Страница 7 из 31
Так, к 1868 году, то есть спустя десять лет после того, как кронпринц Вильгельм сменил своего брата, прежняя армия Пруссии была преобразована в армию Северогерманского союза, а военное законодательство упомянутого союза было полностью скопировано с прусского. Король Пруссии стал главнокомандующим федеральной армии. Срок обязательной воинской службы был снова установлен, и армия – с добавлением военно-морского флота – снова считалась «военной школой всей страны». Но имелись и существенные различия. Срок службы был установлен в три года с призывным возрастом в 20 полных лет, но призывники тогда служили с запасом четыре года вместо двух, прежде чем попасть в ландвер. На первом году службы в ландвере они могли все еще быть призваны вместе с запасниками. Таким образом, регулярная армия в случае мобилизации состояла, в дополнение к кадровому составу, из семи призывных возрастов, в случае необходимости и из восьми призывных лет. Служба в ландвере сократилась с семи лет до пяти. Контроль со стороны регулярной армии ужесточился настолько, что ландвер по праву мог считаться вторым эшелоном регулярных вооруженных сил. Непосредственный контроль осуществлялся территориальным командованием (армейскими корпусами), на которые была поделена Пруссия и которые затем были увеличены из расчета покрытия всей территории.
Такая организация облегчила расширение прусской военной системы на остающиеся государства Германии. Власти в каждом армейском корпусе были в значительной степени самостоятельны. Они привлекали новобранцев в местном масштабе, обучали собственный ландвер и отвечали за мобилизацию во время войны. Суверенные государства могли таким образом стать новыми армейскими корпусами без ущемления чувства местной гордости. Но расширение прусской военной системы не обходилось без трений, в особенности с такими государствами, как Ганновер и Саксония, сражавшимися в 1866 году на стороне Австрийской империи. Централизацию и однородность необходимо было смягчить. Должности союзного военного министра не существовало, армии государств были связаны с прусским военным министром отдельными военными соглашениями, а Гессен, Саксония, Брауншвейг и Мекленбург сохраняли за собой значительную степень автономии военной администрации. Государства, расположенные южнее Майна, находились в неустойчивом равновесии между Пруссией, Австрией и Францией и заметно отставали. Баден, встревоженный французскими планами в Рейнланде, с большим энтузиазмом встретил инициативы Пруссии, приняв ее систему фактически в целом. Вюртемберг, принимая прусские инструкции и вооружение, сохранил прежнюю военную форму и организационную структуру ландвера, а Бавария, хотя в январе 1868 года и ввела у себя и воинскую повинность, и многие другие особенности прусской административной политики, упрямо цеплялась за свою независимость по вопросам вооружений, военной формы и тактической организации. Но даже без южных государств армия Северогерманского союза весьма впечатляла. В 1870 году ее общая численность, включая резервистов, оценивалась в 15 324 офицера и 714 950 солдат, кроме того, ландвер предоставил еще 6510 офицеров и 201 640 солдат. Когда подошло время проверки, Роон выставил 1 183 389 солдат и офицеров, 983 064 из которых были от Северогерманского союза, – неслыханная сила, как с грустью отметил один французский историк, начиная с легендарных армий Ксеркса (численность которых греческими историками сильно преувеличивалась. – Ред.).
Численность войск и их боеспособность не всегда синонимы. Развертывание сил и снабжение таких масс связаны с огромными проблемами. Как говорится, меч иногда бывает тяжеловат, чтобы ловко владеть им. Наполеон вторгся в Россию с армией численностью чуть больше половины от упомянутой выше, и вскоре выяснилось, что управлялся он с ней с великим трудом, тогда как в 1797 году и позже, в 1814 году, он сумел малочисленными силами разъединять и побеждать значительно превосходящих противников (в 1814 году недолго – дело закончилось взятием Парижа русскими и их союзниками). Именно этот аргумент успокаивал французов, следивших за ходом реформ Роона за Рейном[10]. Однако он не учитывал достижений в науке и промышленности, работавших на войну.
Было бы неверно прийти к заключению, что прусская армия в целом в совершенстве владела всеми новыми методами ведения войны. И в организации железнодорожных перевозок, и в мобилизации резервистов, и в обучении было допущено множество ошибок – не только в 1864 и 1866 годах, но и в 1870 году. Но и противник Пруссии допускал еще более серьезные ошибки. Пруссаки, по крайней мере, изучили свои ошибки и сделали из них соответствующие выводы, пересмотрев подготовку и организацию войск. Они поступили так не потому, что прусские генералы были умнее или работоспособнее, чем у противника, а потому, что пруссаки завели у себя в Генеральном штабе структуру, занимавшуюся как раз этими вопросами: подбор исследований по ведению войны, анализ прошлого, понимание будущего и непрерывное обеспечение командующих необходимыми сведениями и проведение консультаций.
В других армиях Генеральные штабы представляли собой всего лишь сборище адъютантов командующего. Большего и не требовалось в периоды, когда численность войск редко достигала шестизначных чисел и фронт сражений был соответственно ограничен. Но рассредоточение армий на марше, ставшее возможным благодаря железной дороге и телеграфу, а также рассредоточение в ходе сражения, ставшее возможным благодаря современному огнестрельному оружию, повышало требования к нижестоящим командирам и создавало технические проблемы поставок и связи, решение которых оказывалось под силу лишь хорошо подготовленным специалистам в данной области. Командующим высоких рангов требовались не просто адъютанты, а профессионалы-консультанты, способные предложить нужное решение проблем, связанных с техническими трудностями связи и войскового подвоза.
Однако оперативный простор в значительной степени ограничивал прямое управление. Штаб армии мог располагаться в нескольких днях марша от своих передовых частей, командующему оставалось уповать лишь на то, насколько верно будут подчиненные ему командиры следовать ранее данным им инструкциям, то есть даже в его отсутствие они должны были реагировать на нештатные ситуации именно так, как требовал этого он. Трудно было ожидать подобной слаженности от командующих корпусами и армиями, не прошедших соответствующей подготовки, и тех, кто нередко по званию был старше начальника Генштаба, да и был настроен к нему не всегда дружелюбно. Но офицеров-штабистов можно было соответствующим образом подготовить, и хотя офицеры-штабисты подчинялись командующему, это было подчинение по форме и оттачивалось самим начальником штаба. Таким образом, прусский Генштаб действовал подобно нервной системе, приводящей в движение неповоротливое тело армии, обеспечивая ему необходимую гибкость, позволявшую войскам действовать наиболее эффективно. Ту самую гибкость, которой были лишены французы, кое-как стянутые в одно место и не имевшие возможности рассредоточиться в нужный момент, когда численность сил перестает быть фактором успеха, а превращается в свою противоположность.
То, что прусский Генеральный штаб оказался способен выполнить эти функции, объясняется прежде всего формой, которую придал этой структуре Гельмут фон Мольтке, с момента своего назначения на должность начальника Генштаба в 1857 году сделавший упор на обучении. Его заслуга состояла не в инновациях, а в личном контроле за подбором офицеров и их подготовкой. Сыграли роль и незаурядные качества самого Мольтке. Действительно, склонность Мольтке к самоанализу, широта его кругозора и даже его внешность ассоциировались скорее с миром искусства, чем с полями сражений, и свидетельствовали о присущем этому человеку гибком уме. Преданность и уважение его подчиненных объяснялись прежде всего характером отношений, больше напоминавших учителя и ученика, чем вышестоящего к нижестоящему. По характеру Мольтке был либеральным гуманистом, но строгая самодисциплина превратила его в добросовестного, даже педантичного специалиста, и Генеральный штаб он сформировал по своему собственному подобию. Он набирал сотрудников из числа самых незаурядных своих учеников, ежегодно заканчивавших военную академию. Из приблизительно 40 человек, отобранных его советниками из 120 ежегодных выпускников, фон Мольтке отбирал лишь 12 человек, но лучших из лучших. Однако и им предстояло выдержать испытательный срок, работая под постоянным личным контролем Мольтке и сопровождать его в штабных выездах, которым он всегда отводил центральную роль в обучении. Если тот или иной кандидат стопроцентно не удовлетворял Мольтке, он направлялся в войска. Офицеры-штабисты в любом случае должны были какое-то время до обучения в военной академии прослужить в действующих войсках – именно это и обеспечивало постоянную связь штаба и войск, распространяло идеи и подходы фон Мольтке в вооруженных силах. Таким образом, к 1870 году армия была в основном сформирована согласно его концепции. Многие командующие бригадами и дивизиями обучались у него, и ядром каждого корпуса и каждой армии становился проницательный и лишенный авантюризма начальник штаба соединения, отдававший продуманные распоряжения, сформулированные в предельно простой форме. Этот начальник штаба перебрасывал силы до самого последнего момента компактно, не рассредоточивая их, и постоянно обращал внимание на необходимость взаимовыручки.
10
Сам Мольтке признавал: «Весьма крупные скопления войск – головная боль. Сосредоточенные в одном месте многочисленные силы труднее снабдить провиантом, почти невозможно расквартировать…» (Verordnungen ftir die hoheren Truppenftihrer vom 24 juni 1869’ in Tak-tisch-strategische Aufsatze 173.) – Aem.