Страница 15 из 48
После этого Улум призвал голод. Над ним посмеялись, так и не пустив в Симмурад.
Тогда Владыка Смерти призвал раздор. Люди бились друг с другом на вымощенных мрамором улицах Симмурада и падали от ударов, но раздор, съежившийся под своим зеленоватым плащом, заметил, что битва доставляет удовольствие бессмертным. Раздор принес жителям новое развлечение. А если в пылу поединка человеку и отрубали кисть руки, талантливый хирург, получивший каплю эликсира за непревзойденное искусство, пришивал кисть к руке серебряной нитью. А так как и кисть, и тело были бессмертны, не подвержены тлению, рука срасталась и вскоре снова действовала не хуже, чем прежде.
Владыка Смерти послал на улицы Симмурада змея-искусителя. Бессмертные весело играли с ним и украсили его неувядающими цветами и праздничными лентами. Змей обвился вокруг фруктового дерева и мрачно сверкал черными, словно покрытыми глазурью, кольцами.
- Ну же, Владыка Костей, - шептал Симму. - Неужели это все, на что ты способен?
Кассафех много времени проводила за бронзовым ткацким станком. В память о демонах в Симмураде не было ничего золотого - в Нижнем Мире не любят золото. В эти дни глаза-хамелеоны Кассафех потускнели, словно их затянула дымка. Они стали темными, как мрачная темница или дно озера. Жена Симму изнывала от скуки - истинного бича Симмурада. Единственная звезда на небе Кассафех - Симму был далек. Бывшая избранная больше не любила его, ведь ее любовь не смогла побороть равнодушие и безразличие Симму. Кассафех стала еще более земной и более небесной одновременно, доказывая тем самым свое двойное происхождение. Она коробками поглощала сладости, при помощи колдовства добытые из гаремов великих владык, носила роскошные платья из сундуков великих королев. Иногда она чарами приманивала птиц с неба, но случалось это нечасто, ибо редко залетали птицы в Симмурад. Обычно же Кассафех сидела у окна и о чем-нибудь мечтала, вглядываясь в облака. Она не понимала, почему Симму борется со Смертью, - Кассафех всегда была далека от того, что занимало героя. Она вспомнила свою свадьбу, храм, набитый жрецами, которых демоны похитили ради шутки, - они должны были позаботиться о церемонии. Когда ее фату подняли, Кассафех поняла, что демоны затеяли все это лишь для собственного развлечения, и ощутила мрачное присутствие кого-то, интересовавшего ее мужа больше, чем она сама. Может, это был Азрарн, никогда не появлявшийся в Симмураде во плоти, или Владыка Смерти... Кассафех зевнула, поднялась от станка, откусила кусочек пирожного, и ее темные глаза наполнились слезами.
- Я стану толстой, и ты возненавидишь меня, - сказала она Симму.
Хотя она понимала, что ее муж уже не любит ее настолько, чтобы ненавидеть.
Симму не слышал ее. Он все ждал Владыку Смерти, так и не вернувшегося, чтобы сразиться с ним.
***
А Владыка Смерти бродил по миру. Люди видели его, сидящего на склоне холма, словно белый гриф. Его белый плащ развевался под порывами земных ветров. В нем не осталось больше милосердия. Там, где ступала его нога, земля дымилась, подземные твари выползали из нор и дохли. Когда Улум проходил по улицам городов и деревень, играющие дети тяжело опускались на землю и умирали. Словно птицы, слетающиеся на оставленные плугом борозды, за его спиной толпились призраки - ночные кошмары и материализовавшиеся символы человеческого страха.
Он искал. Так человек перерывает чердак в поисках какой-нибудь важной вещи - он знает, что эта вещь должна находиться здесь, но он не может вспомнить, как она выглядит, и никак не может ее найти. Владыка Смерти шел по свету, и шаги его были длиною в годы.
Однажды ночью, стоя на берегу мелкой речушки, Улум увидел в воде собственное перевернутое отражение. Его белый плащ стал черным, а черное лицо - белым. Он поднял голову и на другом берегу увидел разглядывавшего его Азрарна.
- Что нового, братец? - спросил Азрарн и добавил:
- Теперь уже три места закрыты для тебя - Верхний Мир, город демонов Драхим Ванашта и Симмурад.
Между этими двумя Владыками Тьмы - да и между всеми остальными существовало что-то вроде дружеского соперничества, хотя часто соперники не выносили даже вида друг друга; нечто, именуемое любовью-ненавистью; неприязнь - и в то же время семейная привязанность.
- Твоих рук дело, - отозвался Улум.
- Верно, братец, моих. Но знаешь, эта игра несколько утомила меня. Я перестал понимать ее смысл. Люди неуклюжи и не могут утолить любовь ваздру к изящному. А ты разве не восхищен городом бессмертных?
- Я еще не осмотрел его изнутри, - ответил Улум.
- Напрасно, братец. Ты непременно должен побывать там.
Они стояли и смотрели друг на друга; один - бледный, как мрамор, черноволосый и одетый в черное, другой - с черной кожей и белыми волосами, словно кусок угля в снегу.
- Кто бы мог подумать, - продолжал Азрарн, - что бессмертие, оказавшись в руках смертных, станет таким скучным? Кажется, мы с тобой развязали войну. Если это так, то мне она совсем не по душе.
Азрарн поднял руку над мелкой речушкой. Что-то вылетело из нее и ярко вспыхнуло над водой. На поверхности реки возникла картина.
Демоны дружили с людьми лишь до тех пор, пока те развлекали их. В воспоминаниях Азрарна Симму высох, как осенний лист. Ваздру могли не вспоминать ни о чем, они просто ничего не забывали.
В картине на воде Улум увидел мужчину, облаченного в ярко-красную мантию, обшитую по краям золотом. На его груди висел чернипьно-черный скарабей. Его лицо, молодое и красивое, обрамляла черная борода, так же черны были его волосы. Взгляд у него был жестокий и полный презрения. В этих сине-зеленых глазах наравне с ясным рассудком сверкало безумие.
В открывшейся картине он, холодный, как камень, наблюдал за человеком, который, корчась, умирал у его ног. Губы несчастного посерели от яда. Когда он затих, на середину комнаты выволокли еще одного, пронзительно кричавшего: "Пощади меня, о могущественный Зайрек! Я не сделал тебе ничего дурного!" Но мольбы не спасли несчастного.
Ему сунули под нос чашу и заставили сделать большой глоток. Вскоре и этот несчастный умер в судорогах и замер у ног того, кого он называл Зайреком. Этот Зайрек откинулся в кресле, взял чашу с ядом, осушил ее и небрежно выпустил из рук. А потом он глубоко вздохнул, полуприкрыв свои необычные глаза. Яд, столь быстро и страшно убивающий, ничуть не повредил ему. Изображение померкло.