Страница 3 из 17
И снова ты соврал, неведомый клирик: вовсе не кованы тартарские лошади. Хотя насчет копыт ты не ошибся – каменной прочности они. Пожалуй, таким подковы и не требуются.
С вершин дальних холмов перекликались шакалы обычными своими голосами – словно на волчий вой плач ребенка накладывается. Пока было не похоже, что их кто-то беспокоит.
Будто камень из пращи, стремительно пронеслась летучая мышь.
– А правду ли говорят, отче… – начал было другой ратник, но Лютгер за разговором уже не следил, ощутив присутствие Матиаса. Повернулся к нему, вопросительно подняв бровь.
– Кольчугу бы вам снять, хозяин, – негромко посоветовал сержант. Он, старший в копье, пользовался негласной привилегией обращаться к своему рыцарю по-простому, как зажиточный селянин к землевладельцу. – Хоть верхнюю.
– Выдержу.
– Кто спорит. Всю ночь выдержите. А поутру, когда она вам по-настоящему понадобится, держаться будете уже из последних сил.
– Пожалуй… – с очевидным Лютгер спорить не стал, давно уже вышел из такого возраста. – Помоги-ка.
Осторожно стянул через голову верхний кольчатый доспех, безрукавный, на толстом подбое из барсучьего меха. Подумав немного, развязал шнурок у ворота – и хауберк [4] снял тоже, весь целиком, вместе с капюшоном и кольчужными рукавицами, будто змеиную кожу сбросил.
Как всегда в эти первые мгновения, словно заново на свет родился: легко стало, хоть выше головы прыгай. Зато броня, перекочевав с тела на руки, обманчиво налилась неподъемной тяжестью. Сержант привычно перехватил ее. Сам он так и стоял в железе; впрочем, у него кольчуга попроще – и лишь в один слой.
– И поножи тоже, хозяин. Дайте-ка пособлю.
– Не надо: потом возиться, зашнуровывать заново… Не будет у нас столько времени. А это на Вервольфа погрузи, – Лютгер понизил голос, покосившись в сторону отца Петара. Чуть заметно улыбнулся: священник очень неодобрительно относился к тому, что коням дают имена «бесовской нечисти», но уж так у братьев-рыцарей повелось. Брат Христиан своего жеребца Грифоном назвал, а конь брата Хагена и вовсе Мантикором именовался, ибо зело кусач был, словно обладал тройным набором зубов.
Имени арабского жеребца, доставшегося ему от Бизанти, Лютгер не знал. Прежний хозяин называл его Садык, то есть «брат», но это было внешнее обращение, для посторонних ушей, а подлинное имя – оно меж ними двумя было, в тайне…
– Нет, не Магомеду они молятся, – отвечал Петар очередному ратнику. – У них в чести даже более древнее зло: Астарот, Белиал, Аполлон и… как его… Тенгри – это их мунгальский Сатана. (Вокруг испуганно закрестились.) Да тебе-то что: устреми свои упования к Господу, спасителю нашему, источнику света и целителю всех грехов – вот и жив будешь вечно, даже если падешь, сражаясь против языческих идолов!
Вокруг снова закрестились, но теперь с явным облегчением.
Повезло им со священником. В других знаменных отрядах святые отцы могли разве что мессу отслужить или исповедь принять. Тоже полезно, уж всяко угодней Господу, чем взаимные рыцарские исповеди по орденскому канону. Но у них отец Петар, несмотря на некоторые чудачества, – воистину укрепа ослабшим душам, да и телам врачеватель. А вражеским телам – наоборот.
Что же до чудачеств, то они духовной особе простительны.
Лютгер махнул сержанту рукой: поспеши. Ибо время передышки и вправду заканчивалось.
Поежился: ночная прохлада напомнила, что поддоспешное одеяние от пота мокро насквозь.
– Может, не стоит Вервольфа грузить, хозяин… – Матиас задумчиво взвесил на могучих руках чуть слышно звякнувшую броню, покачал головой.
– Стоит. Ничего. Такой вес его не изнурит, меня же нет внутри.
Главное вслух произнесено не было, но они и без слов поняли друг друга. Сержант предлагал Лютгеру подвести для доспехов еще одну лошадь, наверное, из числа тартарских. Это бы позволило лучше сберечь силы Вервольфа – и для Лютгера, командира, лишняя лошадь даже в нынешнем их положении найдется, никто слова против не скажет, но…
Но… Если занять ее под перевозку кольчуг, значит, завтра поутру кто-то будет ехать на совсем заморенном коне.
А ведь завтра поутру им всем надлежит быть на как можно более свежих лошадях. И в доспехах, конечно.
– А правда ли, святой отец, что будто бы у тартар острия и лезвия просмолены гееннской смолой и окурены тамошней серой? – задал вопрос очередной ратник. Этого Лютгер знал: тоже из копья Ланге, но не кнехт, а мечник, Карл по имени. – Чтобы каждая рана от них адским огнем воспалялась?
Лютгер начал было движение, но остановился. Что толку затыкать дураку рот оплеухой, если камень уже брошен в пруд, сейчас от него пойдут круги – и оплеуха их только усилит.
– Врут, – равнодушно ответил Петар – и незримый камень, перехваченный бестелесной рукой, так и не достиг водной глади.
Брат Карстен украдкой ощупал повязку.
– По коням, – таким же равнодушным голосом, как и священник, произнес Лютгер. И даже не оглянулся проверить, споро ли все бросились выполнять его приказ.
Когда рассвет вырозовелся над грядой холмов, арабский жеребец еще сохранял достаточно сил, чтобы идти уверенной рысью, но Лютгер все же пересел на Вервольфа. И всем остальным скомандовал сменить лошадей на свежих. Остановки для этого делать не стали, раненым помогли соседи. Все четверо держались хорошо, а Карстен даже в броню облекся, правда, тяжелый шлем ему надевать будет покамест невмочь. Да, может, и не потребуется. Пока все без шлемов ехали.
Куда же их все-таки занесло? Бизанти бы и до того, как полностью развиднеется, определил, он тут каждую скалу в лицо знает… знал. Лютгер же пока точно знал лишь одно: они сильно к северу от замка Шуф уклонились, и к востоку тоже. Ну, вскоре солнце взойдет…
Не похоже, чтобы у выходцев из Тартара были сейчас местные проводники.
Он украдкой оглядел ближних ратников. Бодрее всех выглядел Матиас, этой ночью имевший передышки меньше всех, чуть ли даже и не меньше своего рыцаря. Вон, даже напевает что-то себе под нос.
Рыцарь прислушался – и очень удивился.
В повествовании о выходцах из Тартара хватало строк попроще – для тех, кто и сам был попроще. Лютгер знал, конечно, что старший мечник его копья на самом деле ох как непрост, но чтобы до такой степени…
– А знаешь ли ты, сержант, кто такие циклопы?
– Само собой, знаю, хозяин! – Матиас ни на миг не смутился. – Одноглазые великаны-человекоядцы. Во всяком случае, человечек у одного такого из пасти торчит.
– Где же ты видел такого, с человеком в пасти?
– На стене у нас в церкви, хозяин. Там и эфиоп был. Почти такой же, только черный, весь опален адским пламенем. И клыки кабаньи изо рта.
– Гм…
Между ними словно искорка проскочила. Матиас был родом не из того владения Варен, которое вот уже свыше века держат предки Лютгера… не совсем из того. Но церковь, о которой он говорил, Лютгеру, кажется, была известна. Правда, он, по крайней юности, плохо запомнил ту фреску, о которой говорил сержант, – но вроде что-то такое там и было. Карта ада, геенны огненной, со всеми ее обитателями.
– Коцит и Стикс ты там же видел?
– Там, хозяин. Две адских реки, – словоохотливо объяснил сержант. – Меж тамошними чудищами вились, струили потоки жидкого пламени. Священник наш, отец Герт, любил во всех подробностях рассказывать, что и где в геенне находится, будто сам там бывал…
4
В XIII в. хауберк – основа рыцарского доспеха: кольчуга с длинным, обычно до колен, подолом, с рукавами как минимум до запястий (иногда соединенных с кольчатыми рукавицами) и высоким воротом (в некоторых случаях соединенным с капюшоном-оголовьем).