Страница 6 из 7
В этом вопросе было что-то зловещее, что-то такое, чего Сантьяго, сам не ожидая того, испугался. Но не желая показать и тени смущения, он сел и произнес, стараясь при этом выказать как можно большее равнодушие.
– Сделайте милость! Не зря же я ехал в эти места. Прогулка будет вдвойне приятнее, если предполагает общение с опытным человеком, много узнавшем о жизни и смерти (сказав это, он улыбнулся). Кстати, мне некуда торопиться, и, более того, я готов заплатить за интересный рассказ. Надеюсь, вас это предложение не оскорбило?
– Ну, что вы, – заволновался старик, – деньги лишними никогда не бывают. Вы же не думаете, что деньги старику не нужны? Вот постареете, сами узнаете. Если доживете, конечно, – эту последнюю фразу старик сказал намеренно тихо, так, чтобы Сантьяго ее не расслышал.
– Хорошо! – старик опять закряхтел. – Слушайте! Но только не перебивайте, а то я стал слишком забывчив, могу и не вспомнить всего. Итак: когда-то, меня, как и вас, звали Сантьяго.
– Что значит когда-то?
– Я же просил не перебивайте меня! – завопил старик умоляющим голосом. Сантьяго кивнул головой в знак согласия, и тот продолжал.
3
– Как я сказал, когда-то меня звали Сантьяго. Я был пастухом, был молод и, как мне казалось, абсолютно свободен. Овцы давали мне все необходимое для поддержания жизни. И, по правде сказать, мне так мало всего было нужно: самая простая одежда, крыша над головой, кусок хлеба и хорошая книга. Это было время длительных переходов с места на место и покоя души. Не погрешу против истины, если скажу, что это было самое лучшее время из всей моей прожитой жизни.
– Так прожил я несколько лет, пока однажды в тихом и ничем не примечательном месте не встретил человека, назвавшегося Мелхиседеком. Он рассказал мне о том, что каждый человек должен соответствовать тому, к чему его определила судьба. О том, что я способен на большее. О том, что все люди, пока они еще молоды, знают свою судьбу, но затем, среди суеты и обыденности, они совершенно забывают об этом. Он открыл мне великую истину, утверждавшую, что независимо от того, кем ты являешься и что делаешь в жизни, когда ты по настоящему чего-то захочешь, то непременно достигнешь желаемого, ибо такое желание зародилось в душе у Вселенной.
Он был хитер и умен, поэтому, видимо, и явился в тот самый момент, когда мной одолевали сомненья. Он убедил меня в том, чтобы я продал овец и отправился путешествовать. Отправился осуществить то, к чему призывала судьба: на поиски нового счастья, на поиск сокровищ, которые помогли бы осуществлению моих тайных желаний, помогли бы мне начать новую, полную радости и беззаботности жизнь.
Так я и сделал! Я продал овец и отправился в Африку, к пирамидам. Ибо все говорило о том, что именно там я найду то, что мне было обещано.
Пока старик говорил, Сантьяго понял, что тот изрядно волнуется. Нетрудно было заметить, что воспоминания о прошлом причиняют изрядную боль этому исстрадавшемуся, измученному человеку. Проговорив последнюю фразу, старик замолчал, опустил взгляд и некоторое время думал о чем-то. Но затем, после глубокого вздоха, снова продолжил.
– Нет смысла подробно рассказывать о том, что со мной приключилось, о том, что я изведал и испытал. Скажу лишь о главном: там, в пустыне, я встретил Алхимика, – того, кому открыты тайны вселенной и дан ключ к познанию истины. И, как мне казалось, он был именно тем, кто бы смог указать для меня истинный путь, не только к сокровищам, но и к познанию тайн мироздания. Он научил меня читать знаки судьбы! И я понял тогда, что мой путь, это не просто движение к цели, к сокровищам и процветанию. Я понял, что уже само пребывание на Пути есть сокровище и полнота. Он научил меня слушаться сердца и рассказал об Изумрудной Скрижали, начертанной на Душе Мира. О скрижали, которая является посланием к нам, т.е. к тем, кто ищет себя на пути.
Он научил меня чтению этой скрижали. Под его руководством я узнал извечную тайну о том, что наш мир – это всего лишь видимая часть бога, что алхимия, которой я у него обучался, способна переводить духовное совершенство в материю (в золото).
Так я стал совершенно другим. Я думал, что слился с природой и окунулся в Душу Мира так глубоко, что уже перестал быть простым человеком. Я думал, что так мне открылась любовь! Я думал, что так же как он, стал алхимиком!
В итоге мое путешествие закончилось сказкой, в самом прямом понимании этого слова. Я вернулся домой, и мне было указано место, где были зарыты сокровища. Затем я женился на Фатиме, девушке, которую полюбил, пребывая в оазисе. Я увез Фатиму (нужно сказать, это мне дорого стоило, в смысле денег, конечно)…, но разве деньги имеют значение, когда ты находишься во власти у страсти?
Итак, я увез Фатиму, и мы поселились вот в этом селении, которое в те времена было местом цветущим и радостным.
Мы построили дом, и я занялся тем, что умел: купил отару овец и снова стал пастухом. Однако после нескольких месяцев, проведенных с отарой, моя любящая супруга впала в уныние и стала жаловаться на то, что ей скучно одной (она часто оставалась в то время одна). Фатима неустанно твердила, что при нашем богатстве пастушеское занятие мне не к лицу, что люди смеются над нами, и еще много чего она наговорила тогда, всего я уже и не помню.
Ну, а я…? Что мог сделать я, будучи молодым и ослепленным любовью? Я так любил Фатиму, что не стал ей перечить. Я продал отару, но при этом твердо решил, что не буду жить в праздности и обязательно найду себе достойное дело. Так я занялся заготовкой и скупкой руна (овечьей шерсти). Кроме этого, я начал лечить всех, кто ко мне обращался. Приобретенные в далеком Египте тайные знания мне помогали, в силу чего многие из тех, кто приходил и обращался за помощью, вновь обретали здоровье, избавлялись от тяжких страданий или получали заметное облегчение во время недуга. Не удивительно, что с каждым днем, все больше и больше, росла моя слава целителя и чудотворца, а также рос капитал.
Казалось, все складывалось лучше чем мы того ожидали: у нас с Фатимою выросли дети, я был на вершине блаженства, дом и слава моя умножались с невиданной легкостью и быстротой.
В то время я был беспечен и слишком наивен для того, чтобы увидеть призрачность и шаткость своего положения. Так, когда мне говорили о зависти, о том, что люди называют меня колдуном, я только лишь усмехался и всегда прогонял от себя непрошенных сплетников.
Увы, но счастье кончилось слишком внезапно. Настолько внезапно, что буквально лишило меня малейшей возможности хоть как-то суметь подготовиться к обрушившимся, словно лавина, несчастьям.
Началось все с того, что два моих сына, которых я удачно женил, сговорившись, предъявили претензии, что будто бы я недостаточно наградил их богатством. Я же стоял на своем и решительно отказал им в прибавке к наследству. Так зародилась вражда внутри нашей семьи. Как огонь она пожирала нашу былую любовь и привязанность. В результате этой вражды мои сыновья склонили на свою сторону и троих моих дочерей, которые также потребовали от меня более чем заслужили. В итоге, мы с Фатимою остались одни: униженные и оскорбленные, презираемые не только детьми, но и практически всеми, кто нас окружал.
Хуже всего было то, что не к кому было обратиться за помощью или поддержкой. Скажу даже больше; я чувствовал, что меня презирают, чувствовал зависть вокруг, чувствовал, как люди ждали моего разорения и унижения. Казалось, всех радуют наши проблемы. И действительно мне было трудно вести дела одному. Этим не преминули воспользоваться мои компаньоны, стараниями которых, дела мои со стремительной быстротой приходили в упадок, а состояние начало таять как дым.
Развязка этой грустной истории не заставила ждать: все кончилось тем, что в одну из ночей вдруг, неожиданно загорелись склады и хранилища шерсти. Так, в одну ночь, я лишился всего состояния.
Признаюсь, это был удар сокрушающей силы.
Но все же я утешал себя тем, что могу исцелять и что это умение не позволит мне окончательно разориться. И тут, к своему удивлению, я нечаянно обнаружил, что дар, полученный мной от алхимика, совершенно исчез, и люди, которые обращались ко мне в надежде на исцеление, в большинстве своем не получали желаемого. Скажу даже более: некоторые из них умирали загадочной смертью, умирали в страданиях и ужасающих муках. Увы, догадаться нетрудно, что после такого позора мое имя не только в селении, но и во всей близлежащей округе стало звучать как проклятие.