Страница 28 из 31
Свобода, свобода!.. Роздано бедным небогатое имение родителей, разоренное притеснениями московского боярина, хозяйничавшего в Ростове от имени московского великого князя, и началась новая жизнь, взлелеянная давними мечтами.
…Заходящее солнце весны бросает мягкий отсвет. На маленькой полянке на холме лежат рядами свежие сильные сосны и ели. Двое молодых людей, из которых один совсем еще юный, в монашеских одеждах, работают топорами. То Варфоломей и брат его Стефан строят первую келью.
Благословен этот холм, которому суждено стать одним из величайших святилищ Русской земли. Тут будут черпать силу, бодрость и веру русские люди для совершения жизненного подвига своего.
Здесь Димитрий Донской получит решимость и крепость для борьбы с лютым Мамаем и предсказание победы; здесь в дни великой русской смуты воздвигнется несокрушимый оплот; когда все поколеблется в России, не поколеблется один монастырь, созданный преподобным Сергием, во имя Троицы Живоначальной.
Великолепными каменными стенами оденутся окраины холма, встанут башни с бойницами, и серебро зазвучит торжественным гулом в тяжелых колоколах. Сладкогласое пение, почти не переставая, будет раздаваться под соборными сводами, бесчисленные огни засияют у той раки, в которую ляжет на деятельный отдых начинающий тут свое деяние юный Варфоломей, и к этому месту на поклон всероссийскому игумену Сергию вышлет ходоков своих всякий русский город, всякое село, всякое жилое место.
Трудовой день кончился. Затихли птицы, спев Богу вечернюю хвалу свою. На потемневшем своде давно горят, заботливо всматриваясь в землю и в трепете лучей своих стремясь передать земле что-то неисповедимое, ясные, тихие звезды.
Юноша один под этим небом и под Божиим покровом, раскинутым над всем миром и особенно ясно чувствуемым верующей душой в эти часы ночного затишья. Серебристые лучи луны озаряют юное лицо с чистыми очами, не узревшими в мире ни одной скверны, поднятыми в восторге туда, к чаемому Божию Престолу.
Торжественна и задумчива эта ночь с миганием звезд и с серебристо-синим сиянием луны, и во всем мире, кажется, только и есть среди этой ночи юный отшельник и внимающий ему Бог.
«С детских дней Тебя чуял, Тебя желал, к Тебе стремился. Желал пройти через жизнь, не познав жизни, сидеть у Твоих ног, как евангельская Мария, впитывать в душу струю Твоих благодатных глаголов, служить Тебе, Младенцу Вифлеема, Глашатаю Нагорной проповеди, Возродителю душ, Исцелителю слепых и расслабленных, Воскресителю Лазаря, Молитвеннику сада Гефсиманского, Страдальцу Голгофы, трехдневно воскресшему, на Небеса вознесшемуся, одесную Отца сидящему и паки в мире грядущему, ради Тебя прожить на земле, как странник в непрестанных трудах, ходить во вретище, лишать себя воды и хлеба, стоять пред Тобою на несменяемой молитве, как стоят пред Тобою кадящие Тебе своим благоуханием цветы и славящие Тебя солнце, луна и звезды, проповедовать людям Твое величие, не таить Твоих благодеяний, возглашать Твое милосердие, указывать на близость Твою и увлекать к творению воли Твоей, во плоти быть как бесплотным, покорно служить, с вожделением ждать соединения с Тобой… Благослови мое жительство здесь, и пусть будет оно первой и последней ступенью в лестнице к светлому Царству Твоему!»
И еще до того как лик этого пустынника будет нарисован на иконе с обводящим его главу сиянием, луна в эту тихую ночь плетет ему венец из своих лучей. И стало бы понятно, что такое святость, для того, кто мог бы взглянуть теперь на этого человека, с лица которого стерто все земное и выражено все небесное. Он выше ангелов, раб и друг Христов, начинающий свой подвиг чудотворец и Боговидец.
Слава же, слава тебе, с детских лет услышавшему зов Божий и пришедшему к Нему своими детскими стопами. Слава дням благословенного детства и светлой юности, и годам зрелости и честной старости твоей. Слава рождению и отшествию твоему, слава земным дням и небесному ликованию. Слава тебе, Богом избранный, благодатью осеянный, с небес на землю светящий Сергий великий!..
. . . . . . . . . .
Перенесемся во время, много к нам ближайшее, вспомним о другой молодой душе, на которую Господь рано наложил печать Свою.
Чудны Божии дела. Как в мироздании Своем Господь воздвиг недоступные для людей высокие горы, и они, сверкающие белизной своей, проповедуют неизъяснимое величие Творца, устремляют мысли человека в высоту, дают ему трепетное сознание безграничного величия Божиего творчества и промыслительства, так бывает и с величайшими святыми.
Словно создавая в них Себе источник радости, Господь с детства образует их по своему подобию, влагает в них святую ревность имени Своего, распаляет их жаждой по Себе, раздувает в них такое пламя огня Божественного, что они светят перед Ним не робко зажженными светильниками, а пылают заревом, как великие костры, зажженные на холмах в ночном просторе степей.
И горят они в дни земной жизни своей, и всякий проходящий к ним ясно чувствует: здесь небо действует, небо сияет, небо говорит. И когда потухнут на земле, оставляют по себе чудный негаснущий свет, и всякий приходящий к месту их подвигов, склоняющийся к их ракам, опять ощущает: тут небо шлет живую весть о себе, здесь врата вечности раскрылись.
Так взглянуло око Господне на мальчика Прохора из семьи Мошниных, живущих в Курске, и избрало его, излив на него струи благодати.
Странное, необычайное детство!
За матерью, ведшей подрядные работы по постройке церквей, взбирается он на верхний ярус колокольни без перил, падает на землю. Мать в ужасе сбегает вниз, чтобы прижаться к теплому трупу, а ребенок невредим. Воочию изобразились слова псалма: «Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих, на руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою».
Он заболел. Богоматерь является ему в видении, обещая скорое посещение Свое… Действительно, проносят через их усадьбу чудотворную «Коренную» икону Богоматери. Больного мальчика прикладывают к иконе, и он выздоравливает.
Не разгадать Божественной тайны: Господь ли первый привлекает к Себе души таких величайших из великих, избранных от избранных, которые отдаются Ему от детских лет, пламенея такой любовью к Богу, что не платят миру ни малейшей дани. Или их сердце с младенческих лет стремится с такой любовью к Богу, что Господь призирает на них и Сам берет их за руки и ведет.
И вот благословенные дни, месяцы, благословенные годы и благословенные десятилетия Серафимова подвига.
…Чаша глубокого, далеко раскинувшегося Саровского дремучего бора. Задумчивая тишина, разве сухой валежник затрещит под тяжелой стопой медведя, доверчиво идущего к отшельнику за хлебом.
Мысли его не здесь. Могучим усилием воображения он тут, в этом скверном лесу, создал себе Палестину и следует в этих местах по стопам Христовым. Речка Саровка у него Иордан; у него есть тут и Вифлеем, Иерусалим, и Голгофа; и он ходит по этим местам за Христом, как ходили за Ним в те дни ученики по каменистым дорогам и тропам Палестины. И быть может, выше апостолов этот отшельник, ибо те видели и не всегда верили, а он начал верить с такой исключительной полнотой и с такой осязательностью, не видев. И не помнит он того часа в своей жизни, когда бы он не стоял при своем Христе…
В конце его земного века приехавший навестить его племянник спрашивал его, передать ли его поклоны родным в Курске, а он подвел племянника к иконам и, указывая на них рукой, промолвил:
– Вот мои родные.
В этом человеке, который видел Господа Иисуса во славе, окруженного сонмом ангелов, вступающего во время литургии в алтарь храма, к которому сходила из горних обителей Царица Небес и подолгу говорила с ним, как с близким человеком, над которым пречистые Ее уста изрекли еще во время молодости его таинственные слова: «Сей нашего рода», – для него еще в дни его земной жизни было восстановлено то непосредственное общение с Богом, которым почтен первый человек до его грехопадения.