как-то лишало жизненной энергии?

Я прикусила губу. Я не была энергетическим вампиром. Боль пронзила виски.

Кен отошел к краю дорожки. Гибкий. Опасный. Не человек.

— Прочь, — прорычал он властно голосом альфы.

Хайк пытался говорить, но давился мокрыми перьями. Он кашлял, изо рта вылетали перья и белый пух. Хайк вдохнул со звуком тонущего человека.

Зелень Улликеми пропала, оставив удивление человека, но лишь на миг. А потом Хайк взял себя в руки. Презрение. Ненависть. Больное желание. Но только Хайк. Не водный дракон.