Пожиратель снов

На миг я ощутила триумф. Это научит его не нависать надо мной.

А потом я все поняла, и гнев сменился смущением.

— Прости. Прости, — я тряхнула головой. Что со мной?

Кен стряхнул гранолу с волос, встал грациознее, чем должен был человек в граноле.

— Ты злишься, — сказал он сдержанным тоном. — Я переживал, что на тебя напали.

— Я пыталась повторить фрагмент Хайка. Я думала, что это был сон-воспоминание. О женщине, убитой в коридоре.

— Сон-воспоминание?

— Сны-воспоминания сильнее, там больше деталей, ведь они основаны на реальности, — сказала я. Щеки слабо покраснели. — Фрагмент, полученный от тебя, про бег по лесу, был другим видом сна, туманным, не настоящим воспоминанием.

— Фрагмент Хайка показал план Улликеми? — сказал Кен. Он стряхнул с себя гранолу, но ягоды остались на воротнике.

Я покачала головой и смахнула ягоды. Кен вздрогнул. У меня во рту пересохло. Я занялась уборкой рассыпанной гранолы. Он не вздрагивал, когда я забирала у него совок.

Может, я не так его поняла?

— Прости, — сказала я в кладовой, куда убирала метлу.

— Да, ты это уже говорила, — он поджал губы.

— В этот раз я извиняюсь за то, что швырнула по кухне. Я не знала, что так могу. Я так не умею. Как я это сделала?

— Не знаю точно, — сказал Кен. — Но ты — баку. Думаю, сознательно воззвав к фрагменту, ты вобрала в себя немного сил.

«Ого».

— Я съела сон.

— Возможно.

«Кто теперь чудовище?» — я посмотрела на спящего на диване папу. Он словно задумал все, чтобы я влилась в семейное дело, вот только это был не бизнес с суши, а пожирание снов.

Голова казалась горячей, гудела, словно я выпила тройной мокко. Пожирание зла просто делало тебя ворчливым, или были последствия, о которых стоило беспокоиться?

— Это была не ты, — сказал Кен. Он скрестил руки, сидя на барном стуле. Не нависал надо мной. Делал себя как можно меньше в тесном пространстве. — Меня отбросила та энергия.

Я протянула к нему ладони.

— Это была я.

— Нет, — сказал он. — Не ты, не твой гнев и не твоя сила. Запах другой. Смертельная сила, слабое эхо крови. Конечно, Хайк привязан к Улликеми.

— Хайк исследует мертвые языки, убивает переводчиков и удерживает дракона Улликеми в том камне в своем кабинете, чтобы он набрался сил уничтожить бога грома, кем бы он ни был?

— Бог грома — ключ к пониманию, что Хайк сделает дальше. Но первую часть ты поняла не так. Хайк — лишь человек. Он — слуга Улликеми, а не наоборот.

— Боги грома в этом месте вряд ли будут из Среднего Востока, — я щелкнула ноутбук. Гугл ничего не нашел по «бог грома, Портлэнд», кроме ссылок на шведскую группу в стиле металл и меню из магазина мороженого.

Я подняла голову, а Кен ополаскивал стаканы в рукомойнике. Пицца кончилась. Я коснулась живота. Груз там был пиццей или остатками фрагмента Хайка?

Кен со стуком выключил воду. Он прислонился к рукомойнику, опустил плечи, сжал край так сильно, что я видела, как побелела кожа у костяшек.

«Что я сказала? Он злится за то, что его отбросило через всю комнату?».

— Я не знал, что получу, когда согласился прийти сюда, — мрачно сказал он, и волоски на моей руке встали дыбом. — Каким бы ни стал Хераи-сан в Портлэнде, я не хотел вмешиваться, только… убедиться…

— Я не знаю, о чем ты, — сухо сказала я. Что-то в этой странности нужно было прояснить. Я встала, подавляя раздражение и тревогу, но расхаживать было негде. Папа занял гостиную, а кухня была слишком тесной из-за Кена. И я прислонилась к стойке, уперев кулак в бок.

Волны смятения, исходящие от Кена, были почти заметными.

«Хорошо. Почему ему должно быть проще? Он лишь говорит загадки о кицунэ и Совете».

Кен повернулся ко мне.

— Это не должно быть борьбой. Потому послали меня, наполовину… — он подавил слова. — Того, кто не выглядит грозно.

Мы были очень близко. Любое движение могло вызвать искру, начать между нами то, что пугало меня.

Кен скользил по мне взглядом, пронзая. Страх наполнил меня. Мой? Оставшийся от фрагмента Хайка? Я не знала.

Не страх. Ответ на силу эмоции в голосе Кена, на побелевшие костяшки. Его глаза потемнели и стали двумя полумесяцами полуночи на бледной коже.

Его лицо менялось. Щеки потеряли округлость, брови выгнулись выше над глазами, в которые я не могла перестать смотреть.

— Я не дам Хайку навредить тебе. И не только из-за обещания Хераи-сану.

— Кен…

— Просто позволь, — он быстрым движением перемахнул через стойку. — Мне нужно немного твоей простой силы. Чего-то, не запятнанного богами, — закончил он, оказавшись так близко, что я ощущала тепло его дыхания на лице.

Я задела его руки, пытаясь не спешить, но, как только мои ладони оказались на его голой коже, энергия загудела между нами. Я сжала его локти и притянула его к себе.

— Кои, — сказал он, его губы задели мое ухо, но его руки были напряжены и не двигались. — Это приятно, — он отодвинулся, чтобы заглянуть в мои глаза. — Но в прошлый раз ты отпрянула. Там был страх.

Слова мешали. Тело хотело двигаться, чувствовать. Мои ладони сжали его плечи. Я ощутила терпкий запах.

— Сейчас во мне нет страха, — прошептала я и прижалась к его рту своим.

Кен не сдерживался. Его губы открылись, из его горла вылетел низкий стон. Он пригласил меня в глубину своего рта движениями языка, пока его твердые, но нежные губы скользили по моим, пытаясь найти, как лучше всего соединиться.

«Наконец-то, — я ощутила его пальцы в моих волосах в висках, большой палец гладил мое ухо, словно перышком. Я вдохнула, чуть отклонилась, а потом подняла голову, и Кен поцеловал уголок моего рта. — И все?» — я ощутила укол разочарования, который медленно пропал от покалывания, ведь его губы двигались по моему горлу. Он терся носом о нежную кожу моей ключицы, осторожно освободил мои волосы из хвоста и провел по ним пальцами. Его пальцы замерли возле моей груди. Он потерся лицом о мою шею и глубоко вдохнул.

Я не хотела легкие ласки. Я потянула его за плечи, требуя поцелуя, но он отодвинулся.

Его глаза стали тьмой. Я бросилась, но он удерживал меня, чуть давя на мои виски.

«Он не хочет?» — уверенность пропадала. Пыл, который я ощущала после сна Хайка, угасал. Я стала с неловкостью ощущать чеснок в своем дыхании, жжение на губах, где его щетина задела меня, и ток в воздухе. Я снова целовала мужчину, которого встретила только вчера. И я позволила ему миновать мою защиту.

Моя шея пылала. Кен провел пальцем от уха до моих щек.

— Ты снова краснеешь, — тихо сказал он. Ноздри чуть раздувались.

Я медленно кивнула, слезы обжигали глаза. Да что со мной такое? Его молчание было сложно вынести. Я отвернула лицо. Взгляд упал на папу на диване. Мои щеки запылали еще сильнее. Папа был там, на диване!

Кен глубоко вдохнул и медленно отпустил мое лицо, его пальцы задели мою щеку и убрали волосы мне за ухо.

Я поежилась от легкого прикосновения.

— Это не ты, — сказал он серьезным тоном. Его черты чуть смягчились, стали той версией, которую я встретила вчера у Стамптауна.

— Нет, — я потерла пальцами щеку, не давая голосу разума вмешаться. Он отпрянул, моя рука замерла в напряженном воздухе между нами. — То есть, — я кашлянула и отпрянула на шаг. Я не доверяла своему телу. Опустила руки. — То есть, тебе не нужно так использовать иллюзию. Другое твое лицо — настоящее, да?

Кен кивнул.

— Ах, — сказал он. — Да, — он чуть отвернулся, замкнулся в себе. Словно ощетинился. Я так выглядела, когда говорила с Марлин? Словно готовилась к удару? — Это все я, но я думал, что это лицо поможет. Будет приятнее, — сказал он. Его черты стали острее, лицо было тем, которое я целовала.

Я целовала. Его. Кицунэ.

Кои, которой я себя считала, не трогала людей по своей воле и вот так близко. Он не был на вкус как пицца или лосьон для бритья, было в нем что-то горькое и заманчивое.

Я едва его знала, но он помогал мне. Все внутри было ушибленным, как в упавшем пакете персиков, но я хотела коснуться его. Его присутствие было гудением под кожей.