Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 31

Чехословацкий легион в Сибири 1918—1919 гг.

– И что, опять драка? – спросил Волков.

– Но они правильно музыку играли, не портили? – осведомился Чемодуров.

– Говорят, не портили. И чехи в драку не полезли сразу. Сначала предложили, чтобы немцы извинились.

– Ну вот, правильно! Цивилизованные культурные европейцы, – вставил Чемодуров. – А вы, Владимир Николаевич, вижу, недовольны.

– Я-то доволен. Точнее, мне абсолютно всё равно. Только вот форма извинения, которую чехословаки предложили немцам, мне лично показалась несколько… скажем так, необычной.

– Так-так, чем же? – спросил Волков.

– Немецкие музыканты должны отречься от своего германского происхождения и объявить себя чехами. Немедленно.

– Это как? – озадаченно спросил Волков.

– Вот и я о том же, – подхватил доктор. – И немцы о том же. Попросили легионеров объяснить, как они могут немедленно стать чехами. Оказалось, очень просто: спеть на чешском языке будущий гимн Чехословакии. На свою беду, никто из немцев не мог произнести хоть одно чешское слово. За это легионеры устроили здесь же, на вокзале – на глазах у празднично одетой, весёлой толпы – настоящую скотобойню: забили насмерть весь немецкий оркестр штыками и прикладами. Забрали музыкальные инструменты – как же: медь, ценный металл, очень понадобится будущей чехословацкой промышленности. Оставили на вокзале гору окровавленных трупов, расселись по вагонам и продолжили свой героический анабазис.

– Изверги! – вырвалось у Волкова.

Чемодуров вздохнул тяжело и отвернулся.

Доктор ничего не сказал. Он подошёл к старой липе на аллее и выколотил свою трубку о её ребристый ствол.

– Способен господин Троцкий напугать этих ребятишек? – спросил он.

– Чего уж там гадать, – махнул рукой Волков.

– Они даже плевать в его сторону не стали, – жёстко сказал доктор. – У них дела поважнее: как можно скорее вывезти за границу награбленное, пока за руку не схватили. Впрочем, кто их схватит? Сегодня легион – самая мощная, самая организованная военная сила на территории России. Ей никто противостоять не может – ни Троцкий, ни Деникин, не говоря уже об малороссийских недоносках и бандитах типа Махно или Петлюры. И потому чехи сейчас могут всё!

– То есть, как это всё? – ошалел Волков.

– Именно так – всё. Свалить в России одно правительство, поставить в Кремль другое. Разрезать Россию на ломти, создать на них «независимые» феодальные уделы.

– Ну, уж на «ломти», – протянул Волков. – Да ещё феодальные…

– А вы порассуждайте. Для начала: чехи захватили почти весь железнодорожный парк Сибири. И, по сути, лишили нас всех нашей же собственной железной дороги. Их эшелоны – бесконечная лента длиной в семь тысяч километров от Самары до Владивостока. Но, Алексей Андреевич, если вы полагаете, что чехословацкий легион – это просто огромное количество поездов, вы глубоко ошибаетесь.

– Я пока ничего не полагаю, – возразил Волков. – Я слушаю вас с огромным интересом. И Терентий Иванович – тоже одно сплошное любопытство. Верно, товарищ Чемодуров?

– Гусь свинье не товарищ! – обиделся Чемодуров. – Владимир Николаевич дело говорит, не мешайте ему.

– Прошу извинить покорнейше. Молчу.





– Так вот, господа, мы наблюдаем нечто, в человеческом обществе доселе небывалое. Захваченные чехами поезда – не просто большие сараи на колёсах. Чехи, и тут они достойны восхищения, создали в своих эшелонах, пусть временно, небольшую, но самую настоящую цивилизацию! Они открыли в поездах десятки и сотни пошивочных и ремонтных мастерских, столовые и даже трактиры. У них бесперебойно действуют почта и телеграф. В поездах, кроме бильярдных и игровых заведений для солдат, вы найдёте офицерские казино с рулеткой, музыкой и танцами. Имеются в поездах и свои госпитали, а военные доктора заодно контролирует целый отряд проституток, потому что чехи организовали десятки борделей на колёсах. Туда охотно подались наши деревенские дуры – девки и бабы, в основном, солдатские вдовы. Таких много. Понятно: голодают. Да что там! Чехи открыли самый настоящий банк. Он так и называется «Легион-банк». Есть у них своя полиция, точнее, жандармерия. Не говорю уже о военной контрразведке. Руководит ею сущий варнак, настоящий зверь капитан Зайчек.

– Да, – задумчиво произнес Волков. – Государство… Только что без земли. Государство на колёсах.

– И я бы точнее не сказал. Знаете, сколько у них эшелонов? Больше пятисот! По пятнадцать-двадцать вагонов каждый. По вагону на двух легионеров. И что этому государству до жалкого тявканья Троцкого! Их цель – порт Владивостока. А большой тоннаж Антанта им уже пообещала – полсотни грузовых пароходов будет, не меньше. Лишь бы поскорее загнать легионеров на фронт.

По проспекту снова прорычал автомобиль с генералом Гайдой. Теперь рядом с ним, на заднем ярко-красном диване сидели два офицера. Одного Волков узнал сразу – одноглазого толстого кота, украшенного, словно рождественская ёлка, медалями и орденами. Слева от Гайды сидел высокий костлявый капитан в мундире, но без фуражки. Голый череп его сверкал на солнце, лицо, словно вырезанное из дерева, странно неподвижно, глаза спрятаны за черными круглыми стёклами очков.

– Зайчек? – сразу догадался Волков.

– Он самый. Пример типичного садистическо-маниакального синдрома. Ему в сумасшедшем доме самое место.

– Стыдно признаться, но я его уже заранее боюсь, – сказал Волков, глядя вслед автомобилю, за которым на рысях следовали «бессмертные коуказцы».

– Правильно. Такого зверя надо очень бояться и обходить десятой дорогой.

– Рассказываю дальше, – продолжил доктор. – Итак, первые чехословацкие поезда уже достигли Владивостока, легионеры приготовились к погрузке на пароходы. Как вдруг генерал Жанен отдаёт приказ: погрузку остановить, движение эшелонов на Восток тоже. И немедленно двинуться обратно, на запад, откуда прибыли.

– Этот Жанен… француз? И он чехам приказывает?

– Француз. Глава объединённой миссии союзников в Сибири и одновременно главнокомандующий чехословацким легионом. Легион, как я уже сказал, считается частью французских войск. Так что…

– Так что, получается, – подхватил Волков, – чехи открыли второй фронт против большевиков, а, значит, и против немцев с нашей стороны! С юга – Деникин, с востока – Гайда. С севера – англичане. Прекрасно! Просто замечательная новость, Владимир Николаевич! Вот почему Гайда озабочен, в каком виде он появится в Москве. Да ради Бога, лишь бы в Москве появился!

– Именно, – согласился Деревенко.– Есть, правда, одно любопытное обстоятельство…

– Ах, Владимир Николаевич! – воскликнул Волков. – Любые обстоятельства – ничто, по сравнению с главным: Москва впереди! Конец большевикам! А значит, немцам с австрийцами конец. И войне. Знаете, – он доверительно сказал доктору.– Никогда я ещё не чувствовал себя таким счастливым, как сейчас.

– А вы бы не торопились, Алексей Андреевич, радоваться, – неожиданно каркнул Чемодуров. – Пустил заяц лису в избушку погреться, да сам на улице и оказался.

– Вечно вы со своей скорбью лезете! – вспыхнул Волков. – По-вашему, ничему в жизни уже и радоваться нельзя.

– Мне ничего и не надо, – насупился Чемодуров. – Я своё пожил и своё видел. А вот как вы чехословаков из России потом будете выгонять? Я бы хотел посмотреть.

– Сами уйдут, зачем их гнать. Так, Владимир Николаевич?

– Уйти чехи, конечно, уйдут, им своё государство обустраивать надо. Только вот что они ещё потребуют за победу над большевиками?

– А это, думаю, целиком будет зависеть от того, какое у нас появится правительство, – заявил Волков. – Если, не приведи Господи, снова кадеты, вроде размазни князя Львова, болтуна Милюкова или негодяя Керенского…

– Поставят нам, кого захотят. И ещё не факт, что после них от России что-либо останется.

– Диктатор нужен! – заявил Волков. – Лучше самодержец, но сейчас пусть диктатор. Только свой.