Ворон

Эту ночь я сплю почему-то очень крепко, а под утро вижу сон: темная комната, в углу сияющий образ Царицы Небесной, и от него голос: «В эту пятницу пойди в церковь».

Просыпаюсь, на душе радостно, святость. Долго лежу и переживаю увиденное. Потом поднимаюсь и принимаюсь тормошить Надю.

– Послушай, какой я необыкновенный сон видела, проснись, пожалуйста!

Надя трет глаза и ничего не понимает, но мой рассказ быстро приводит ее в себя.

– Какой дивный сон, – восторженно шепчет она, – это Царица Небесная предвещает тебе что-то хорошее. Подожди, а нет ли в эту пятницу праздника?!

Надя хватает единственную книгу, вывезенную из дома, – «Жизнь Пресвятой Богородицы» – и начинает ее читать. Сегодня вторник, значит, в пятницу будет праздник в честь иконы «Нечаянная Радость». Первое мая.

Весь день я хожу окрыленная надеждой, но к вечеру снова приходит тоска. Что такое сон и разве ему нужно верить? Только чтобы не расстраивать Надю, иду в пятницу в нашу посольскую церковь.

Отошла литургия. Где же чудо? Чуда не было.

Иду домой и ничего не вижу от слез, вдруг над ухом голос Коли:

– Мария Николаевна! Я ищу Вас по всему городу. Что за манера такая – не давать никому своего адреса? Я ведь с ног сбился, а сегодня пришел сюда, думаю: вдруг Вы в церкви. Идемте скорее к Н-у, он меня за Вами послал.

– Опять идти к этому толстосуму? Ни за что!

– Но у него произошла какая-то перемена, он сам приходил ко мне и умолял найти Вас.

Наконец я согласилась, хотя прекрасно понимала, что из этого ничего не выйдет.

Н-к встречает нас, как самых дорогих гостей, приглашает в комнату, знакомит с женой, а потом говорит:

– Выслушайте меня, многоуважаемая Мария Николаевна, а затем судите, как хотите. Я Вам отказал в работе потому, что все места официанток у меня были заняты, а другой работы у меня не было. Отказал и успокоился, ведь формально я был прав. Однако настала ночь, и снится мне, что стою я перед образом Царицы Небесной и слышу от нее голос, да такой грозный, что я затрепетал весь: «Ты, слышу, не дал работы пришедшей к тебе женщине, она может погибнуть, и ты будешь виновен».

Проснулся я ни жив ни мертв. Сама Царица Небесная на Вашу защиту встала. Едва утра дождался и скорее к Николаю Петровичу пошел.

– Приведи, – прошу его, – Марию Николаевну, а он отказывается. Не знает, где Вас искать. Уж мы с женой волновались, сказать не могу, но, слава Богу, Вы пришли.

А я уж присмотрел, что столы можно немного потеснить в зале и еще один поставить, а два вынесем на улицу у входа, так что работа Вам найдется, и очень прошу завтра же приступить к ней. Я Вас поставлю старшей официанткой.

Я слушаю и не все понимаю, а в душе растет что-то ликующее, недоступное разуму – Нечаянная Радость.

Рассказ о. Георгия

Чтобы тебе был понятен мой рассказ, я должен сделать небольшое отступление.

Когда-то я был игуменом Мценского монастыря, который находился в Калужской губернии, по монастырским делам мне часто приходилось бывать в Калуге.

В один из таких приездов иду я по улице и вижу: возле дома стоит женщина в небрежно накинутом теплом платке и кого-то поджидает. Увидев меня, быстро подошла и поклонилась. Лицо бледное, и такая скорбь на нем, что я сразу со вниманием воззрел на нее, а она мне говорит:

– Батюшка, муж умирает, отойти от него далеко не могу, а его напутствовать скорее надо. Не откажите, пожалуйста, прошу Вас, зайдите к нам.

На счастье, у меня были с собой Святые Дары.

Ввела она меня в дом, посмотрел я на ее мужа. Совсем плох, недолго протянет, исповедовал его и причастил. Он в полной памяти благодарил меня и со слезами потом сказал: «Горе у меня большое, я ведь купец, но подошло ведь такое дело, что дом пришлось заложить, а выкупить не на что. И его через 2 дня с аукциона продавать будут. Вот теперь умираю, а семья неустроенной остается».

Жаль мне его стало. «Не горюйте, – говорю, – может быть, Господь даст, и вам я как-нибудь помочь сумею».

А сам скорее вышел от купца да на телеграф, и вызвал к себе в гостиницу одного духовного сына, тоже купца.

Тот вечером уже у меня в номере сидел, смекнул, в чем дело, и, когда был аукцион по продаже дома, сумел нагнать на него цену до 25 тысяч. Дом купил город. Из полученных денег 7 тысяч пошло на погашение залога, а 18 тысяч внесли в банк на имя умирающего купца.

Тут уже я с отъездом в монастырь подзадержался и после всех денежных операций пошел к больному рассказывать об удачном окончании дела. Он был еще жив. Благодарил меня, что я спас его семью от бедности, и к вечеру умер. Хоронить его я не остался, а поспешил в обитель и за разными событиями про него и забыл.

Прошло много лет, я был арестован, и пришлось мне сидеть в камере смертников. Почти каждую ночь к нам приходили и забирали на расстрел 5–6 человек, таким путем осталось нас семеро. Как-то ночью подошел ко мне сторож тюремный и шепнул: «Готовьтесь, батюшка, сегодня на всех я получил список, ночью увезут». Я передал своим сокамерникам слова сторожа. Нужно ли говорить, что поднялось в голове каждого из нас. Хотя мы знали, что осуждены на смерть, но она все стояла за порогом, а теперь собралась его переступить. Не имея сил оставаться в камере, я надел епитрахиль и вышел в глухой, без окон, коридор помолиться. Я молился и плакал так, как никогда в жизни, слезы были до того обильны, что насквозь смочили шелковую вышивку на епитрахили. Она полиняла и растекалась разноцветными потоками.

Вдруг я увидел возле себя незнакомого человека, он участливо смотрел на меня, а потом сказал: «Не плачьте, батюшка, вас не расстреляют».

– А кто Вы? – удивился я.

– Вы, батюшка, меня забыли, а у нас здесь добрые дела не забываются, – ответил человек, – я тот самый купец, которого Вы перед смертью в Калуге напутствовали.

И только этот купец скрылся с моих глаз, как вижу, что в каменной стене коридора образовалась брешь, и я через нее увидел опушку леса, а над ней в воздухе свою покойную мать. Она кивнула и сказала:

– Да, Егорушка, вас не расстреляют, а через 10 лет мы с тобой увидимся.

Видение кончилось, и опять я очутился возле глухой стены, но в душе моей была Пасха.

Я поспешил в камеру и сказал:

– Дорогие мои, благодарите Бога, нас не расстреляют, верьте слову священника.

Я понял, что купец и матушка говорили про всех нас.

Великая скорбь нашей камеры сменилась неудержимой радостью. Мне поверили. Кто целовал руки, кто плечи, а кто и сапоги. Мы знали, что будем жить. Прошла ночь, и на рассвете нас перевели в пересыльную тюрьму. Оттуда я попал в Б-и, а вскоре по амнистии был освобожден и жил последние годы при Даниловском монастыре. Шестеро моих сокамерников стали моими духовными детьми. Через несколько лет меня опять арестовали и выслали в Каратюбу, где мы сейчас сидим с тобой и беседуем.

(Запись сделана духовным сыном Оптинского старца архимандрита Георгия, посетившим его в Каратюбской ссылке)

Книга

У меня есть жизнеописание прп. Серафима Саровского. Книга эта мной очень любима. Но до того истрепана, что я решила никому больше не давать ее для чтения.

Но пришел мой духовный знакомый, увидел на полке книгу и так неотступно принялся просить ее, что я не смогла ему отказать. «Даю с условием, – сказала я, – чтобы никому вы ее больше не давали, видите, какая истрепанная, и от переплета одни кусочки остались». – «Книгу буду читать сам и ни одному человеку ее не покажу», – заверил мой друг, но не сдержал данного слова.

Книгу увидела у него соседка и так просила дать прочитать о любимом святом, что он дал ей, свято наказав: «Ни одному человеку не давайте, а то, если книга пропадет, что я скажу своей знакомой».

Соседка и ее дочь с великой радостью ее читали и не спешили с ней расстаться. За дочкой соседки ухаживал молодой офицер и наконец сделал ей предложение. Девушке, видимо, он очень нравился, но она отказала. «Я верующая, а ты даже некрещеный: и венчаться со мной не пойдешь, и в церковь пускать не будешь. А когда родятся дети, ты не позволишь воспитывать так, как воспитывала меня мама. Не пойду за тебя, слишком взгляды у нас разные».