Страница 19 из 31
Казалось, дело истинной веры погибало. Высшее духовенство, влиятельные круги общества, монастыри, императоры – все было на стороне ариан. И гонимое православие покоилось на одном Афанасии.
Никакие натиски его не сокрушили. Он сохранил и передал грядущим векам учение веры в ненарушенной чистоте. И в соответствии с именем его («Афанасий» значит «бессмертный»), память его и слава в Церкви не погаснут, пока стоит православие…
После этого столпа истины, выступившего впервые на Первом Вселенском Соборе и утвердившего догмат о равночестности Бога Отца и Бога Сына, вспомним деятелей последнего из Соборов – Седьмого, тоже Никейского, борцов за иконопочитание.
Нельзя без волнения следить за несокрушимой твердостью той немногочисленной горстки людей, которые – как некогда Афанасий сильным своими связями арианам – теперь противостали официальной и могущественной ереси иконоборцев, считавших в числе фанатических приверженцев своих греческих императоров. Не изменив чистоте веры среди самых беспощадных гонений и самых отчаянных обстоятельств, она бодро стояла, в надежде на лучшие времена, бесстрашно умирала за свое правое дело, наконец добилась своего и восстановила иконопочитание.
Не против икон и мощей только, но и против иночества, против церковных установлений и всего, что налагает узду на страсти, против всей строгой церковности были направлены громы иконоборчества. Сама Церковь с ее вечными истинами, с неизменяемым сокровищем ее учения – вот что ненавистно было иконоборцам.
Но мощно выступили на защиту православия святой Феодор Студит и другие. Напрасны были гонения и мучения.
Когда церковная смута достигла своего апогея, на защиту правой веры поднялся человек великих дарований и великого вдохновения, Иоанн Дамаскин, первый министр калифа дамасского. Личность эта, воспетая нашим поэтом графом А. К. Толстым, достаточно известна. В Константинополе между верными ходили по рукам и жадно читались послания Дамаскина, в которых он проникновенно, художественно излагал взгляд Церкви на иконопочитание и выяснял ложь иконоборчества. Император Лев III не мог достать и мучить его, как другие императоры мучили единомышленников Иоанна. Иоанн не был греческим подданным. Оставалось прибегнуть к испытанному средству – клевете. Лев III велел изучить почерк Иоанна Дамаскина, было подделано письмо, как будто писанное первым дамасским министром императору, с предложением изменнически сдать ему Дамаск, и это письмо отправлено калифу. Возмущенный калиф отсек Иоанну руку. Церковное предание говорит, что, по молитве Иоанна перед иконой Богоматери, отрубленная часть руки чудесно приросла к своему месту.
Каким мощным духом, какой драгоценной силой убеждения проникнуты эти святые жизни «огненоносных столпов православия»!
Да, это были люди! И каким укором веет от этих цельных, светлых образов в наше время, на нас, в нынешней великой смуте, также восстающей на Церковь, на церковные установления, на Самого Христа.
Таким же непоколебимым столпом православия явился и блаженный Марко Ефесский. Он был представителем Антиохийского патриарха на Флорентийском Соборе 1439 года, где изменник православию, Московский митрополит Исидор, признал главенство над Русской Церковью Римского папы.
Марко, епископ Ефесский, не подписал акта соединения Церквей, который подписали другие, увлекаемые подкупом или боязнью… От Марко же подписи и не ждали: так были уверены в непоколебимой крепости его и приверженности к православной вере. Когда соборное определение было поднесено для подписания папе и на вопрос папы, подписался ли Ефесский, отвечали, что нет, папа воскликнул: «Так мы ничего не сделали!»
Вот что значит стойкость одного твердого человека, которого уважают и враги его…
Трогательное предание соединяет в одно разъединенных по жизни пространством полувека и столь географически далеких друг от друга Марка Ефесского и русского поборника православия преподобного Сергия Радонежского. Это предание говорит также о чудном единении живых и в небе торжествующих праведников, о том, как пристально следят небожители за подвигами духовно им сродных земных людей.
Суздальский священник Симеон, бывший с Исидором на Соборе, не хотел покориться латинству, много пострадал за это и вместе с тверским послом Фомой решился бежать в отечество. Не имея ни средств, ни защиты, ни знания путей, они пристали было к путешествующим купцам; но приближаясь к одному грозно укрепленному городу, купцы отогнали их от себя, опасаясь потерпеть за них как за людей неизвестных и сомнительных. На одной горе, утомись и недоумевая о пути, Симеон и Фома легли и задремали. Вдруг видит пресвитер старца, который, взяв его за правую руку, сказал: «Благословился ли ты от последовавшего стопами апостольскими Марка, епископа Ефесского?» Он отвечал: «Да! Я видел сего чудного и крепкого мужа и благословился от него». Тогда явившийся говорил далее: «Благословен от Бога человек сей, потому что никто из суетного Латинского Собора не приклонил его ни имением, ни ласкательством, ни угрозами мук. Ты сие видел, не склонился на прелесть и за то пострадал. Проповедуй же заповеданное тебе от святого Марка учение, куда ни придешь, всем православным, которые содержат предание святых апостолов и святых отцов семи Соборов, и имеющий истинный разум да не уклоняется от сего. О путешествии же вашем не скорбите: я буду неотступно с вами и через сей непроходимый город проведу вас безопасно. Теперь, востав, идите; прошед немного, увидите место, где две палаты, и подле них жену, именем Евгению, которая примет вас в дом свой и успокоит; а потом вскоре и через город пройдете без задержания». Пресвитер спросил старца, кто он, и явившийся отвечал: «Я Сергий Маковский (Радонежский), которого ты некогда призывал в молитве. Ты обещался идти в обитель мою, но не пришел; и теперь обещания не исполнишь, но поневоле там будешь».
Пробудясь, пресвитер рассказал видение своему спутнику, и они пошли с радостью. Все случилось по предсказанию: Евгения пригласила их для успокоения; потом прошли они через город среди множества вооруженных людей, не быв никем задержаны. Так Симеон возвратился в отечество, где сбылось над ним предсказание великого чудотворца.
Симеон почему-то замедлил и не поспешил в обитель Сергиеву. Между тем возвратился Исидор и заключил его в оковы как непокорного. По изгнании Исидора Симеон освобожден из оков и отдан игумену Троицкой лавры Зиновию. Таким образом, по предсказанию преподобного Сергия, он поневоле привезен в обитель его, где со слезами рассказывал братии свои приключения.
В наше время исповедничество не ведет к пыткам внешним, к изгнанию, заточению и казни. Но и в наше время исповедничество едва ли безболезненно для людей, всей деятельностью своею славящих Христа.
К христианским идеям таких громадных, исключительно известных писателей, как Достоевский, относятся с нескрываемым невниманием. И если критика не замолчала его, то только вследствие слишком всем видимой его яркости.
Если не замалчивалась проповедь Толстого, а раздувалась, то главным образом потому, что он был христоборцем и говорил от себя, а не от имени Христа распятого. Если б он исповедовал Христа Богом, пришедшим во плоти, то, конечно, были бы приняты все меры к тому, чтобы он был меньше услышан.
В конце прошлого века писал в Москве выдающийся, глубокий, чуткий литературный критик Ю. Н. Говоруха – Отрок, избравший себе псевдоним «Ю. Николаев». Он был христианин и смотрел на литературу и искусство с точки зрения христианства. Его усердно замалчивали.
Он издал блестящую работу, критический этюд о Короленко, где отмечает стремление автора подметить во всяком человеке Божию искру, понять и оправдать падших… Книгу замалчивали… Как-то он встретился в ресторане с руководителем одного ежемесячного толстого журнала противоположного направления.
– Хороша ваша книга о Короленко, – сказал ему тот. – Читал ее с наслаждением. Прекрасная книга.
– Так что же вы о ней ничего не пишете? Ведь книга говорит о писателе, который пользуется у вас величайшим сочувствием.