Страница 22 из 23
Рис. 44. Лодевик ван Грутхусе между 1485 и 1492 годами заказал два рисунка, изображающих баталии между птицами и зверями. Сюжет явно вдохновлен баснями Эзопа, рисунки вероятно могли складываться в целую серию. Дом Грутхусе в Брюгге (где тот находился под домашним арестом) был втянут в бунт против влияния Максимилиана во Фландрии. Рисунок Босха изобилует символикой противостояния. Совет птиц возглавляет Грифон – Максимилиан, мы узнаём его по геральдическому двуглавому орлу на опереньи и на штандарте, знаменующем Священную Римскую империю. Он окружён павлинами и совами – бестиарными знаками гордости и зла. Им противостоят звери, среди коих есть и священные единороги, возглавляемые геральдическим знаком Лодевика – львом – символом Бургундии и Фландрии. «Скопление птиц». Kupferstichkabinett, Berlin.
Рис. 45. Второй рисунок демонстрирует кровавою схватку. На чьей же политической стороне Босх? На стороне заказчика или против всех, против войны в целом? «Битва птиц и млекопитающих». Kupferstichkabinett, Berlin.
Герой своего времени
Произведения Босха предполагали зрителя не просто образованного, но и широко эрудированного. Иеронимовы триптихи – это своего рода ребусы, многомерные загадки, взывающие к истолкованию, к развёрнутой экзегезе. Европейская цивилизация, ещё не ведавшая электричества, развлечениями пресыщена отнюдь не была. Однако и светская, и народная культура вне всяких сомнений знавали различные увеселения как низкого, так и высокого толка. Созерцание же изображений религиозных образов и священных сюжетов предполагало духовную и интеллектуальную работу, однако произведения Босха, помимо философского высказывания и моралите, содержат в себе элемент затейливой причуды, каприза, необыкновенных образов и сюжетов. Визуальные ребусы Босха взывали к прочтению и дешифровке с непременной апелляцией к тезаурусу, к бэкграунду зрителя. И чем шире эрудиция зрителя, тем затейливее становилась история, рассказанная Босхом.
Произведения Иеронима существовали в определённой визуальной, иконографической и текстуальной среде. В некоторых своих работах Босх отсылает к конкретным произведениям или даже цитирует их, к примеру, в одной из сцен ада из «Воза сна» изображён рыцарь, сидящий на быке. В руке он держит золотую чашу – потир (глава 6, рис. 55). Этот фрагмент в точности воспроизводит образ, описанный в «Видении Тунгдала» – средневековом визионерском путешествии по аду, раю и чистилищу (к этому тексту мы будем обращаться ещё ни раз). Другой пример заимствований Босхом – на закрытых створках «Сада земных наслаждений» изображён Бог, иконографически восходящий к работе Хартмана Шеделя, а на открытой панели, представляющей рай, – жираф, вполне сравнимый с жирафом художника-путешественника Кириака из Анконы. Таких примеров и аналогий масса. Иконография работ Иеронима Босха в целом ближе к книжной миниатюре и раннепечатной гравюре, чем к живописным, масляным произведениям его современников.
Рис 46. Шедель Хартман, «Нюрнбергская хроника», 1493 г. «Хроника», вероятно, является самой сложной печатной книгой, изданной до 1500 г., в ней используются различные графические макеты, объединяющие текст и изображение всевозможными и разнообразными способами. Иллюстрация первой страницы, первая в книге, на которой изображён Бог, восседающий на престоле в процессе творения мира. Текст на знамени гласит: «Он сказал, и сделалось» (Псалтирь 32:9), «Он повелел, и явилось» (Псалтирь 148:5), (Psalm 33: Ipse dixit, et facta sunt: ipse mandāvit, et creāta sunt).
Босх – герой своего времени. Его произведения связаны с различными текстами (визуальными и письменными), они отражают генезис Средневековья, мир накануне новой эпохи. Триптихи художника изобилуют отсылками к культурному контексту Средневековья.
Рис. 47. На закрытых створках «Сада земных наслаждений» Босх изображает Бога в аналогичной иконографической традиции и также даёт цитату отсылку к 33 Псалму.
Рис. 48. Миниатюра изображает любовные утехи в саду. Среди гуляющих дворян видим и актёра, ряженного дураком. Аналогичная композиция встречается у Босха в иконографии блуда из «Семи смертных грехов и Четырёх последних вещей», а тему услад в саду – в знаменитом триптихе. Между работами Босха и этого мастера нидерландского или немецкого происхождения, работавшего в 1470–1505 гг., можно обнаружить ряд параллелей. Meister des Hausbuches. Hausbuch Wolfegg, 24v-25r.
Рис. 49. Сад как пространство игры и флирта, охоты. Характерная сова приманивает жертв. Подобные мотивы обнаруживаются у Босха на триптихе «Воз сена» и «Сад земных наслаждений». Meister E.S., 1420–1468 гг. Großer Liebesgarten mit Schachspielern L. 214. Kupferstichkabinett, Berlin.
Рис. 50. Справа жираф Кириака из Анконы, слева – фрагмент из рая триптиха «Сад земных наслаждений» Иеронима Босха.
Рис. 51. На страницах «Хроники» обнаруживаем «Драконье дерево», пальмы, флору, аналогичную образам из рая «Сада земных наслаждений» Босха.
Скорее всего, многие образы художник интегрировал в свои произведения осознанно, вдохновляясь прочитанными книгами, которыми изобиловала библиотека Братства. Иные же образы, вероятно, воспроизводились Босхом неотрефлексированно, мигрируя в пространство его картин с остальными как имманентный довесок из определённой визуальной традиции, составляющей целостный эстетический корпус, устойчивую иконографическую матрицу. В некотором роде Босх был гениальным скриптором, виртуозно комбинирующим различные тексты культуры (в самом широком смысле) и конструирующим из них свой собственный художественный язык.
Кроме того, в произведениях Иеронима фигурирует множество отсылок к народной (преимущественно низовой) нидерландской культуре: фольклору, пословицам и поговоркам, расхожим фразам и крылатым выражениям. Вкупе с известной и весьма очевидной склонностью к отображению повседневной жизни и праздников горожан и крестьян – у Босха обнаруживается интерес к образам светской культуры: парадам, охоте, придворной куртуазности.
Обилие отсылок прямых и косвенных, продуманных и бессознательных делает декодирование и разгадывание работ Иеронима ещё увлекательней: этот процесс становится занимательной игрой, причудливым приключением, удивительным путешествием по Средневековью и взглядом на своеобразную эпоху через призму босхианской вселенной.
На базе культуры Средневековья Иероним Босх создал свой собственный аллегорический язык, предполагающий бесконечное толкование, продвинуться в котором достаточно далеко мог лишь только небольшой круг его последователей и поклонников. Вместе с тем Босх воспроизводил общие места и расхожие мотивы, очевидно рассчитывая на то, чтобы любой зритель мог адекватно воспринимать, понимать и считывать их, исходя из актуального средневекового контекста. Конечно, многие из таких топосов и нюансов ныне утратили своё значение, – культурный разрыв между нами и временами Босха велик, – поэтому современный зритель нуждается в реконструкции.