Пожиратель снов

— Расскажи, — попросила я. — Обещаю слушать и не комментировать.

Кен ухмыльнулся, и через миг его улыбка стала мягче. Настоящей, а не иллюзией кицунэ.

— Мы с твоим отцом, как и ты, — из Тех.

— Это я поняла, — сказала я, протягивая ему воду.

— Не умничай, — он похлопал по соседнему стулу, но я встала с другой стороны стойки, сжала ее, и холодная поверхность под пальцами успокаивала.

— Что такое Те?

— Ты читала Джозефа Кэмпбелла?

Я моргнула.

— Ты про «Силу мифа»?

— Так объяснить будет проще. Если читала Кэмпбелла, знаешь про универсальные мифы, типа миссии героя, вампиров и драконов.

— Так Те — это вампиры и драконы?

— Не совсем, но похожи.

— Баку — не универсальный миф.

— А Морфей? А ловцы снов? Инкубы? Ночница?

— Морфей реален?

— Нет, — Кен приподнял бровь, и я уже знала, что это его изумление. — Но твой отец из сильной семьи. Он покинул Японию века назад из-за разногласий и скрылся от общества Тех.

— Он не поладил с другими баку?

— Баку редкие. В Японии из Тех, в основном, кицунэ и тэнгу. И немного капп. Разногласия были с Советом.

— Что это? Объединенные Нации Тех?

— Как-то так. Все сильные существа. И твой отец был одним из последних известных баку, пока не ушел, — Кен осторожно обходил разговор о баку.

— Папа говорил, что перебрался в Штаты 25 лет назад.

Кен медленно покачал головой.

— Твой отец покинул Японию сразу после Второй Мировой войны, когда Япония вторглась в Китай.

— Но тогда ему больше 90 лет.

— Некоторые из Тех стареют медленнее людей.

— Ясно, — но я не понимала. Я посмотрела на комок среди одеял на диване. И сколько лет было папе? Что еще он скрывал от нас? Как много из того, что я знала об отце, было ложью?

Вспыхнул гнев, я посмотрела на Кена. Его слова убрали моего папу и оставили странного подменыша, к которому я не знала, что чувствовать.

— Зачем ты пришел сюда? — я склонилась над стойкой, желая, чтобы он ощущал угрозу. Пряный запах лосьона после бриться, как корица на рисовых пирожках в Уваджимайе, согревал воздух между нами.

Он посмотрел на притихшего папу.

— Это сейчас не важно. Я обещал твоему отцу…

— Это важно для меня! — сказала я и ударила кулаком по столу. Вода пролилась из кружки Кена.

Он накрыл мой кулак ладонью. Я хотела отпрянуть, но от его прикосновения мои смятение и гнев ушли в живот, сжались там в жаркий комок. Ток пропитал воздух под стук дождя. Кен склонился, пальцы скользнули от моего запястья к чувствительному сгибу локтя.

— Тебе нужна моя помощь, — сказал он, низкий голос и вкусный запах влекли меня ближе.

— Мне нужны ответы. Нужна правда, — сказала я, голос дрогнул.

— Ты пробовала мои сны, — его пальцы потянули меня к его стороне стойки. — Ты знаешь мою правду.

Его глаза потемнели, белизна пропала, и я смотрела в эти глаза, пока его ладони притянули меня к его груди, поймав. Его ладони пульсировали, словно голуби бились в клетке, которую он сделал из себя.

«Ого, назад. Выдави из него ответы», — голос разума был тихим и далеким, почти весь разум трепетал на грани, готовый упасть во тьму в его глазах. Сильные и тонкие пальцы Кена медленно выводили круги на моих, ритм его сердца ощущался под моими ладонями.

Так тепло.

Мне снились его фрагменты — бег по лесу. Ничего плохого. Безопасность.

— Тебе снится бег. Под зелеными деревьями. Я никогда, — я сглотнула горечь, — не ощущала после прикосновения только бег. Простое движение.

Кен повернулся боком, показывая острый профиль: напряженную челюсть и орлиный нос. Кицунэ в нем был силой, сдерживаемой в каждой мышце.

— У меня нет других снов, — сказал он пылким шепотом, склонив голову. Жаркое дыхание и щетина на подбородке задели мою ладонь.

Кен быстро вдохнул и сократил расстояние между нами. Его губы легонько задели мои. Он отстранился, посмотрел на мое лицо, но мои ладони впились в его рубашку и притянули обратно.

Он поцеловал меня с пылом, его губы были уверенными, просили впустить его. Он открыл рот, поймал мою нижнюю губу, чуть прикусил ее и языком заставил меня открыть рот.

Мои ладони сжали и отпустили его рубашку, я отвлеклась на этот пыл. После пары минут или вечности он проник в мой рот.

От его знакомого запаха сердце колотилось в груди. Его рот настойчиво двигался на моем, и я не могла даже вдохнуть.

Я отпустила его рубашку, чтобы провести ладонями по его плечам к теплой шее. Кожа на коже. Я восхищалась отсутствием страха от прикосновения.

Кен подвинул меня у стойки, его ладони гладили мои бока.

«О, это безумие. Все вышло из-под контроля», — от поцелуя с ним тело бунтовало, словно я прыгнула в реку голой.

Опасность одиночки: прикосновение было заразительным. И его губы на моих, его ладони на мне сломили меня. Я была переполнена ощущениями, голова кружилась. Без контроля. Часть меня не была рада этой беспомощности. Я словно застряла на утесе, и океан буйствовал вокруг меня, грозя смыть меня.

Край стойки впивался в мою талию, зубы Кена прикусили мою губу сильнее, чем стоило. И туман пропал, мои глаза открылись, и я с ужасом поняла, что целовала Кена. Он напрягся, губы замерли на уголке моего рта, и он отодвинулся.

Он смотрел мне в глаза, не двигался, не менял выражение лица. Ужасно терпеливый. Осторожный. Будто я была хрупкой бабочкой. Я не хотела тревоги от его, как с Марлин. Я отодвинулась и встала на свои ноги, отпуская его рубашку.

Его запах щекотал горло. Я кашлянула. Кен вздохнул и провел рукой по волосам. Жест закончился любопытной неловкостью, словно он не знал, куда деть руки.

«Неловко», — я могла убежать в свою спальню и закрыть дверь после этого?

Нет, так сделала бы старая Кои. Я была новой, сильной Кои. Папа не двигался под одеялом, где-то там был Хайк, и попытки скрыться ничего не решили бы.

«Ладно, разберемся с последствиями поцелуя с кицунэ. Да. Лишу себя шоколада».

— Доставка пиццы? — сказала я. Может, пустота пройдет, если я поем.

Кен улыбнулся, прислонился к стойке со спокойным видом.

— У меня четыре сестры, — сказал он.

— И все любят пиццу? — сказала я.

Кен покачал головой.

— Я думал к этому времени, что научился понимать женщин.

Я фыркнула.

— Меня просто так не понять, — сказала я.

— Нет? — протянул он, и слово как-то охватило все — Хайка, спящего отца и напряжение, еще трещащее в воздухе.

Я хмуро посмотрела на него.

— Поверь, тебе придется разбираться с возмущениями женщины, если мы вскоре не поедим, — я вздохнула. — И не выпьем кофе. Лучше — тройной латте.

— Ладно. Не думай, что сможешь избегать произошедшее вечно, — сказал Кен. Он склонился, и уголок его рта приподнялся, когда я отпрянула. — Но у нас есть, о чем беспокоиться.

— Например, какую выбрать пиццу.

— Например, почему Хераи-сан считает Хайка опасным.

Я порылась в выдвижном ящике, где хранила листовки пиццерий, что совали в мою дверь, подняла палец Кену и набрала номер. Кен сидел идеально и зловеще неподвижно пару минут, пока я делала заказ. Я отложила телефон, и он встал, подошел к дивану, проверил папу и вернулся к моей стороне стойки.

Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоить желудок.

— Тебе снились фрагменты Хайка, да? — сказал он.

Я спешно выдохнула.

— Да, — я скрестила перед собой руки.

— Расскажи.

— Их было два, — я закрыла глаза, пытаясь сдержаться от запаха кардамона, крови, пустоты в глаза мертвой девушки и юноши на дне ямы. — Они ощущались не так, как обычные фрагменты от прикосновений. Я не знаю… — я сглотнула. Пока я рассказывала об этом, я словно неслась с горки вниз головой. — Но они ощущались реальнее. Словно сны-воспоминания, а не простые сны, как у всех, о полете, беге или появлении голым в классе.

Кен приподнял бровь, и я ощутила, как краснеет моя шея.

— Что ты видела в фрагментах Хайка?

— Убийство. Он убил двух людей, — тошнота подступала к горлу. Я крепко обняла себя. — И было ощущение удовлетворения. Словно он завершил задание и счастлив.